— Ты мне нравишься, и ты это знаешь.

— Да, — сказала она тихо и погладила его по щеке. — Ты мне тоже нравишься. Может так быть, чтобы нравились сразу двое? Или это я такая ненормальная?

Она вздохнула и покачала головой.

Он взял ее за руку и поднял с дивана. Они стояли друг против друга, его пальцы развязывали кушак ее халата.

— Ты мне очень нравишься, — сказал он.

— Не надо так говорить. Ладно?

Она обняла его.

— Мы сошли с ума, — смеялась она. — Что, если он узнает?

— А зачем ему знать?

— Он убьет тебя... нас.

Она высвободилась из его объятий и посмотрела на него.

— Нельзя... Мы не должны...

Он поцелуем закрыл ей рот, ночная рубашка соскользнула на пол. Ее глаза блестели, она протянула руку — лампа над кроватью загорелась.

— Иди сюда, — позвала она мягко и глухо. — Иди...

54

Енс стоял перед домом, смотрел на ее окно. Там горел свет, но он только стоял и смотрел.

Он звонил ей, но она не пожелала с ним говорить. В школе она тоже избегала его, опускала глаза и ускользала прочь. Вжималась в стену, когда они сталкивались в коридоре, а во дворе старалась затесаться в гущу девичьей стайки.

Енс закурил. Он упорно смотрел на окно. И увидел ее.

Она выглянула на улицу. Заметила его.

Занавески задернулись.

Тогда Енс пошел прочь.

Он шел медленным, широким шагом.

На душе у него было пусто и тоскливо. Он шел и шел, словно хотел уйти от чего-то. От одиночества. От зла.

Может, зайти в кино?

В «Саге» показывали порнофильм.

Енс сидел в зале, кусал губы, и ему было плохо.

Когда фильм кончился, он бездумно поплелся к Большой площади. Очнулся он на Нюгатан. Остановился перед клубом «Амор».

По спине пробежали мурашки.

Он стоял и переминался с ноги на ногу.

Потом сунул в уголок рта сигарету, зажег ее и открыл дверь.

Там пахло косметикой и сидела девица в некоем подобии распашонки. Сквозь тонкую ткань просвечивало тело.

— Что угодно такому славному малышу? — спросила она.

— Как... Сколько это стоит?

— А сколько тебе лет?

— Двадцать... три.

— Расскажи это своей бабушке... Ты еще слишком молод, малыш! Приходи через годик-другой.

— Но...

— Мне очень жаль, — сказала она. — Но таков порядок. Ничего не попишешь. Мы должны соблюдать правила. Если полиции станет известно, что мы принимаем несовершеннолетних, нас прикроют.

— Но мне двадцать один.

— Отчаливай.

— Но...

— Пупсик... Может, позвать больших и сильных дяденек, чтобы они выкинули тебя отсюда?

Енс повернулся, кинулся бежать, но зацепился за порог и растянулся на тротуаре. И ушиб колено. За спиной раздался смех. Он обернулся.

Девица стояла подбоченясь и хохотала.

— Споткнулся, бедняжка?

— Убирайся к дьяволу, проклятая... шлюха!

Он поспешил прочь, припадая на ушибленную ногу.

Девица хохотала ему вслед.

55

Енс лежал на кровати и рвал фотографии Сив. Он лежал одетый и рвал карточки на мелкие, мелкие кусочки. Лицо его ничего не выражало, но он невольно прислушивался к ссоре в спальне.

— Что же, у нас больше нет ничего общего? — спрашивал Ханс с видимой горечью. — Можно подумать, мы...

— А у нас когда-нибудь было что-нибудь общее? Даже ребенка ты не смог...

Енс вздрогнул и повернулся к стене, за которой находилась спальня.

— Так. Значит, это я виноват? Всегда во всем виноват я? Я виноват, что ты стареешь? С ума можно сойти! Что с тобой творится?

— Просто надоело мне все. Ты, хозяйство изо дня в день... Не могу больше слушать о тебе... от других...

— Значит, я виноват в том, что ты домашняя хозяйка? Не нравится, так отправляйся на биржу труда. Получить работу нынче ничего не стоит. Особенно в твоем возрасте.

— Большое спасибо!

Она уже кричала.

Енс не мигая уставился в стену.

— На здоровье, — услышал он голое Ханса. — Но я могу избавить тебя...

— Заткнись! Я не желаю...

— Не желаю, не желаю, не желаю... Ну и черт с тобой, обходись как хочешь!

Енс услышал звон разбитого стекла, потом словно удар кулаком по живому телу.

Он вздохнул и пустым взглядом уставился в потолок.

Немного погодя он встал.

Слышался плач. Ее плач.

И ругань. Ругался Ханс. В столовой.

Енс подошел к окну, распахнул раму.

В комнату ворвался холодный воздух.

Он взял сигарету и долго стоял у окна, курил и мерз. Потом с помощью зажигалки стал жечь обрывки фотографий Сив. Они сгорали быстро.

Потом он прокрался в переднюю и тихо, как мог, отворил входную дверь.

Осторожно спустился по лестнице на свежий воздух.

56

Санитары подняли человека на носилки. Была полночь, и было холодно. Ясная, холодная ночь с бледными звездами на черно-синем небе.

— Фу, черт, спиртягой так и разит! — сказал один из санитаров.

— Пьян в стельку, — сказал полицейский, наблюдавший за отправкой пострадавшего.

— Которое это по счету нападение? — спросил другой полицейский.

— Всех не сосчитаещь...

— Альвар Венстрём, — докладывал по рации второй полицейский. — Согласно удостоверению личности, проживает в Нюхеме. Очевидно, возвращался домой. Мы позвоним и сообщим жене. Во всяком случае, он живой. Рассчитывать на каких-либо свидетелей не приходится. Отбой.

Он повесил микрофон и вылез из машины.

— Как дела?

— Двигаем.

— О’кей. Черт! Приехали бы мы чуть раньше, может, удалось бы предотвратить преступление.

— Задним умом все крепки, — сказал водитель «скорой», полез в машину и сел за руль.

— Мы здесь патрулировали. Если б мы не остановились у автомата с шоколадом, может, поспели бы как раз вовремя.

— Так оно всегда и бывает, — сказал водитель «скорой» и захлопнул дверцу.

57

Этой ночью Енс почти не спал.

Он написал длинное, полное ненависти письмо к Сив и разорвал его в клочья.

Утром, когда он вошел в кухню, Ханс сидел за завтраком.

Вид у Ханса был одновременно удрученный и злой. Хотя он и старался сделать безразличную мину.

На Енса он едва взглянул.

— Мама еще не вставала?

— Нет.

— Почему?

— Неважно себя чувствует. Хочешь кофе?

Енс сел и стал намазывать бутерброд.

Ханс посмотрел на него.

— Как дела в школе?

— Нормально...

— Приходится вкалывать?

— Не-е...

Ханс закурил сигарету.

— Что вы шумели ночью? — спросил Енс, глядя на бутерброд.

— Мы не шумели.

— Такой дьявольский тарарам подняли...

— Что за лексикон! Сколько раз тебе говорить...

— А чего вы скандалите!

— А...

Ханс пожал плечами и взглянул в окно.

— Знаешь, как это бывает...

— Не знаю.

— Конечно, не знаешь... но еще узнаешь. У тебя вся жизнь впереди... А как у тебя с Сив?

— Нормально...

Ханс развернул газету.

58

Когда Енс вошел в комнату, Майя лежала на кровати и смотрела в потолок.

— Это ты? — спросила она.

— Почему ты не встаешь?

— Ах, это ты, Енс. — Майя перевела взгляд на сына. — Я неважно себя чувствую...

— Мне пора... в школу.

— Когда ты вернешься?

Он пожал плечами.

— Как всегда.

— Приходи вовремя. В пять мы будем обедать... когда придет папа.

— Он не придет.

— Не придет? — Майя в изумлении уставилась на него.

— Нет. Он сказал, что пойдет на рождественский обед в муниципалитете. Просил тебе передать.