- О, какие ровэллы, - сказал, проходя мимо Вакула. - Давно я не видел такой красоты. Сижу у себя в лавке, а жизнь проходит мимо.

- Это не ровэллы, дядя Вакул. Это велеи. Богатые люди, кто не имеет от рождения знатного рода могут только мечтать о ровэлле. Для них это запретный плод, который нельзя купить ни за какие деньги. А чтобы тешить их самолюбие, специально придумали велеи.

- Какие же тогда ровэллы? – спросил с интересом старик.

- Такие же восьмиколесные и двухповозочные, но больше размером. Они просторнее и удобнее чем велеи. Долгие переезды в них проходят почти незаметно для своих обладателей в любое время года. Их делают из самых дорогих и редких пород деревьев. Отделывают лучшей кожей из далеких земель. Ровэллы украшают позолотой и драгоценными камнями. Каждая из них собирается лучшими мастерами с Барских земель, и другой такой нет нигде в Аскериане.

- Я и не догадывался, что ты так много знаешь. Но откуда, позволь поинтересоваться? - удивленный Вакул воззрился на худющего пятнадцатилетнего парня в старой поношенной одежде.

- По вечерам, когда я был маленьким и у мамы было свободное время, она рассказывала мне о другой жизни. Не жизни прислуги, а жизни высокопоставленных людей. Ее рассказы всегда были похожи на сказки. Я всегда слушал их с большим интересом, представляя себя господином. Из них я узнал, как выбирают цвета, материалы, как продумывают убранства ровэлл, велей, замков.

- Веронд, мальчик мой, ты меня сейчас вновь удивил! Я даже не догадывался, что ты так много знаешь интересного!

- Нет. Это все мама. - Вакул увидел резко погрустневшее лицо парня. - Она хорошо разбиралась в этом. А я никчемный. Я ничего не могу. Меня выгнали из кузницы, из пекарни. А вчера вечером, я случайно услышал, что с кухни меня тоже хотят выгнать.

- Но почему, ты же хороший парень, не лентяй какой-нибудь? – лицо старика выразило негодование.

- В кузне я никак не мог совладать с молотом, в пекарне не мог таскать тяжелые мешки с мукой. А на кухне старшая кухарка все время просит распорядителя Фета взять на мое место своего племянника. Поэтому меня в замке и зовут все Никчемуш.

- Никогда не отчаивайся, Веронд. Сверху виднее, кому какой путь уготовлен. У каждого есть свое место в жизни, не слушай злые языки, – так за разговором они прошли площадь и направились в сторону кухни, где носились толпы поваров и помощников.

Проходя мимо открытых настежь дверей дворца, им были видны стены и столы, празднично украшенные цветами, свезенными со всего Сабурца, аромат которых сладко дурманил и опьянял. Внутри сияли начищенные до блеска полы из станмарского камня. Стекла больших и светлых окон, украшенные мозаикой и витражами, играли разноцветными переливами на огромном банкетном столе, наполняющегося вкуснейшими блюдами.

Они подошли к задней двери кухни и передали яйца помощникам главного повара. Молодые ребята почти мгновенно переложили их в огромные кастрюли, вернув обратно корзину хозяину.

Старик, забрав ее из рук поваренка и проходя мимо опечаленного Веронда, крепко обнял парня, и потрепав по голове, сказал на прощание.

- Береги себя, Веронд. Помни, сверху виднее. Никогда не опускай руки и пообещай старику, что когда-нибудь, обязательно еще споешь свои песни. Признаться, честно, мне очень нравится, как ты поешь, на душе сразу становится легче!

- Обещаю, дядя Вакул! Спасибо большое за все. Хорошо вам отпраздновать! – сказал Веронд, смотря погрустневшим взглядом на собирающегося уходить старика.

- И тебе, Веронд. Храни тебя Великий Шестилик! – он развернулся и медленно пошел домой, с интересом осматривая дворцовую площадь, заполненную людьми, которые возвращались по своим домам, после проведенной службы в храме Шестилика. Велей уже тоже не осталось, все разъехались готовиться к приближающемуся веселью.

В это время юношу снова позвали на кухню и в очередной за утро раз дали поручение. Как всегда, «срочнейшее», за невыполнение которого, можно «запросто» лишиться своего места. Опять нужно срочно бежать сквозь толпы на рынок, да еще в самый дальний угол. Внутреннее чутье подсказывало Веронду, что это все не спроста. Все поручения такие, чтобы при всем желании, осуществить их не было возможности. Если бы не дядя Вакул, то с покупкой яиц он уже не управился бы в срок.

Суета в замке с каждой минутой становилась сильнее. Распорядители праздника в белых ливреях негромко прикрикивали на суетливо порхающих слуг, делающих последние приготовления. На кухне в очередной раз послышались гневные ноты:

- Где этот проклятый мальчишка? Сколько можно ждать зелень и приправы?

- Я уже здесь господин, - быстро заверещал вбежавший с улицы на кухню Веронд. – На базаре не протолкнуться. Огромные очереди, все готовятся к празднику, - начал оправдываться он.

- Вечно у тебя все не так! – Фет уставился грозным взглядом на запыхавшегося парня. – На кухне ты больше не нужен.

- Я свободен господин? – спросил неуверенным голосом он.

- Да, свободен навсегда от кухни! Я тебя терпел только из-за твоей матери, помилуй ее Шестилик! Ты ни на что не способен. У тебя все валится из рук. Бедная твоя мать, столько сил потратила на такого дурня безрукого! – глаза распорядителя выражали полное презрение.

- Господин, позвольте хотя бы поесть что-нибудь. Я со вчерашнего обеда ничего не ел.

- Пшел вон отсюда! Постыдился бы попрошайничать в такой день! Скоро на площади все столы будут ломиться, там и поешь! Ты что-то не понял? – Фет вопросительно посмотрел на все еще стоящего перед ним парня.

- Господин, можно взять хотя бы корки, вы все равно их выбросите? – он умоляюще смотрел на распорядителя, а желудок сводило от ароматов, витающих вокруг.

- Каков наглец! Вы только посмотрите на него! Ладно, возьми несколько обрезков с того стола, - рука указала в сторону отходов, собирающихся для свиней. - В честь праздника, так уж быть. Ступай на конюшню, скажешь старшему конюху я прислал тебя для работ. Не справишься и там, после праздника выгоню взашей на все четыре стороны.

- Да господин. Храни вас Шестилик за вашу доброту! – сказал Веронд, и подбежав к столу, схватил несколько корок хрустящего, ноздреватого хлеба. Затем он выскочил на улицу, где, спрятавшись стал быстро уминать свой завтрак. Не считая двух сырых яиц в его желудке ничего не было уже больше суток.

Юноша ел хлеб, наблюдая за наполняющейся гостями площадью, и думал про себя:

- Что это за Отец небесный, который одним позволяет радоваться корке в день своего почитания, а другим наслаждаться всем? Как он мог забрать маму, да еще в канун празднования? – от воспоминания о маме, и от жизненной безысходности, слезы обиды навернулись на его глазах.

- А может, если бы не этот проклятый праздник, она осталась жива? Не пришлось бы больной работать, не покладая рук, выполняя сотни распоряжений к приготовлениям. – он запихнул в рот последнюю корку и стал медленно ее рассасывать, чтобы растянуть вкус этой невероятной вкуснятины.

- Мама, мамочка! Как же тебе не повезло со мной. – лезли гнетущие мысли в его голову. - Прости меня, пожалуйста, что я такой. Я не знаю почему у меня ничего не ладится. За что Великий Шестилик наказал тебя так? Лучше бы он забрал меня, все равно я никчемный! И конюх меня выгонит, я уверен в этом. – проглотив последний хлеб, он направился в конюшню, сквозь многоголосый шум приближающегося праздника.

Певцы распевались в отведенных покоях, не желая ударить лицом в грязь, а Веронд, не понимая как, улавливал мельчайшие нотки фальши, которые раздражали его слух. В других покоях музыканты проигрывали в сотый раз мелодии, от которых парню становилось тепло на душе.

Пробегая быстро мимо многочисленных дверей, он искоса смотрел на суровых гвардейцев в начищенных до блеска черно-золотых доспехах, которые застыли словно изваяния, выполняя свою нелегкую службу.

Весеннее солнце уже зашло в зенит, но его лучи не жарили как летом, а приятно ласкали своим теплом. Подойдя к конюшне, он на мгновение остановился, собираясь с духом, после чего вошел внутрь.