Мы сидели с ней молча на скамейке и наблюдали за мальчиками. Саша собирал осенние листья и носил к нам. Складывал их кучками на свободной части скамьи. Даня ходил. Неожиданно Даня заинтересовался листьями. Он подошел к кучкам, не обращая никакого внимания на Сашу, как будто того и не было рядом, и стал отрывать от листьев черенки. Саша возмутился, но мама уговорила позволить Дане поиграть с листиками. Эти кусочки мой сын не выбрасывал, а собирал в руку. Потом он отошел к соседней скамейке, положил свою добычу на нее, стал брать черенки по очереди, подносить близко к глазам. Он долго рассматривал каждый кусочек, затем клал его в кучку. Брал другой и с ним проделывал то же самое, что и с предыдущим.

Саша успел порисовать мелками на тротуаре и скамье, сделать несколько букетов из листьев и подарить маме, найти гриб неподалеку, подуть мыльные пузыри, половить их, наконец, намочить в луже ботинок, а мой мальчик все также рассматривал кусочки от листьев, как будто от этого зависела его жизнь.

Если честно, я был в ужасе. Я не понимал его. Мама, уже болея, пыталась передать мне весь накопленный ею опыт по воспитанию Дани. Но тогда я думал о другом… Самое главное, говорила она, суметь его полюбить. До того, как я остался с ним один на один, мне казалось, я его люблю. Я приходил домой, когда Даня уже спал, я поправлял на нем одеяло, оставлял на столике в детской новую игрушку, любовался его милой мордашкой и шел спать. И даже в те часы, когда я бывал дома вместе с ним, он казался мне идеальным ребенком: никогда не шумит, сидит себе спокойно в своей комнате с игрушками или бумажками какими-нибудь. Я видел некоторые его странности, но я ведь знал о его диагнозе и многое прочитал в интернете на эту тему. Но читать — это одно, а жить с ним — совсем другое.

За полгода вместе я изучил всю литературу об аутизме, какую только мог найти. Я понял, что вылечить это заболевание нельзя, но кое-что сделать, чтобы помочь Дане социализироваться, все-таки вполне реально. И для этого ему нужен я. Целиком и полностью. Рядом всегда.

Я вычитал в какой-то статье, что детям с диагнозом аутизм лучше не менять обстановку. Жить в одном и том же месте. Но, хотя и старался следовать всем рекомендациям врачей, в данном случае пошел своим путем.

У нашей мамы в деревне в другой области, в двухстах километрах от нашего города, был небольшой домик. Мы с братом отремонтировали его, провели все возможные коммуникации, обставили современной мебелью. Благодаря близости районного центра, в деревушке был интернет. Я работал в удаленном доступе — чинил компьтеры нашим заказчикам, делал многое другое, связанное с починкой компьютеров. Иногда по ночам писал программки и даже занимался разработкой собственной компьютерной игры. Времени на это было не так уж и много, но наша с Романом общая фирма приносила стабильный доход, и мы с братом решили, что в данной ситуации я больше нужен сыну, чем брату.

Первые месяцы с нами жила Валентина Игоревна, моя теща. Физически мне с ней было легче, потому что бабушка замечательно готовила, стирала для нас, убирала в доме… Но морально… Нет, Валентина Игоревна не была нервнобольной, как ее дочь, просто она не принимала Даню. Мне кажется, женщина по-своему, как внука, любила его, только не могла понять, что переделать ребенка в данном случае практически невозможно, реально только скорректировать.

Бабушка всячески старалась воздействовать на Даню. Лаской, уговорами, а иногда даже угрозами, заставляла его делать то, что считала правильным. Однажды она подняла на него руку. В тот день я собрал ее вещи, вызвал такси, и Валентина Игоревна уехала в город к своему мужу, который как раз в этот момент заболел гриппом.

Мне стало трудно — домашние дела всегда казались мне непомерным грузом для мужчины. Да еще и Даня! Я видел, что мои усилия не пропадают даром. За полгода он пусть немного, пусть незаметно для других, все-таки кое-чему научился. И, что я считал своим самым главным достижением, сын стал меня замечать! Если раньше я жил как бы в параллельной с ним реальности, то сейчас иногда, на несколько секунд во время игры, во время прогулок, он включался в те действия, которые предлагал ему я. Может быть, мне это просто казалось. Но я верил, что это так!

Раз в две недели к нам приезжали Аверины-старшие. Роман — один или с семьей. Они обычно бывали у нас два выходных дня — отдыхали на природе, Аля готовила нам с Даней разные вкусности впрок, мы с Романом неизменно жарили шашлыки и выпивали бутылку коньяка. Я ждал этих встреч, как самого большого в жизни праздника! Все-таки, стоило признать, мне было трудно одному…

Роман советовал нанять няньку или кухарку, наши доходы это позволяли. Я бы хотел. Если бы мне попалась такая, как его жена! Чтобы добрая и ласковая, чтобы быть уверенным, что в тот момент, когда она останется один на один с Даней, без меня, не ударит его, не оскорбит. Я бы нанял. Но после Валентины Игоревны я не очень-то верил, что такой человек вообще существует.

Роман обещал найти. Я ждал выходных и надеялся, что у него получится.

… Я наблюдал за ним. Сидел за столом, перед включенным компьютером и делал вид, что работаю, а сам наблюдал. Перед Даней были рассыпаны игрушки. Полгода назад в игрушки он почти не играл — раскидывал, собирал в коробку даже, но не играл. Сейчас — да, но не в привычном понимании слова. Он откручивал у машинки колеса, отрывал остальные запчасти и внимательно рассмотрев и даже понюхав каждую, складывал в баночку из-под кофе, которую я сегодня забыл на столе. То есть, ребенок вроде бы был занят, только игры в обычном понимании этого слова, не было.

Я сел рядом.

— Сынок, давай мы теперь машинку починим? Иначе она ездить не сможет. Починим, и мишку покатаем на ней?

Для пущего эффекта взял плюшевого медведя и заговорил, притворяясь игрушкой:

— Данечка, я всю жизнь мечтал на машинке покататься! Помоги мне!

Даня не смотрел на медведя, не обращал внимание на меня, но и машинку перестал разбирать. Я взял ящик с игрушечными инструментами и подал ему молоток.

— Давай я буду помощником, а ты — мастером! Бери молоток и чини машину!

Иногда Даня не хотел включаться в игру, точнее, обычно не хотел, но сегодня он молоток все-таки взял. Правда, чинить им машину не стал, а попытался и его запихнуть в банку из-под кофе. Одной стороной, другой — не получается. Вытащил, высыпал содержимое — молоток влез, но крышка закрываться не желала. Он вытащил игрушку и попытался что-нибудь у нее оторвать, чтобы все-таки осуществить задуманное. Но — молоток, это не машинка, мелких частей у него нет! Я тем временем прикручивал обратно колеса, при этом проговаривая свои действия тихим, ласковым голосом. Он, как всегда молчал. Потом я усадил медведя в кузов и сказал:

— А теперь давай покатаем?

— Покатаем, покатаем, покатаем… — повторил Даня, и еще то же самое слово раз пятнадцать. Но медведя по полу катал…

5

Я вспоминала с замиранием сердца. Именно так, с замиранием сердца, я всегда думала о Нем. Мне казалось, что если бы я могла быть рядом с ним — в любом качестве, нянькой для Дани, которого я видела всего лишь три раза в своей жизни, и то еще младенцем, кухаркой, уборщицей, секретаршей, я была бы счастлива.

Разговор семейного совета продолжался. Теперь в него вступила тяжелая артиллерия в лице бабушки, которая сидела во главе стола. Бабушка вставила свои пять копеек:

— Но ведь Данечка болен. Сможет ли Лиза с ним справиться?

Рома тут же возвразил:

— Матвей с Даней справляется сам. Ему нужно, чтобы кто-то убирал, стирал там… В общем, делал домашнюю работу. Местных он брать не хочет — они Даню считают агрессивным, не понимают, не верят, что такие болезни вообще существуют!

Бабушка:

— У Лизы только два месяца есть — а потом на учебу.

Роман:

— Вот за это время он и подыщет себе помощницу. Может быть, даже сам съездит в город и подберет подходящую, потому что предложенные мной кандидатуры ему всегда не нравятся!