Но при этом авторы книги приводят такой факт. Однажды днём Роман Аб­рамович, находившийся в Баку в Азербайджане, сказал помощнику, что хо­чет суши на обед. Тот заказал за 1200 фунтов суши в самом фешенебельном ресторане Лондона. Это блюдо на лимузине доставили в аэропорт, и частный самолёт, пролетев три тысячи миль, доставил суши прямо к обеду Абрамовичу в Азербайджан. Заказ обошёлся в 40 тысяч фунтов, что является самой доро­гой доставкой обеда в мире, пишут авторы. Это при том, что шахтёры полу­чают 20-25 тысяч рублей. Потом подсчитали, что один этот обед Абрамовича равен зарплате 90 человек за месяц.

Но мало такой жадности. Она проявилась ещё и в другом. В первый же рабочий день директор шахты Геннадий Козовой написал письмо премьеру Путину. Он писал: “В связи с аварией, произошедшей на ОАО “Распадская” 8 мая 2010 года, предприятию причинён значительный материальный ущерб. Убытки, связанные с последствиями аварии, по предварительным подсчётам, составляют 6 млрд рублей. Убедительно прошу Вас рассмотреть вопрос о ча­стичной компенсации затрат, связанных с ликвидацией последствий”. И вот уже Министерство промышленности и торговли, которое тогда возглавлял Виктор Христенко, проводит совещание, на котором принимается решение, что нужно считать необходимым оказать помощь государства этой шахте.

Слушайте, что же это такое? Эти миллиардеры, а Козовой тоже совладе­лец шахты, каждый год получают огромные прибыли. А прибыли идут от то­го, что, в отличие от советского времени, когда основная часть средств вкла­дывалась в создание безопасных условий труда, сегодня частные владельцы покупают высокопроизводительное оборудование. В итоге угля добывается намного больше, чем в советские годы. Импортные комбайны стремительно загружают вагоны углём, который весь уходит на продажу, в том числе за границу. Принося гигантские прибыли, идущие частным владельцам. На бе­зопасность труда, в том числе на дегазацию, на зарплату людям за их смер­тельно опасную работу под землёй любители “суши на обед” тратят гроши.

Я не знаю, выделил ли Путин тогда деньги. Но надо бы поглядеть на при­мер Соединённых Штатов, на которые нас всё время призывают равняться. В Мексиканском заливе произошла авария на нефтяной платформе фирмы BP. И был нанесён большой ущерб экологии этого места региона. Президент Обама заявил, что США не выделит ни одного цента собственникам этой ком­пании для ликвидации последствий аварии.

Вот как поступают те, на кого нас призывают равняться!

Разумеется, такие публикации вызывали нестерпимый гнев властей всех уровней. И журнал был, как кость в горле, у правящей власти. И вдруг мы уз­наём, что Юрия Хренова снова собираются отправить на пенсию. Тогда муж­чины на пенсию уходили в 60 лет, а ему уже исполнилось 65, пора уходить.

Я пошёл к председательнице комиссии Совета Федерации по информаци­онной политике Нарусовой. Спрашиваю: “Людмила Борисовна, какие основа­ния отправлять Хренова на пенсию?” — “Ну как же, Вячеслав Иванович, ведь человек уже поработал, ему надо отдохнуть, дать другим дорогу. Уже возраст всё-таки большой”. Я говорю: “А как же Урхо Калева Кекконен, который в 80 лет руководил Финляндией? А как же Конрад Аденауэр, который в таком же возрасте вёл корабль ФРГ?” Она мне: “Да, генерал де Голль тоже дожил до почтенного возраста, был президентом Франции”. Я говорю, что, вот ви­дите, оказывается, дело не в возрасте. Ведь можно быть стариком в 20 лет и молодым по уму, по хватке, по интеллекту в 60-70 лет. В общем, в тот раз удалось снова отстоять Хренова, значит, спасти журнал.

Всякий раз, когда на Хренова давили, чтобы он шёл на пенсию, Юра мед­ленно, как он всегда говорит, замечал: “Брошу это дело, ну его к черту, жур­нал, уйду”. Лукавил, конечно, Юрий Алексеевич. Не очень хотелось ему рас­ставаться с властью. Да и я помогал ему в этом, искренне заявляя: “Нет, Юра, это не твоё личное дело бросить сегодня журнал. Мы все его создава­ли таким, какой он сейчас. И ты, и Руслан, и Черняк, и Ефимов, и я, и дру­гие — всё наше журналистское ядро. И потому нельзя просто так бросить на­ше большое общее дело”.

Но было уже видно, что журнал раздражает своей позицией, своей поли­тикой, своим показом действительности России не только исполнительную власть: правительство, администрацию президента, но и руководство Совета Федерации и Госдумы. А ведь что такое парламент? Это же структура, кото­рая должна отстаивать интересы народа. А о чем писал журнал? О том, как по­пираются интересы народа, как разворовывается народное добро, как не на­казываются те, кто ворует, что подаёт пример другим тоже воровать.

По уровню коррупции Россия недавно опустилась на 40-е место. То есть мы где-то между Нигерией и ей подобными государствами. Казалось бы, парламент должен поддерживать издание, которое, конечно, не только рас­сказывает об этих безобразиях, но пишет и о деятельности Федерального Собрания, о том, какие законы принимаются и какие обсуждаются, причём рассказывает интересно. Нас читали по всей стране. Ведь только же пред­ставить можно, что наше Федеральное Собрание с уровнем популярности, как говорили, ниже плинтуса, имело издание, которое расходилось по всей России.

Но руководству Парламента и, прежде всего, — Совета Федерации нужна была тишина и гладь. Потому что в палате тоже были очень и очень факты не­приятные.

Сенаторий

Освещать работу Совета Федерации я начал с первого дня формирования этой верхней палаты. Встречался с десятками людей, которые сначала скром­но называли себя, как и положено по Конституции, членами Совета Феде­рации, а потом всё чаще и чаще стали именоваться на иностранный манер сенаторами.

Разные они были — эти так называемые сенаторы. В первом созыве — шумные, критически настроенные по отношению к поступающим из Госдумы законам. Ведь роли двух палат разные. Госдума закон принимает и направ­ляет его в Совет Федерации на одобрение. А поскольку правовое поле новой России только “засевалось”, поскольку в Государственную Думу пришли не только сами бизнесмены, заинтересованные в том или ином законе, но и лоб­бисты капитала, в том числе грязного, нередко законы принимались с явной целью разрешить какому-нибудь крупному бизнесмену получить ещё больше прибыльных льгот. После свершения этой акции в закон вносилась поправка, отменяющая льготу.

В Совете Федерации не все были сторонниками таких “карманных” зако­нов. Недавно я пролистал список первых членов Верхней палаты. Бог ты мой, набралось не больше десятка из 168 человек, с которыми я тогда не встречался, не задавал вопросов, не делал интервью. Некоторые запомни­лись особо твёрдой позицией против правовых актов, полезных узкому кругу нужных людей.

Выделялся бывший военный лётчик, подполковник Пётр Станиславович Волостригов, представлявший в Совете Федерации Ханты-Мансийский авто­номный округ. Он, как и некоторые другие, считал недопустимым одобрять законы-однодневки. Разумеется, такие члены Совета Федерации были не нужны власти, опирающейся на капитал. Ей требовалась “утвердительная па­лата” из удобных соглашателей.

Правда, сделать её таковой удавалось не сразу. Как я говорил, самым боевым, принципиальным был Совет Федерации под руководством Егора Се­мёновича Строева; он состоял из губернаторов и руководителей Законода­тельных Собраний регионов. Там уже было больше соглашателей, чем в пер­вом созыве.

Но всё же “первую скрипку” играли те, кто твёрдо отстаивал интересы ре­гионов. Москва всё решительнее захватывала экономическую и политическую власть себе, оставляя в федеративном государстве субъектам Федерации роль просителей и угодников. Поэтому придумали новую трансформацию палаты.

Теперь сюда пришли представители региональной власти. Но к тому вре­мени и сама власть там, и тем более её посланцы в Верхнюю палату станови­лись всё меньше зависимыми от воли народа. В отличие от воли Кремля и правительства.

Не могу сказать о подавляющем большинстве таких сенаторов в палате. Оставались те, кто понимал свою высокую роль в создании правового госу­дарства. Одним из них был Анатолий Григорьевич Лысков — председатель ко­митета Совета Федерации по правовым и судебным вопросам. Человек с му­жественной биографией.