– Боже, упаси! Что творится -то! Заберите ребёнка! – истерично орал он на холопов.

– Сам иди! Там Сатана! – наотрез отказались они, пятясь назад.

– Заколите её вилами! Неси солому, сожжём эту тварь! ё брызгал пеной отец Никифор, увидев, что супруга поднялась. Он сам бросился к ней, ударом ноги сбил её опять на землю и принялся избивать, пока Людмила не разжала руки и дитя не оказалось в его толстых пальцах.

– Не тронь! Оставь дитя, изверг! – через боль с трудом произнесла Людмила, пытаясь схватить за ноги мужа.

– Что это? – изумленный отец Никифор открыл лицо дитя, а увидев, что у поросячьего вида тела конечности человеческие, он брезгливо отбросил его к лестнице у входа в саму церковь.

– Неси больше соломы! – не переставая кричал отец Никифор. – Сожжём плод Сатаны! А сам наотмашь вбивал твёрдые носки сапог в обессиленное тело жены.

– Тварь, с кем нагуляла? Ты мне не давала дотрагиваться до себя, когда с Дьяволом нагуливала!

– Я тебя никогда не любила! Ты меня силой в жены взял, – она пыталась дотронуться до подола рясы мужа. – Это мой ребёнок! Не бери грех на душу! Отпусти меня в лес, я исчезну! – отчаянно молила Людмила.

– Сдохни, падла, сдохни! – обида на безответную любовь, ревность затмила разум священнослужителя.

Холопы натащили в центр двора горку соломы.

– Неси факел! – злость скрипела на зубах отца Никифора. Он стряхнул ногой пытающуюся зацепиться Людмилу, выхватил вилы из рук холопа.

Ярко загорелась свежая солома, языки пламени зловеще запрыгали, как черти у котла.

– Пощади, батюшка! Пощади! – умоляла Людмила, валяясь в ногах Никифора, который брезгливо поднял свёрток у лестницы. Дитя тихо плакало, приближаясь к огню, жар бил в лицо.

– Милый! – Людмила встала на колени, поднимая руки к небу. – Помоги, милый! Не оставь меня! – что есть силы, закричала она так, что эхо разнеслось далеко по округе.

– Милый? Теперь милый? – злорадствуя, отец Никифор бросил ребёнка в центр костра, отчего мелкие искры сгоревшей соломы, хлопнув, высоко поднялись в ночное небо, чёрная гарь потянулась следом.

– А! А! А! – отчаянный голос Людмилы, бросившейся в костёр, заставил развернуться отца Никифора, который с размаху встретил её вилами, проколов насквозь худенькое тело жены.

– Куда ты, змеюка! – прижал он её черенком, потом испуганно оглянулся по сторонам и стал неистово раз за разом втыкать острие вил в грудь Людмилы, которая откуда ещё находила силы. Хрипя через губы, выплёвывая кровь, произнесла она последние слова:

– Ну, где же ты, любимый?

Как только Людмила произнесла последний звук, небо почернело, будто кто-то резко убрал луну. Воздушный поток плотной волной ударил по двору, потушив последний источник света – костёр. Купол церкви накренило. Зловещая тишина окутала пространство, замолчали собаки и птицы. Метеоритом цвета раскалённого металла с красноватым оттенком с неба появилось у тела Людмилы свечение, медленно трансформировавшееся в ангела с крыльями, склонившись над убитой. Он тяжело дышал. Нет, это был не ангел! Крылья как у огромной летучей мыши с когтями на конечностях, красный телом. Это был сам Дьявол. Это был Сатана! В его грозном профиле, просматривались черты лица того самого красивого мужчины, с которым её не однократно видели.

– Людмила, любовь моя! Кто с тобой так поступил? – тихо свистел он через острые зубы. Но она молчала, ответить не могла. Она уже испустила дух. Поняв это, Сатана встал в свой гигантский рост, держа на мускулистых руках маленькую девушку, которую любил больше всего, больше самого себя.

– Кто о о о о? – эхо громом прошило всю округу. Казалось, что деревья остались без листьев.

– Ктоооо? – взмахнув крыльями, он только заметил испуганных людишек. Отец Никифор в ужасе застыл в паре метров рядом с холопами. Их парализовал страх. Подавленные, они тряслись.

– Не убивай! Не губи! – завизжал отец Никифор, понимая, что натворил. – Я хочу жить! Господи, помоги! – заплакал он, как женщина, тряся подбородком, как свинья.

Сатана свысока взглянул на них горящими глазами, отняв последнюю волю в убийцах. О чём думает он, понять по его взору невозможно. В огне нет эмоций, есть только жар. Сатана развернулся и пошёл в церковь, неся возлюбленную на руках. С каждым шагом ему было все труднее идти и труднее, вход Дьяволу в церковь запрещён, губителен. Войдя в неё, он вспыхнул, сгорая в пламени, с трудом приблизился к алтарю, обдувая тело своей любимой, чтобы огонь не обхватил её. Положив тело Людмилы на пол, он склонился над ней, поцеловал, прощаясь, вознеся руки вверх.

– Создатель, я вновь ошибся! Я виноват! Прости этого человека! Прими душу дочери своей Людмилы к себе. Я любил её как никого и никогда! – он упал на колени, опустил голову. Пламя перестало пожирать его, вмиг загорелись все не догоревшие свечи у алтаря и потухшие лампады.

Сатана в последний раз взглянул на свою любимую, взмахнул крыльями и исчез.

Снова раздался воздушный хлопок, ночь стала видимой, появилась луна. Отец Никифор и холопы ожили, отойдя от оцепенения.

– Господь упас! – упал на колени перед накренившимся куполом батюшка, бил лбом о землю и рыдал от счастья, непрерывно крестился, – есть Господь! Он упас меня!

Встав, он отряхнул подол рясы, глубоко вздохнул, обретя спасение, самодовольно хмыкнул, обернулся к калитке. Со стороны деревни светили факелы, приближаясь. Народ с вилами и косами бежал к церкви, купол которой тихо скрипнул и всем весом камнем рухнул вниз на отца Никифора, насквозь пробил крестом, пригвоздив к земле. Холопы испуганно закричали, видя, как тяжело сопя, умирал хозяин, но бросаться помогать не стали.

Только один из трёх холопов остался в своём уме, в двадцать пять лет он постарел за ночь. Седой, как лунь, заикаясь, пытался рассказать подробности прибывшим крестьянам.

Людмилу знали с рождения и любили в деревне. Её нашли внутри церкви у алтаря, лежащую ровно на спине со скрещёнными руками на груди, красивую, с любящей улыбкой на лице.

– Как живая! – отметили все.

Похоронили её по языческим обычаям. А тушу отца Никифора на следующий день забрали в Рязань священнослужители.

Эту пренеприятную историю не любили вспоминать.

– А где же дитя? Ведь даже если бы он сгорел в костре, должны остаться косточки, а их нет! – шептались жители деревни.

– Не было никакого дитя! – говорили другие.

– Был ребёнок! Сатана с собой забрал! – утверждали третьи.

А церковь более не работала. Восстанавливать жители её не стали, а священнослужители наотрез отказывались ехать, даже по назначению.

Дурная слава с тех времён у этой деревушки с упавшим куполом. А в народе, как всегда, не переставая, ходили страшные байки.

– Эта церковь – врата в иной мир! – пугали друг друга люди.

Правда ли, что говорят, сейчас не узнать. Одно ясно: любовь часто приносит боль и страдание. И не всегда любовные истории, сказки с хорошим концом.

1

12 ч дня, город Москва. Спортивный комплекс Олимпийский. Чемпионат России по боксу, финал.

Ринг -анонсер, громко, эмоционально представлял бойцов, перечисляя их регалии:

– Синий угол: боец в белых перчатках Ярослав Конкин.

– Красный угол: боец в синих перчатках Арсений Батурин!

С акцентом на фамилии, хриплый голос известил о начале третьего раунда.

– Бокс!

Два крепких и сухих бойца полу -тяжёлого веса встали в стойку друг против друга в центре ринга. С переменным успехом прошли два раунда. Бой был плотным. Удары сыпались, как барабанная дробь. Такие зарубы нравятся зрителям, которые бурно поддерживали спортсменов.

– Ярослав! Ярослав! – кричали фанаты Конкина.

– Арсений! Батурин, вперёд! – подгоняла группа поддержки другого боксёра.

Оба спортсмена, Конкин и Батурин, шли без поражений. Сегодня решалось, кто из них поедет на чемпионат мира в Париж. Ярослав работал на контратаках, Батурин вёл бой агрессивно. Локти прижаты у того и другого плотно к торсу, перчатки прикрывают подбородки. Никто не хочет рисковать, цена ошибки велика. Можно утверждать, что градус нервозности в зале повышен до предела.