Мать частенько говорила, что внешность у Мод «приятная». Это означало, что Мод не обладала какой-то поразительной красотой, но при своих усредненных чертах выглядела вполне мило. Свои волосы медового оттенка она с обеих сторон убирала гребнями. Благодаря тому, что волосы Мод вились от природы, ей не приходилось тратиться на перманент или накручивать бигуди. Немного пудры и красная помада завершали образ.
Ученицы ею в буквальном смысле восторгались. Они считали, что Мод отвечает вызовам нового, послевоенного времени. То были надежды на будущее, молодость, растущая власть красоты над умами. После тьмы военных лет особенно остро ощущалась жажда лоска и наслаждений.
Мод нравилось преподавать, да и вообще находиться в школьной среде. Запах мела и моющих средств, которые уборщица добавляла в воду, когда мыла покрытый линолеумом пол в классе, вселяли в душу Мод спокойствие. Дома, в мрачном апартаменте, ее ждали лишь ежедневная рутина и перспектива бдения над недееспособной Шарлоттой. Не было времени ни на развлечения, ни на встречи с друзьями. Истина заключалась в том, что близких друзей у Мод и вовсе не было. Единственная женщина, которую она могла называть подругой – швея Эльза. Так как молодая вдова находилась в том же положении, что и Мод, никаких развлечений не было у них обеих.
Коллегам на курсах Мод никогда не рассказывала правды о своей одинокой жизни. В учительской она вела себя скромно. Она старалась выглядеть открытой и улыбчивой, но из-за того, что Мод в принципе редко вступала в разговор, коллеги зачастую о ней забывали. Ей ничего не стоило тихонько сидеть за столом, поддерживая благопристойный внешний вид, но социальное взаимодействие было для нее совершенно неизведанной территорией. А так как Мод в коллективе была самой младшей, от нее никто и не ожидал самостоятельности в суждениях. Мод такой расклад полностью устраивал.
Облегчение, которое испытала Мод, когда ей продлили контракт еще на один семестр, было буквально головокружительным. Она лелеяла эту надежду, но не смела ей поверить. Преподавая одновременно французский, латынь и английский, Мод имела полную ставку, а потому – приличное жалованье. Оно было ей необходимо. Ей было комфортно на работе, и ученицам она нравилась. Может быть, был шанс, что Язва так и останется в университете? В лучшем случае – до самой пенсии.
Иногда у Мод возникала мысль, что жизнь, наконец, повернулась к ней лицом. Это ощущение длилось вплоть до последних дней осеннего семестра.
Перед Рождеством, после подведения в актовом зале итогов семестра, коллектив, по традиции, собрался в учительской, чтобы выпить кофе с имбирным печеньем. Когда все пожелали друг другу счастливого Рождества и стали собираться по домам, ректор Экман попросила Мод пройти к ней в кабинет. Мод тотчас насторожилась. Чего хочет страшная тетка? Кто-то из учеников на нее пожаловался? Вряд ли. Тогда кто-то из коллег? Нет, Мод не могла припомнить, чтобы нанесла кому-то обиду. Внезапно ее пронзила мысль: вдруг ректор собирается предложить ей постоянную работу? Она станет ведущим преподавателем французского. Какой удивительный рождественский подарок! Эти мысли помогли Мод собраться с духом. Теперь она следовала в кабинет ректора Экман в предвкушении.
Ректор уселась в удобное конторское кресло и указала на простой деревянный стул по другую сторону своего стола.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала она.
Прежде чем присесть на самый краешек стула, Мод предусмотрительно одернула юбку.
Начальница какое-то время молча глядела на Мод. А потом заговорила дружеским тоном:
– Послушайте, Мод. Вы отработали у нас уже три семестра. Я очень довольна вашей работой, вам стоит это знать. Однако…
Она взяла короткую паузу. Мод ощутила, как сердце бешено забилось, но старалась не показывать своего замешательства.
– …однако ситуация складывается таким образом, что в весеннем семестре вновь выходит на работу адъюнкт Рапп. Она заберет себе все часы французского. Все, что мы можем – предложить вам постоянную работу преподавателем английского языка. И я на самом деле надеюсь, что вы согласитесь. Вы получите также пять академических часов адъюнкта Телландер, она поменяется с вами на латынь.
Последнее предложение сопровождалось намеком на улыбку. Мод подумала, что улыбка на этом лице – нечастая гостья, потому что очень скоро она растаяла.
Мод сидела, словно громом пораженная. Биение сердца отдавалось у нее в ушах, и она с трудом могла сосредоточиться на словах ректора. Словно поле зрения Мод внезапно сузилось, и женщину напротив она видела теперь сквозь окуляры перевернутого бинокля. Забавно, но только сейчас Мод обратила внимание, что у ректора Экман росли самые настоящие усы. Серые, толстые волоски, словно… Что там говорит эта ведьма?
Мод сделала глубокий вдох и попыталась взять себя в руки. Ректор сказала, что Язва намерена вернуться и забрать у Мод все часы французского. Латынь получит адъюнкт Телландер и, так как та является ведущим преподавателем немецкого, все эти часы она тоже, разумеется, сохранит.
От латыни Мод могла бы отказаться, но отобрать у нее французский? Эта рана была смертельна. Французский был самым популярным языком среди учениц, вторым по популярности шел немецкий. Английский в те годы все еще был относительно мало распространен.
Постоянная работа учителем английского… звучит неплохо, но учитывая небольшой размер учебного заведения, нетрудно было догадаться, что на полную ставку часов не хватит.
Мод откашлялась и ухитрилась выдавить:
– Так… преподавание английского – это постоянная работа?
– Да. Нужно будет уладить кое-какие формальности, но мы с этим разберемся. Никто из ваших старших коллег не хочет брать английский.
Первоначальный шок уступил место ледяной ярости. Она распознала это чувство, помня, что нельзя показать и доли своих переживаний. Если они вырвутся наружу, велик риск, что Мод перепрыгнет через стол и выцарапает глаза ректору Экман. На пару мгновений она замерла, сидя на стуле. Ее постепенно наполнял гнев, но ледяное спокойствие никуда не делось. Внезапно в мозгу Мод, который тут же принялся обсчитывать возможные ходы, что-то щелкнуло. Нет, ректор – не тот человек, с которым нужно сводить счеты. Ее цель – некто другой. Гнойный нарыв, вызревающий под крышей школы.
Мод поднялась на ноги и протянула руку:
– Благодарю! Я с радостью соглашусь на должность преподавателя английского языка, – с улыбкой произнесла Мод.
– Вот и замечательно, – отозвалась мадам ректор, пожимая протянутую руку.
Рождество прошло как обычно. Мод купила подарки Шарлотте с Хильдой. Себе она тоже по традиции купила подарок сама, будто бы он от Шарлотты. Сестра имела смутное представление о Рождестве. Иногда, впрочем, она оживала, и интересовалась, почему в большом зале нет елки. В последние годы Мод всегда отвечала одинаково:
– Все елки закончились. Мы можем зажечь свечи.
Так они поступили и в этот раз. Они поставили два массивных серебряных подсвечника на кухонный стол, потому что в столовой для трех человек места было чересчур много. В Сочельник у Хильды была ночная смена в больнице, но прежде, чем идти на работу, она успела отведать рождественский ужин вместе с сестрами.
Шарлотта, как обычно, получила в подарок новые ноты. Большинство ее старых тетрадок были сильно потрепаны. В этой новой нотной тетради были несколько наиболее известных произведений Шуберта – тех, что нравились Мод. Себе и Хильде она купила по паре настоящих нейлоновых чулок. Хильда, открыв упаковку, от восторга залилась румянцем. Ей было слегка за тридцать – столько же, сколько Шарлотте – и выглядела Хильда моложаво. У нее была стройная фигура, движения ее были полны энергии, а вокруг нее всегда создавалась атмосфера покоя и уюта. Хильда была блондинкой с высокими скулами и голубыми глазами – настоящий нордический тип. Сама Хильда утверждала, что ее родители были финнами.
Однажды летом Хильда на недельку уехала в Вермланд, в маленькую деревушку, в которой выросла. Возвратившись в Гетеборг, она выглядела счастливой и отдохнувшей. Практически сразу после ее возвращения полетели письма, как минимум по одному в неделю. Каждый раз, когда в почтовом ящике обнаруживался конверт с именем Хильды, глаза ее вспыхивали. На прямой вопрос Мод Хильда призналась, что во время коротких летних каникул в местах своего детства она встретила мужчину. Он оказался новым священником в местной общине. Хильда смущенно улыбнулась. У Мод скрутило живот. Если этот роман продолжится, скоро Хильда от них уедет. Выйдет замуж за пастора и вернется в Вермланд. И Мод ничего не сможет с этим поделать.
