Но Карлссон молчал.

— Так в чем дело? — нетерпеливо спросил Маттиассон.

Карлссон положил донесения на стол.

— Вот все двенадцать рапортов. Здесь, на столе.

— Ну и что? — спросил Маттиассон, начиная подозревать, что Валентин немножко тронулся.

— А вот что: меня вдруг осенило, что все жертвы нападения — отцы мальчишек, попавшихся на взломах квартир, кражах и ограблениях.

— Вот как?

Маттиассон вдруг оживился, встал, подошел и тоже заглянул в бумаги.

— Здо́рово, — сказал он, потирая подбородок. — Что бы это означало?

— Спроси что-нибудь полегче.

— Как успехи? — поинтересовался Элг.

— Дохлый номер, — сказал Валл. — Взбеситься можно, сидя тут и названивая.

— Куда-нибудь дозвонился?

— Да. К ее отцу в Боксхольм, ее дяде в Иёнчёпинг и племяннику в Людвик.

— И все?

— Все! Сколько номеров, по-твоему, можно обзвонить за раз?

— Давай поделим, — предложил Элг. — Я возьму половину. Слушай, да ведь можно выяснить имена по местному телефонному справочнику.

— Как это?

— В конце справочника есть список абонентов в порядке номеров. По номеру можно установить, кому он принадлежит.

— А это мысль!

Элг присел на стол со справочником в руках.

— Начинай, — сказал он.

— 11-832...

— Бёрье Свенссон...

— В январе сравнялось бы три года, — сказал парикмахер.

— Вы не замечали, кто-нибудь проявлял к ней... ну, скажем, чрезмерный интерес?

Парикмахер хихикнул.

— Интерес к ней большинства клиентов был вполне чрезмерным, — сказал он.

— Как так?

Стур рассматривал его в зеркало. Довольно малорослый человечек с низким лбом, прямым носом и выступающими, как у кролика, верхними резцами. Он сутулился, под мышками у него были темные круги — видно, ему было жарко в нейлоновом халате. Но пальцы у него были легкие, прямо ласкающие.

Стур не любил такой тип людей.

— Она была красива, — продолжал парикмахер, ласковым движением убирая с уха Стура волоски, — у нее была прекрасная фигура. — Его руки описали в воздухе изгиб. — Думаю, большинству мужчин приятно, когда их стрижет девушка с нежными руками.

Да уж, наверное, приятнее, чем педик вроде тебя, подумал Стур.

— Значит, не было таких, кто проявлял бы к ней особый интерес?

— Нет, как я уже сказал другому констеблю...

— Инспектору уголовной полиции.

— Да, конечно, который был здесь. Я лично ничего такого не замечал. Правда, один как-то ущипнул ее за мягкое место. Вернее, шлепнул. Так она ему потом чиркнула ножницами ухо.

— Вто это был?

— Понятия не имею. Он больше ни разу не появлялся. У вас много перхоти. Каким шампунем вы пользуетесь?

— Не имею представления. Жена покупает.

— Я бы вам рекомендовал...

Стур посмотрел на его отражение в зеркале и состроил гримасу.

Парикмахер, вероятно, решил, что он благодарно улыбнулся.

— Ну вот, осталось всего четыре номера, — ободряюще сказал Валл.

— Слава тебе, господи, — вздохнул Элг. Отложил справочник в сторону и закурил. — Кстати, что сказал ее отец?

— По его словам, она уехала из дому, чтобы заработать денег. На время осела в Стокгольме. Потом перебралась в Химмельсхольм. Это было пять лет назад. Собственно, он сам настоял на этом.

— Чтобы она перебралась сюда?

— Чтоб уехала из Стокгольма... Он как-то был в Стокгольме, зашел ее навестить и узнал, что она занимается позированием.

Элг присвистнул и отбросил со лба волосы.

— Как он это воспринял?

— Резко отрицательно.

— Этим она и зарабатывала себе на жизнь?

— Нет. Это был побочный доход. Она работала на полставки в конторе.

— Продолжим?

— Давай... 11-299...

— Мортенссон, Хельмер.

— Алло, — послышалось в селекторе.

— Да, — отозвался Карлссон.

— Тут одна дама хочет поговорить с кем-нибудь по делу Ильвы Нильссон.

— Ну и что?

— Стура нет, а Валл с Элгом отключили у себя селектор и внутренний телефон.

— Ладно. Пришли ее сюда.

— Значит, вы не замечали ничего такого, что показывало бы, что она ведет себя легкомысленно?

— Нет, а она вела себя легкомысленно?

Стур пожал плечами.

Зазвонил телефон.

— Извините, я только отвечу...

Стур огляделся. Зеркала и помада, расчески и щетки, средства от прыщей и перхоти, щипчики для ногтей, вода для бритья, лосьоны, кожаные кресла, волосы на полу.

— Это вас, — сказал парикмахер.

— Меня?

— Да. Некий Карлссон из полиции.

— Скажите, что я перезвоню.

— Он говорит, это важно.

Стур вздохнул и, закутанный в простыню, как римский сенатор в тогу, пошел к телефону.

— Да, — сказал он и, выслушав Карлссона, коротко бросил: — Сейчас приеду.

Он вернулся в кресло.

— Придется поспешить, — сообщил он мастеру.

— Сейчас кончу. Побрызгать?

— Чем?

— Туалетной водой.

— Нет уж, спасибо. Что я, баба, что ли?

67

Фриц Стур поднимался по лестнице. Он пыхтел и отдувался. Навстречу ему шли Элг и Валл.

Они направлялись вниз.

— Вы куда?

— В поход.

— Опрашивать людей, чьи телефоны нашли у нее в записной книжке, — добавил Элг.

— Когда думаете вернуться?

— Не имеем представления.

— Есть новости. Объявилась особа, которая была с ней в последний вечер.

— Кто такая? — спросил Валл.

— Видимо, подруга. Она сидит у Карлссона. Я хочу поговорить с ней.

— Здо́рово, — сказал Элг. — Надо надеяться, это что-нибудь нам даст.

— Загляните, когда вернетесь.

Она сидела на стуле, маленькая, испуганная, и беспокойно ерзала, особенно когда Карлссон или Маттиассон посматривали на нее. В одной руке она комкала носовой платок, в другой держала сигарету. Она держала ее над пепельницей и большим пальцем беспрерывно постукивала по фильтру, стряхивая пепел. Коротко и торопливо затягивалась и тут же выпускала дым.

На ней был красный брючный костюм, по-видимому на подкладке, и черные сапоги до колен. Сумочка лежала на коленях.

С виду ей было лет тридцать.

На самом же деле — двадцать три.

Звали ее Сильвия Кнутссон. У нее были светлые волосы и продолговатое лицо, сильно накрашенное.

— Ну вот, — сказал Маттиассон, вставая при виде Стура. — Это и есть Сильвия Кнутссон. В тот вечер она была вместе с Ильвой Нильссон.

Стур метнул на нее взгляд и снял пальто. Перекинув его через спинку стула, он положил поверх шляпу, а на шляпу кашне. Вытащил расческу и поправил пробор.

Потом заложил руки за спину и остановился перед девушкой. Небрежно поклонился.

— Комиссар Стур. Вам следовало бы прийти к нам раньше. Почему вы этого не сделали?

Он говорил спокойно, без малейшей укоризны в голосе. Казалось, он считает вполне естественным, что она явилась в полицию, — удивляется лишь, что она не пришла раньше.

— Я... я не решалась.

— Не решались? Но почему же? Разве мы такие страшные?

Он улыбнулся и присел на край стола совсем рядом с ней. Девушка чуть отодвинулась и погасила окурок. Но тотчас же зажгла новую сигарету и несколько раз лихорадочно затянулась.

— Когда я прочла о том, что случилось, я не смела даже выйти из дому. Сообщила на работу, что я больна, но скоро поняла, что не смогу до бесконечности сидеть взаперти...

Она сломала сигарету.

Стур отечески улыбнулся.

Девушка закурила новую.

— И вы поняли, что лучше прийти сюда?

— Да. Я была так... Мне так страшно...

— Кого же вы боитесь? Не нас же, — засмеялся Стур и посмотрел на Маттиассона и Карлссона.

Карлссон послушно засмеялся, у него получилось почти естественно. Маттиассону же удалось изобразить лишь нечто среднее между блеянием и ржанием.