Annotation
Все начнется в Индокитае. А потом — весь ассортимент. Шпионы, сокровища, мафия, деньжищи… Американская военщина. Возможно, «Анэнербе», не решил еще. Предложения принимаются. Может, и неземную любовь организую. Посмотрим. Сочиняться будет на ходу.
Ande
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Глава 36
Глава 37
Послесловие
Ande
Правила отхода
Глава 1
— Всем встать! Судебное заседание ведет его честь, судья Таксин Ракпонмыанг!
Пожилой таец, наверное, помнящий еще проезжих колонизаторов, ни на кого не глядя, вошел в небольшой зал, и уселся на председательское место.
В связи с малозначительностью дела, в небольшом зале почти нет народу. Я сижу в загончике для подсудимых.
Как бы ничтожно дело не было, срок мне светит немалый.
Окружающая обстановка выглядит солидно, даже несмотря на побеленные стены. Кафедра судьи, двери, места для свидетелей, места присяжных и стулья публики — из черного дерева. Под потолком крутятся лопасти вентилятора. На стене, за спиной судьи, портрет короля Таиланда Пумипона Адульядета. За высоким окном льет ливень, делая жару влажной.
Место действия — Тайланд, небольшой город Чонбури. Окружной Суд.
Время действия -1 декабря 1960 года. Пятница. Утро.
Здесь и сейчас меня зовут Питер Грин. Так, на английский манер, меня, в конце — концов, стали называть все окружающие. На самом деле, я Пётр Гринев, русский по рождению. Эмигрант и беженец из красного Китая. Но, все гораздо сложнее.
В теле и мозгах двадцатипятилетнего Пети Гринева, неведомо как оказался я, Петр Петрович Гриднев. Шестидесятилетний москвич. Лег спать в свою постель, в Москве, на Полянке. В декабре две тысячи двадцать второго года.
А пришел в себя, на бетонном полу следственной тюрьмы Окружного Суда. В окружении нескольких десятков тайцев, тоже ожидавших суда. Очень оживившихся, при моем появлении. Фаранг, как здесь называют белых европейцев, делал заключение веселее. Ну, так они думали.
И дело не в гомоэротических представлениях среднего россиянина. Ни я, ни реципиент, на тему возможного надругательства не переживали. Традиция насиловать соотечественников наиболее распространена именно в России. Да и то, как я подозреваю, насаждалась тюремными властями.
Разглядывая судью, основательно устраивающегося в своем кресле, я вспомнил рассказ приятеля. Он как то угодил, на пару месяцев, в Нью- Йоркскую тюрьму Райкерс. История забавная и кончилась хорошо, но речь не об этом. Русские сидельцы этой тюрьмы, немедленно объединились, и попытались ввести, хотя бы среди своих, русских, порядки советской зоны. Поскольку люди были вроде как авторитетные, кажется, был даже Япончик, ожидающий экстрадиции, решения принимались строгие. И, одного козла, из русских заключенных, постановили опустить. А дальше начался цирк. Поскольку исполнить это лично, никому из серьезных урок не хотелось, суровое постановление зависло в воздухе. Авторитеты попробовали договориться с негритянским большинством тюрьмы. На них посмотрели как на сумасшедших. Сообщили, что за очень большую сумму, могут попробовать найти желающего добавить себе срок. Дело кончилось тем, что авторитеты отхлестали провинившегося носком по лицу, объявив петухом. Под смешки остальных русских сидельцев.
Судья тем временем кивнул приставу, и тот проорал сакраментальное все что положено. И я встряхнулся. Попав три дня назад в камеру, я немедленно подрался. Тайцы решили забрать себе все, что было у меня в руках. То есть пачку сигарет, коробок спичек, и три кусочка сахара. На входе в тюрьму, меня переодели в тюремную робу. Одежда, и личные вещи, остались у кладовщика. А мне дозволили лишь сигареты и, неведомо как оказавшийся в кармане пиджака сахар.
Да и то, потому, что небольшую сумму в батах, из моего бумажника, прямо у меня на глазах, поделили кладовщик, и надзиратель, что привел меня переодеваться. А на входе в камеру случилась драка.
Камера предварительного заключения — бетонная коробка под открытым небом, с бетонными полом, и бетонными стенами, высотой метра три. Вдоль одной стены желоб, куда справляют нужду заключенные. Все сидят на полу. На каждого заключенного приходится меньше квадратного метра площади. Но это и все, что я успел увидеть. Потому что какой то мелкий деятель попытался выдернуть у меня из рук сигареты. На тюремной робе нет карманов. Я его отпихнул и прошел в камеру. На меня полезло человек пять, таких же мелких. Получив по роже, они отскочили. И мной занялся двухметроворостый амбал, с парой друзей. Амбал мне удивительно напомнил Боло Янга из фильмов с Ван Даммом. В течении минуты они меня крепко отмудохали. А потом в камеру ворвалась охрана, и, за драку, объявила мне трое суток карцера. Добавив дубинками по спине.
Я было решил, что тюремщики сниходительны к фарангу, что к ним попал. И посадят меня в одиночку, на хлеб и воду. Снова ошибся.
Карцер по — тайски, это лежачий ящик. Стороны метр на метр где то. И, в длину, метра два с половиной. Весь срок наказания маешься там, справляя нужду под себя, и лежа. Еду и воду подают два раза в день, через решетку в торце. Воды совсем мало. А риса не жалеют. Ну, то есть, наваливают небольшую миску до краев. И поливают рыбным соусом с запахом тухлятинки. Так что, приходилось развлекать себя мыслями, что вустерский соус — это тайское изобретение, трансформированное цивилизацией в изысканный продукт.
Несмотря на невыносимое положение, я был даже рад, тому, что наконец оказался один. Было время осознать и принять то, что со мной произошло. Разобраться с памятью реципиента, что мне досталась. Парень оказался вполне приличный. Ну и прикинуть планы на будущее. То есть понять, что нужно немедленно бежать. Оказавшись в Бангкокской тюрьме, сбежать будет стократ сложнее. А отсюда — вполне возможно. Так что нужно суд растянуть, или перенести на другой день.
Сегодня утром меня достали из ящика. И бросили в эдакий бетонный загон. Из пожарного шланга, водой под напором, смыли с меня вонь и грязь. Помнится, именно после такого душа у Джона Рэмбо снесло крышу. А оно оказывается вон как. Оказывается, так отмывают заключенного.
В зале было два каких то незнакомых тайца. Видимо, мой адвокат, и прокурор. Еще был мой работодатель, он же потерпевший, Вонграт Саетан. И работницы фирмы, где я трудился, Бунг и Чаиси. Лет по тридцать, замужние дамы. Хотя, по тайкам, определить возраст сложно. Они здесь — свидетели моего преступления.
Когда меня ввели, никто даже не взглянул на меня. И ладно бывшие сотрудницы или прокурор. К белым здесь отношение сложное. При малейшей возможности их плющат. Наверное, потому что в остальных случаях, пресмыкаются. Но даже мой, как я понял, адвокат, не желал со мной перекинуться хотя бы словом. Похоже, все уже решено.
Даром что декабрь, жара стоит такая, что пока меня вели в зал суда, я, в общем-то, высох. Только роба осталась влажная. Да под глазом синяк. И щетина. Благообразный подсудимый, чего уж.
Взглянув на судью, я понял, что растянуть суд не выйдет. Минут через пятнадцать огласят приговор. Дело простое, белый понаех, начистил морду коренному тайцу. Затруднение у судьи вызовет лишь решение — дать пять лет, или всю десятку. Так что не стал тянуть, и играть в злобные гляделки с потерпевшим. А встал и сказал:
— Ваша честь, у меня крайне важное заявление для суда!