Перед этим особняком площадь большая, на которой по воскресеньям духовой оркестр играет, а народ веселится и разные танцы отплясывает. А в Дни Пионерии ребятишек в пионеры принимают, галстуки им повязывают, клятву с них берут, что будут хорошими и достойными. А вот с недавних пор ярмарки стали устраивать. Тоже дело неплохое. С пятницы на воскресенье. Причем, не просто ярмарки, а ярмарки союзных республик. То белорусы приедут со своим товаром, то украинцы, то грузины. Понавезут всего, чем сами богаты, а мы и рады, только успеваем хватать да рубли отстегивать. Богатые ярмарки. Не в пример магазинам, в которых все вдруг пропало, даже крысы разбежались, попискивая от голода. Время такое пришло, — перестройка началась. Главный перестройщик и сам такого эффекта не ожидал, а мы тем более. И вот перестройщик наш надумал одним махом две задачи этими ярмарками решить: накормить злых и голодных москвичей до пуза и дружбу пошатнувшуюся с республиками возродить. Умный он! Правда, не очень. Такие дела.
И вот приехали латыши из страны песчаных дюн и прохладного моря. Чего только не понавезли. Ширпотреба всякого навалом. И съедобного целый воз и маленькую тележку. Сала соленого и копченого, салаки в разных вариантах, кур и уток копченых в золотисто-коричневых корочках, от одного только взгляда на них, слюни сами собой текут. Артишоков колючих, спарж бледных, кольраби, брокколи, овощей незнакомых нам и оттого не очень привлекательных. И пива своего привезли. И в бочках, и в бутылках. За это им особое спасибо. Короче, много всего понавезли, нужного нам позарез и нужного не очень.
Солнце теплое и яркое, несмотря на конец сентября, смотрит на нас и вместе с нами радуется. Из динамиков песни популярные голосами известных латышских певцов надрываются, за прилавками продавцы в красочных национальных нарядах вальяжно товар предлагают. Праздник да и только.
Пришли и мы с женой за покупками. Четыре авоськи с собой захватили; деньжат, что в заначке лежали, выгребли. Я сразу к бочкам с пивом рванул. Знаю, не понаслышке, что пиво у них, латышей этих, очень, и даже очень. Получше нашего, московского. Я конечно патриот, но не до такой же степени. Что есть, то есть. Выпил с наслаждением кружку, пену стряхнул, крякнул и решил повторить. Да не вышло, — жена от бочки за рукав оттянула. «Мы зачем сюда пришли? пиво лакать? — упрекает. — Пойдем отовариваться».
Продавцы вежливые, улыбаются. Но как-то не по-нашему, а особо складывают губы, обнажая зубы, как будто произнося звук «чи-из», — сыр по ихнему, по западному. Где их так обучили? Вот так, наверное, людоед улыбается своей жертве, прежде чем слопать. А вообще-то, наплевать на их улыбки. Мы не за улыбками пришли, а за салом. Ох, эти мне латыши! Бузят у себя там, не хотят, хоть убей их, с нами жить, воли требуют. И приперлись сюда не по доброй воле, а по указке ихних партийных бонз. Нам-то все равно. А сало хорошее, особенно копченое. Человек я русский, правда, с каплей украинской крови. Вот эта капля, наглая такая, сало просто обожает. Ну я не стал упрекать эту каплю, а поддался ей и тоже сало полюбил, особенно с цибулей или с чесноком.
Ну так вот. Мы с женой сначала по свитеру шерстяному купили, — хорошие свитера, с оленями на груди. Шпротов рижских взяли несколько банок, пару кило копченой салаки, а потом и к салу подступились. Соленого сала, обсыпанного тмином, купили у одного дядечки в войлочной шляпе с красным петушиным пером. Дал нам попробовать — во рту тает, душу веселит. Хотели один килограмм взять, а тут решили: нет, возьмем два, а лучше три. А вот копченого сала у этого мужичка с пышными пшеничными усами не оказалось. Жаль. Мы его спрашиваем, — а не знает ли он случайно у кого лучшее копченое сало. Он кивнул головой в знак того, что понял, и прокричал: «Хельга!»
В соседнем ряду эта Хельга торговала копчеными гусями и салом копченым. Мы к ней направились. Хельга, высокая стройная блондинка, лет сорока, не больше, со светло-серыми глазами, в национальном костюме, можно сказать, красивая, а можно и не сказать. Что-то было в ней особенное, неприятное. Серые глаза ее какие-то холодные, и вся она чем-то напоминала манекен с витрины магазина. Ощущение такое.
Я с шуточками: «Взвесьте нам, дамочка Хельга, шмат потолще и повкусней, чтобы мы ели, водочкой запивали и вас добром поминали». Вот такой я шутник, шут гороховый, к месту и не к месту. Она даже и не улыбнулась. Отрезала пласт килограмма на два, завернула в пергамент. Мы расплатились. А я не угомонюсь никак, лезу с расспросами, дурь свою выставляю: «Хельга, как там у вас в Латвии? Хорошо ли живется?» Она посмотрела на меня как на кучу дерьма, брезгливо и злым прищуром. «Плохо живем! — отвечает. — Скоро хорошо заживем. Без вас.» Вот так-так, поделом мне, не лезь куда тебя не просят.
Отошли на пару шагов. Обидно мне стало, я и говорю жене, тихо так: «Вот же сука какая! Чухонка проклятая. Не знает, что торгует на улице Сталина, рядом с улицей Берии. Вот встали бы они на денек из гробов. Ярмарку эту вмиг на Колыму бы укатали, а сучку эту товарищ Берия лично бы расстрелял, а второй пулей главного нашего перестройщика — зуб даю — укокошил. Я не большой почитатель Сталина и Берии, но тут бы зааплодировал.» Я тихо это все жене говорю, чтобы никто не услышал, но тут случайно взглянул на эту чертову Хельгу и понял, что всю мою болтовню она уловила. Ну и слух у нее, просто собачий. Смотрит на меня со злобой на лице и шипит как змея: «Русская швайль!» Такие дела.
Михаил Сергеевич, плохой ты мирильщик. Не помогли твои ярмарки дружбы народов. Разбежались все республики от нас в разные стороны. Все нас не только не любят, а люто ненавидят. Особенно прибалты, эти литовцы, эстонцы и латыши. Чухонцы эти, прости Господи. Воевать с нами собрались. Смешно, да не очень. Ну что ж, повоюем, коли просят. Как говорится: пики наставим, поедем воевать. За Русь Святую не грех и погибать.
Вот такие дела.
Вадловы Воды
По дороге, виляющей между холмами, покрытыми сплошь виноградниками, приехал я минут через пятьдесят из Вадловых Вод в Кишинев. Приехал вроде бы по делу, по своим репортерским делам. Поговорил в Агенстве Аэрофлота с руководителем подразделения Алиевым Теймуром Джабаровичем, с сотрудниками насчет новой автоматической системы учета билетов. Уяснил, что теперь легче будет контролировать билетные кассы, где засели почти сплошь жулики, если называть все своими именами. Будет больше порядка, меньше жалоб от пассажиров и меньше нагоняев от начальства, что сидит на самом верху. Короче, разобрался я, но не совсем. Обещал еще разок-другой приехать.
Алиев произвел на меня приятное впечатление. Чувствовалось, что человек на своем месте. Да и приятный в общении. Да и симпатичный. Высокий, с правильными чертами лица, с аккуратными усиками. И форма на нем сидела элегантно, не мешком, как на некоторых. И не стал намекать, что он родственник Гейдара Алиева. А соблазн велик, хотя в Азербайджане каждый четвертый носит эту фамилию. Но это не все у нас знают, поэтому обмануть нас — это раз плюнуть. Кстати, Теймур поинтересовался, где я осел. Я сказал, что снимаю комнату в частном доме, на вершине горы, под самым кладбищем. Все бы ничего, но далековато до Днестра. Приходится добираться на автобусе, который редко ходит, часто опаздывает, а то вообще иногда ломается в пути. Теймур Джабарович, милый человек, покачал с сочувствием головой, поднял трубку телефона и куда-то позвонил. Переговорил, упоминая мою фамилию, а потом написал на листке отрывного настольного календаря адрес. Вручил мне и сказал: «Это координаты нашей базы отдыха. Она на самом берегу реки. Плата за жилье буквально копеечная. Хозяйничает там бывший летчик на пару с женой, люди порядочные и душевные. Они Вас ждут.» Я поблагодарил и пошел на выход.
До автобуса оставалось часа два. Решил позвонить в Москву, матери, а может и теще, что отдыхаем хорошо, что выслали посылки с яблоками «Снежный кальвин» и початками кукурузы. Конечно, не скажу, что яблоки с колхозного сада, а кукуруза с колхозного же поля достались даром, а точнее уворованы. Я не закоренелый воришка, но хозяин Гриша убедил меня, что здесь так принято, и сам повел меня и в сад и на кукурузное поле. Раз так принято, глупо сопротивляться. Но и говорить об этом вслух незачем, тут так принято…
