Лукас хмурится и смотрит на озеро. В нем отражаются фиолетовые и розовые тона неба и черные силуэты деревьев и вершин.

— Пока не уходи. — Лукас опирается рукой на согнутое колено и потирает подбородок. Он бросает на меня косой взгляд. — Пойдем покатаемся на лодке.

— На лодке?

— Да. Только ты, я и Ланселот.

На мой растерянный взгляд он издал короткий смешок и свистнул. Когти мопса стучат по причалу, когда он перепрыгивает через него с очаровательным лаем.

Лукас показывает на собаку, которая наклоняется к его лицу, фыркает и лижет его подбородок. — Ланселот.

Это очаровательно. Мой желудок разжимается от спазмов, вызванных тревогой.

— Ланселот. — Что ж, сэр рыцарь, — обращаюсь я к псу, почесывая его, отчего он ворчит и виляет задом, — полагаю, я могу согласиться прокатиться на вашем коне. Корабле? Как рыцари называли свои лодки?

Лукас пожимает плечами, усмехаясь. Он смотрит на меня сквозь ресницы, рот растянут в кривом изгибе и выглядит при этом несправедливо красивым.

— На самом деле я не знаю. Моя одержимость артурианской легендой длилась достаточно долго, чтобы я смог назвать свою собаку.

— Это хорошее имя.

— Пойдем.

Лукас поднимается на ноги и предлагает мне руку. Воздух застревает у меня в горле, когда я смотрю на него, освещенного золотыми лучами заката, которые отражаются в его волосах. Я позволяю ему поднять меня.

— Мы собираемся покататься, — обращается Лукас к группе, ведя меня в эллинг.

Лодка красивая, кремового цвета, с загорелыми сиденьями-подушками и хромированными деталями. Руль спереди обтянут белой кожей и окружен сверкающими элементами управления.

Ланселот запрыгивает на борт вслед за Лукасом, словно они делали это уже тысячу раз. Когда Лукас заводит двигатель, я оглядываюсь на причал.

— Идешь, милая? — Лукас протягивает мне руку. — Позволь мне показать тебе мой мир.

— Это та часть, когда девушки думают, что ты умеешь цитировать фильмы, когда приглашаешь их на борт для приватной вечеринки?

— Скорее, они впечатлены тем, что у меня есть лодка. А теперь ступай на волшебный ковер.

— Это лодка.

— Тогда прыгай со мной в кроличью нору.

Лукас берет меня за руку и тянет, ловя меня в свои объятия, когда я спотыкаюсь в лодке. Я чувствую довольное урчание, исходящее из его груди. После напряженной паузы, когда мы смотрим друг на друга, он ставит меня на землю и отчаливает от лодки.

Не зная, что с собой делать, я опускаюсь на мягкую скамейку, кладу сумку на колени и обнимаю ее.

Меня поражает, что я отправляюсь наедине с Лукасом. Могу ли я действительно доверять ему? Он не причинил мне вреда, когда увез меня на прогулку, но это был не самый приятный опыт.

Может, я какая-то сумасшедшая?

Может быть, я обманываю себя, настаивая на том, чтобы держаться подальше, когда я все время натыкаюсь на Лукаса и все опасности, которые он представляет.

Может быть... я пытаюсь воссоздать то, что случилось со мной с Мэттом, из какой-то неправильной, подсознательной попытки контролировать свое прошлое и изменить его. Как будто сопротивляюсь.

Но это ничего не изменит. Мое сердце пропускает удар, когда мотор урчит. Если я хочу покинуть лодку, то сейчас у меня есть шанс. Я впиваюсь пальцами в сумку и делаю размеренный вдох.

Я не сойду с лодки.

Лукас сматывает веревку, затем садится за руль. Ланселот радостно лает и запрыгивает на капитанское кресло, прижимаясь к Лукасу.

Они оба расслаблены. Это помогает мне ослабить свою когтистую хватку на сумке и успокоиться после короткого ментального виража.

Он ведет нас по озеру без особых усилий, выглядя совершенно по-домашнему. Как только мы огибаем эллинг и выходим на более глубокую воду в нескольких футах от берега и причала, Лукас открывает мотор, и мы летим по воде.

Неловкий скрип вырывается у меня от резкой скорости, и я вцепляюсь в кожаное сиденье. Передняя часть лодки рассекает гладкую поверхность воды, пока Лукас везет нас все дальше от своего дома и я смотрю, как развеваются его волосы.

Озеро огромное, гораздо больше, чем я поняла, глядя на карты Google. В берегах есть углубления, поскольку все озеро огибает часть горы.

Беспокойство, обрушившееся на меня, уходит постепенно, пока красота озера не погружает меня в гипнотическое удивление.

Когда Лукас замедляет ход, и я уже не боюсь выпасть из лодки, и достаю фотоаппарат. Некоторое время мы оба молчим, пока я делаю снимки. Озеро становится еще прекраснее из центра.

В центре озера Лукас заглушает мотор и садится рядом со мной. У меня в видеоискателе есть ястреб, который отслеживает его дугу в ярком небе. После спуска затвора я откидываюсь на сиденье и любуюсь пейзажем.

— Здесь очень красиво.

— Да.

— Должно быть, было приятно расти с таким задним двором.

Лукас хмыкает, рассеянно играя с моими волосами. Ланселот запрыгивает на скамейку, устраивается между нами и я глажу Ланселота по ушам, пока Лукас протягивает руку за мной.

Здесь все в нем словно растворяется в безмятежном состоянии. Его ноги раздвигаются, а лицо теряет напряжение. Я не замечала, что оно задерживается по краям его рта и в уголках глаз, пока не спадает, думаю, что это озеро может быть его счастливым местом.

Здесь, втроем, гораздо спокойнее, чем на вечеринке в его доме. Мои непостоянные демоны — воспоминания, которые преследуют меня — отступают в тень моего разума.

Мы сидим в удивительно комфортной тишине, природа окружает нас, птицы щебечут на деревьях, рыбы и лягушки плавают в воде, далекий койот зовет приближающиеся сумерки.

Лукас запускает пальцы в мои волосы, и мои веки трепещут, когда он расчесывает пряди, массируя кожу головы.

— Что ты будешь делать после школы?

Вопрос выводит меня из мирного транса.

— Колледж. В области фотографии есть разные степени, но я не знаю, на чем хочу сосредоточиться. Мне нравятся пейзажи и спокойствие ожидания момента.

Лукас хмыкает в знак признательности, возвращая свою руку к моим волосам. Еще больше мыслей проносятся перед тем, как я решаю, можно ли ему об этом сказать или нет.

— Мне также нравится фотографировать людей, но я не думаю, что хочу ими режиссировать — модные и студийные портреты мне не по душе. Мне нравится наблюдать и выжидать нужный момент... нужную эмоцию.

— Значит, ты пробуешь кучу разных вещей, чтобы найти то, что покажется тебе правильным выбором?

Я пожимаю плечами. — Думаю, да. Было бы здорово пройти практику в новостном издании, чтобы освещать марши и протесты, или, может быть, я смогу наладить контакт с местными фотографами дикой природы. Кто знает, может, в итоге я буду снимать для NatGeo.

Я смеюсь над своими амбициями.

— Или так, или ты можешь стать сезонным фотографом для Санты в торговом центре.

Я ударяю Лукаса в грудь без всякого тепла. Он выхватывает мою руку и подносит ее к губам.

— Боже, надеюсь, что нет. В торговом центре рядом с моим старым домом в Колорадо-Спрингс фотографов заставляют одеваться как эльфов.

— Спорим, ты будешь выглядеть мило в красно-белых полосатых колготках.

Лукас ухмыляется и пробегает глазами по мне и я отталкиваю его, он обхватывает меня руками за плечи, чтобы прижать ближе, пока возится с моими волосами.

— Ты всегда фотографировала?

Лукас на мгновение затягивает руку в мои волосы после вопроса, а затем отпускает ее с напряженным выдохом.

— Ну, не всегда. Мне нравилось фотографировать с самого детства. Однажды родители подарили мне игрушечный одноразовый фотоаппарат, — объясняю я, качая головой с кривой улыбкой при воспоминании об абстрактных снимках, которые попадались мне на глаза, когда я собирала вещи в своей комнате, готовясь к переезду. — Но более серьезно я занялась этим только в последние пару лет. Это было не то, о чем я задумывалась, кроме приложения камеры на телефоне во время семейных отпусков или селфи. А потом...

Я прервалась на секунду, не готовая полностью признаться ему, насколько исцеляющей оказалась для меня фотография после Мэтта и той вечеринки. Фотография позволила мне отстраниться от ситуации и в то же время пережить ее. Я могу запечатлеть происходящее, не будучи вовлеченной в него.