– Ну, ты не такая уж красавица, чтобы юноши с разбегу заключали тебя в объятия! – «утешил» меня тогда Санчо.

– Почему это я не такая?! – по инерции возмутилась я – и сникла.

Санчо снова был прав. Я не такая!

Мужчины редко подходят ко мне с прямыми предложениями интима. Желающих-то хватает, только они подолгу крутятся вокруг да около, беззвучно разевая рты, как вытащенные на берег рыбины, и в девяти случаях из десяти отчаливают, так и не нарушив обет молчания. А тот десятый, который все-таки остается и мужественно озвучивает свои гнусные намерения, обычно оказывается низколобым типом с пониженным чувством опасности и не проходит у меня даже предварительный фейс-контроль.

Вот тут Санчо оказывается гораздо циничнее, чем я: он говорит, что я недостаточно раскрепощенная. А я говорю, что закрепощенной меня тоже не назовешь, ведь я не жду, что меня будут осаждать благородные рыцари!

Я этого давно уже не жду. Да я сама готова взять штурмом любого благородного рыцаря, если только он окажется умным, сильным, жизнерадостным, свободным, дерзким… И хотя бы немного более симпатичным, чем Квазимодо!

Я чувствовала себя и в силах, и вправе проявить инициативу.

То есть, так было неделю назад.

А сегодня я ощущала себя и бессильной, и бесправной. И в глазах у меня больно кололо, словно туда попали сухарные крошки.

Слёзы были едкие и радужные, как бензиновая плёнка, поэтому я плохо видела дорогу. Наверное, надо было остановится, присесть на уединенную лавочку под ёлкой погуще и дождаться просветления в очах и в уме, но я боялась, что в комфортных условиях персонального хвойного убежища моментально расклеюсь и расплачусь, а вот этого мне совсем не хотелось.

Мне хотелось подхватить с земли увесистый булыжник и с реактивным ревом запустить его вверх, в небо, с силой, достаточной, чтобы сбить с орбиты некрупный спутник или того из божьих ангелов, который допустил, чтобы я так вляпалась. Руки ему поломать, паршивцу, а также ноги и лук со стрелами…

– Сама виновата! – безжалостно добил меня внутренний голос. – Надо было беречься!

Как будто я должна была идти по жизни в бронежилете и каске, дополнительно прикрываясь от летящих в сердце стрел плексигласовым щитом!

И как будто эти стрелы летели в меня так уж часто!

И как будто не отскакивали обычно, как от железобетонной!

– Булыжник мне, булыжник! – пробормотала я с драматической интонацией Чацкого, который в аналогичных выражениях требовал себе карету.

Мироздание проявило издевательскую предупредительность и с готовностью подогнало искомый булыжник мне под ногу. Я споткнулась, выругалась, потерла щиколотку и вынужденно похромала к ближайшей лавочке.

Уединенной она, увы, не была: какая-то пожилая дама в полотняной панаме восседала там, покойно сложив руки на животе и милостиво взирая на цветущую клумбу сквозь черные очки. Я опустилась на край скамьи, с неприязнью посмотрела на алые георгины редкого сорта «Пылкое сердце» и тяжко вздохнула.

Моего плеча коснулось что-то мягкое. Я вздрогнула и повернула голову: соседка по лавочке расцепила руки и одну из них протянула в мою сторону. Зажатый в пальцах белый платочек придавал сидящей даме карикатурное сходство с фольклорной плясуньей, которую приступом радикулита заклинило в нижнем присяде.

Я с некоторым трудом – видно, мозги раскисли от не пролитых слёз – сообразила, что платочек любезно предложен именно мне и, помешкав, взяла его:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – у пожилой дамы был приятный мягкий голос. – Не плачьте, деточка. Он негодяй и не стоит ваших слёз.

– Он стоит намного больше! – огрызнулась я и яростно потерла глаза батистовой тряпочкой. – И вообще! Я вовсе не плачу! Это у меня аллергия.

– На негодяев, я полагаю?

Дама усмехнулась тонко, а я – криво.

Исключительный талант вляпываться в истории не подвел меня и на этот раз.

От риторического вопроса: «Господи, ну, почему я такая дура?!» я воздержалась только потому, что нельзя же, в самом деле, регулярно приставать к Всевышнему, в которого даже не веришь, с одним и тем же «почему?», как пытливый малыш к глухонемой няньке!

Три дня назад я все-таки купила авиабилеты в столицу Нигерии. На сайте авиакомпании рядом с нужным мне рейсом помаргивала надпись «последний билет», и я решила, что это знак.

Видимо, так оно и было, только я ошиблась в трактовке сигнала: это был запретительный красный свет!

Сегодня загадочный мужчина, свидание с которым я уже считала делом решенным, позвонил мне и сказал, что наша встреча не состоится. К сожалению, в означенные даты его не будет не только в Абудже, но и вообще в Нигерии, и даже в Африке. У него дела!

– Я понимаю, – светски сказала я, намертво задавив порыв капризно заныть.

Мне было совершенно ясно, что обижаться я могу только на себя.

О, я оценила, как аккуратно он представил неприятную для меня новость: щедро отсыпав мне комплиментов до и после, теплым тоном. Спрятав шокирующее сообщение в лёгкий салонный трёп, как гадюку в букет. Проявив и хорошее воспитание, и такт, и изобретательность, и знание женской психологии… Да какие у меня могут быть претензии к такому замечательному мужчине?

Я покачала головой, мысленно отвесила пару вполне заслуженных пощечин самой себе, и смиренно ответила общительной даме:

– Он не негодяй.

– Неужели?

Бархатный голос побуждал исповедоваться.

Я еще раз вздохнула и призналась:

– Он мне очень понравился…

– Я вас понимаю.

– Нет, не понимаете! – заспорила я.

– Прекрасно понимаю.

Тут до меня дошло, что мы препираемся точь-в-точь как персонажи из старой дурацкой рекламы про чудесное средство от насморка, и я нервно хихикнула.

– Вот так-то лучше, – одобрила дама.

– В самом деле, ты чего раскисла? – присоединился к беседе мой внутренний голос. – Можно подумать, это была любовь твоей жизни! Можно подумать, у тебя разбилось сердце! Да уж, куда там! Ха!

– Нет, разбилась всего лишь моя очередная хрустальная мечта, –иронично хмыкнула я и собралась с силами, чтобы встать с лавочки и пойти дальше по своему жизненному пути – тернистому и густо усеянному осколками всего разбитого.

– Стекло бьется к счастью, – уверенно сказала дама.

Она как будто прочитала мои мысли и поняла, что я хочу уходить:

– Идите, деточка, идите. Всё будет хорошо!

– Да-да, – хмуро согласилась я, вздернув на плечо ремень сумки и таким образом приготовившись продолжить свой многотрудный поход в условно светлое будущее. – Разумеется, всё будет хорошо, но не у всех…

– У вас всё будет хорошо, – моя собеседница уверенно акцентировала местоимение. – Я знаю. Я вижу.

С расстояния в три шага я оглянулась на лавочку и только тут заметила белую тросточку, с какими ходят слепые.

Ага, видит она что-то, как же!

Эх…

Мимо Санчо в приемной я прошла твердым шагом, нарочито не замечая вопросительно вздернутые брови помощника. Наверняка он заметил, что глаза у меня мокрые и красные, а тушь размазана, но я не собиралась откровенничать. Не сейчас. Позже, когда я успокоюсь и смогу отнестись к ситуации с юмором.

– А что? – встревожено вякнул Санчо, но я осадила его предостерегающим жестом и рявкнула:

– Что, что… Аллергия у меня!!!

В кабинете я швырнула на диван сумку, тычком включила компьютер, бухнулась в кресло и уставилась на свое отражение в мониторе, как на врага народа. Монитор не выдержал психической атаки и малодушно просветлел. Скайп я даже включать не стала – зачем? Теперь ему дорога туда же, куда и «Одноклассникам».

Я открыла ничем не скомпрометированный Ворд и выдохнула, собираясь с мыслями.

Тихо скрипнула дверь. Я подняла глаза: на пороге, сдвинув пятки, развернув плечи и без всякого выражения глядя поверх моей головы, высился Санчо. Образ чопорного английского дворецкого шел ему чрезвычайно.

– Кгхм…

– Да? – обронила я с ледяной вежливостью некстати потревоженной благородной леди.