И когда парочка отходит, мы с Верунчиком идем следом. Нам лично все равно, кто у нас будет брать мазок, главное результат. А результат будет вечером. А до этого нужно пережить день и не сойти с ума. Интересно, Коршунов нас сразу перевезет к себе или момент переезда предстоит еще обсуждать?

В кабинете забора материала нас ждут. Сначала берут у Коршунова мазок. Он морщится. Похоже, ощущения не очень приятные. Я волнуюсь на то, как отреагирует Верунчик на чужих людей. Она еще крошка. К моему удивлению, малышка даже не поморщилась.

Облегченно выдыхаю, вылетаю из кабинета. Видимо оттого, что толком не завтракала и жутко перенервничала, желудок жалобно урчит. Напрягаюсь, когда обнаруживаю рядом Коршунова. Мне отчего-то казалось, что он уйдет по-английски и только вечером позвонит для сообщения результата.

Богдан Аркадьевич смотрит на Верунчика, а Вера смотрит на него. Разглядывают друг друга так пристально, словно сканируют. Малышка не начинает плакать, выражая свое отношения к чужому дяде. Сам Коршунов, кажется, улыбается. Если один приподнятый уголок губ можно считать за улыбку, конечно.

– Как вы смотрите на то, чтобы вместе позавтракать? – Коршунов переводит с ребенка взгляд на меня.

Серьезный, немного хмурый, хочется протянуть руку и разгладить морщинку между бровями. А еще эти глаза сквозь стекла… Голубые глаза, красивые.

– Что? – переспрашиваю, сомневаясь в правильности вопроса.

– Я утром не завтракал, думаю, вы тоже.

– Ну я кофе и бутерброд закинула в себя.

– Поэтому предлагаю ланч. Я плачу, если переживаете по поводу счета, – в голубых глазах внезапно вспыхивает искорка смеха. Это так неожиданно, что я теряю дар речи на мгновение.

– Еще чего! – торопливо фыркаю, сосредотачиваясь на Вере.

– Тогда едем завтракать, – Коршунов подхватывает сумку с вещами малышки, терпеливо ждет, когда я справлюсь со своим ступором.

Мы идем рядом, Богдан Аркадьевич предусмотрительно открывает все двери, а если я вдруг спотыкаюсь, придерживает за локоть. Меня от этих прикосновений берет дрожь.

Почему я так остро реагирую на этого человека?

Ответа у меня нет. Я чувствую себя немного зажатой. Не расслабляюсь ни на минуту. В машине постоянно ловлю взгляд Коршунова в зеркале заднего вида. Стараюсь не пялиться на его затылок, а Коршунов наверняка тоже ощущает мой взгляд на себе.

Мы приезжаем в не в кафе, а в небольшой ресторан европейской кухни. И тут меня удивляет Богдан Аркадьевич: он первый выходит из машины, спешно обегает ее спереди, чтобы помочь мне вылезти. Опять прикасается, опять меня прошибает. Мне совершенно не нравится эти непонятные, не поддающие объяснению чувства.

– Вы часто тут завтракаете? – хочу переключить внимание Коршунова на что-то нейтральное, ибо его касания, его странные взгляды, которые я не умею толковать, ставят меня в тупик и нервирует. Не хочу быть неврастеничкой.

– Тут вкусно кормят не только по утрам. Это один из первых моих проектов, в который я рискнул вложить деньги, когда появились лишние. Уверен, вам понравится.

– Не сомневаюсь, – я отваживаюсь нормально улыбнуться Коршунову. Он в принципе неплохой, если закрыть глаза на то, как поступает с девушками, с которыми встречается.

– Там и стульчики для детей есть.

– Боюсь, Веру еще рано сажать в стульчик, – смотрю на Верунчика, она увлеченно разглядывает небо.

– Я не очень по детям, мне проще разобраться в финансах, – Богдан Аркадьевич делает приглашающий жест в сторону ресторанчика.

– Ничего страшного, у вас будет время все узнать.

И пусть я на сто процентов уверена в положительном результате, небольшой червячок сомнений точит изнутри. Что если Лида просто пересекалась с Коршуновым, а залетела совершенно от другого мужчины? Такой вариант мне приходит в голову только сейчас.

Для человека, который постоянно гуляет на стороне от жены, Богдан Аркадьевич спокоен и уверен в себе. Я уже ругаю себя за импульсивность и за то, что досконально не проверила информацию о Коршунове. И оправдаться нечем, если только тем, что деньги тают как снег под солнцем, а Верочка не будет ждать, когда у тети появится копейка на смеси.

Отогнав внезапно нахлынувшие неприятные мысли, я вместе с Богданом Аркадьевичем захожу в ресторан, где нас приветливо встречают и провожают к столику возле окна.

Пока Коршунов изучает меню, я пристраиваю Веру на соседнем стуле и развлекаю ее погремушкой. Правда, племяшка сонно моргает и, кажется, что скоро заснет.

– Что вы будете? – Коршунов поднимает на меня глаза.

– Я всеядна, поэтому берите на свое усмотрение.

– Хорошо.

Официантка, подойдя к столику, принимает заказ. И судя по перечислению блюд, Богдан Аркадьевич явно голоден не на шутку. Чувствую очередной спазм желудка и слюни во рту.

– Расскажите о себе, пока будем ожидать заказ, – просит Коршунов. Кладет руки на стол, сцепляет их в замок и внимательно на меня смотрит. Я словно на собеседовании по приему на работу.

– У меня скучная биография, – предупреждаю сразу.

Рассказываю без эмоций.

Я незапланированный ребенок. Маме было двадцать, а отцу двадцать три. Молодые и дурные. Родители меня почти сразу же после рождения скинули на бабушку. А вот Лида была плановым ребенком, несмотря на то что родилась следом за мной, через полтора года. Я по-прежнему росла с бабушкой, а сестра – с мамой и папой. Иногда меня забирали на выходные. Конечно, я обижалась на родителей, на сестру, но позже научилась не заострять внимание на обидах.

Бабушка умерла, когда мне было десять. Волей-неволей маме с папой пришлось меня забрать к себе. Но помнила, что меня не очень ждали, поэтому старалась никого не напрягать. Училась хорошо, не отличница, но в школу к директору родителей не вызывали.

Вот Лида доставляла всем жару. Она росла избалованной, капризной и требовательной. Ей все спускали с рук. Дома за ее косяки получала я. При этом папа не уставал повторять, что я в ответе за сестру, я обязана, как старшая сестра, быть к Лиде снисходительной, уступать ей и помогать по первому требованию. Именно из-за сестры я после школы поступила в техникум, а не в институт. Потому что высшее образование получить достойна была Лида.

Родители погибли в автокатастрофе буквально через неделю после того, как сестрица поступила в университет. Я и так всегда чувствовала себя ответственной за Лиду, а после того, как мы остались одни друг у друга, это чувство усилилось. Теперь вот я в ответе за Веру.

– Ты сестру не искала? – осторожно спрашивает Коршунов.

Я не отвечаю, потому что нам приносят заказ и расставляют тарелки. Когда остаемся вдвоем, я вздыхаю.

– Мобильник отключен. Возможно, поменяла номер телефона. В полиции послали далеко и подальше, сказав, что Лида объявится сама, когда посчитает нужным. Город у нас небольшой, все друг друга знают.

– А что про меня твоя сестра рассказывала? – пронзает меня своими глазами.

Я ковыряюсь в тарелке, пытаясь вспомнить, что Лида говорила о Коршунове. К своему стыду, ничего не смогла вспомнить, потому что сестра особо не делилась подробностями.

– Ничего, – признаюсь. – Имя отца ребенка не называла, я его в свидетельстве Веры прочитала. Когда Лида исчезла, рылась в ее столе и нашла бумажку с адресом.

– Ясно, – Коршунов еле заметно улыбается. – Ешь, а то остынет, – кивает на мою тарелку.

Я прищуриваюсь. Богдан Аркадьевич непробиваем как танк. Его мысли невозможно прочитать ни по глазам, ни по мимике. Он полностью контролирует себя. И чем больше я на него смотрю, что тем сильнее начинаю колебаться.

А что, если в свидетельстве записан полная тезка Коршунова? Но как объяснить бумажку с адресом? Не знаю, может быть, случайно его узнала. С каждой минутой я все больше и больше начинаю сомневаться.

– Богдан Аркадьевич… – запинаюсь, как только на меня устремляются невозмутимые голубые глаза. – А что, если вы окажетесь правы, что будет?

Коршунов задумчиво разглядывает мое лицо. Не задает уточняющих вопросов, а меня начинает разрывать на части от неизвестности. Я не доживу до вечера.