— И что, действительно можно написать рассказ? — спросил я.

— Действительно.

— Слушай, а мне и в самом деле нужно написать рассказ. Я уже несколько дней тяну с ним. Так зачем писать самому? Почему бы не дать Иегуди возможность потрудиться?

Я поднял обруч и надел на голову. На этот раз никаких вольностей. Ни одного лишнего слова.

— Напиши рассказ, — произнес я и кивнул.

Ничего не произошло.

Потом я вспомнил: ничего и не должно произойти. Точнее, все произошло, но я этого не помню. Я двинулся прямо к письменному столу, где стояла пишущая машинка.

В ней торчала закладка бумаги: белый основной лист, желтый лист второго экземпляра, между которыми помещалась тонкая черная копирка. Напечатанный текст занимал менее половины страницы. Внизу чернело еще какое-то слово, но мне было его не разобрать. Я снял очки. Но без очков я видел еще хуже, поэтому я надел их снова, почти уткнулся в лист и сосредоточился. Внизу вразрядку было напечатано: «Конец».

Рядом с машинкой лежала аккуратная, хотя и тонкая стопка чередующихся белых и желтых листов.

Потрясающе. Я написал рассказ. Если в закромах моего подсознания завалялись какие-то оригинальные мысли, тогда я, наверное, превзошел самого себя. Тогда все, что я писал до сих пор, можно смело выбрасывать на помойку.

Скверно, что я не мог прочесть собственный рассказ. Надо сходить к глазнику и выписать очки посильнее.

— Чарли, я написал рассказ.

— Когда?

— Сейчас.

— Я тебя не видел.

— Меня размыло, — сказал я. — Но ты и не смотрел.

Я снова сидел на кровати и даже не помнил, как до нее добирался.

— Чарли, это просто восхитительно.

— Что восхитительно?

— Всё. Жизнь. Птицы на деревьях. Соленые крендельки. Рассказ, написанный за доли секунды. Представляешь, теперь мне достаточно работать одну секунду в неделю! Помнишь, как мы мальчишками мечтали о такой свободе? «Нет ни уроков, ни книг, ни доски. Кончилась школа, где дохли с тоски», — продекламировал я любимый стишок нашего детства. — Чарли, это восхитительно!

Похоже, мои восторги его расшевелили.

— Хенк, я рад, что ты начинаешь понимать возможности моего изобретения. Они почти неограниченны.

— То-то и оно, что почти, — вздохнул я. — Лили Сент-Сир и Эстер Уильямс они…

— Опять ты за свое? У тебя все-таки однобокий разум.

— Ошибаешься, двубокий, — возразил я. — Я хочу видеть их обеих. Чарли, а ты уверен…

Джин и слава изобретателя сморили моего друга. У него начал заплетаться язык.

— Да, — устало произнес он, что на заплетающемся языке прозвучало как «два-а».

— Чарли, хоть ты и сильно поднабрался, ты не будешь возражать, если я попробую?

— С-сам и с-стреляйся.

Наверное, многим такие слова показались бы пьяным бредом, но я их отлично понял. Чарли явно хотел сказать: «Сам и стреляй за ними». Была у нас в свое время такая любимая фразочка — «стрелять за девчонками». Но, повторяю, джин и бремя славы превратили ее в устах Чарли в весьма зловещее предложение.

Я решил над ним подшутить.

— Чарли, и тебе будет все равно? — спросил я.

— Аб… абсолютно. С-сам и с-стреляйся.

Мне почему-то стало не по себе.

— Ты вообще понимаешь, что говоришь? — спросил я его.

— А ч-что я г-говорю?

— Ты только что сказал… «Сам и стреляйся».

Наверное, даже боги не застрахованы от ошибок. Только когда боги ошибаются, у них вряд ли на голове бывает надет обруч с черной коробочкой и проводами. А может, и надет. Тогда это объяснило бы очень многое в нашем мире.

Должно быть, я кивнул головой, поскольку буквально секунду спустя раздался выстрел.

Я заорал и вскочил на ноги. Чарли тоже вскочил. Он мгновенно протрезвел.

— Хенк, ты его не снимал? Неужели ты…

Я быстро осмотрел себя. На моей рубашке не было ни пятнышка крови. Я не ощущал никакой боли. Я вообще ничего не ощущал.

Меня перестало трясти. Я поглядел на Чарли. Он тоже был целехонек.

— Но кто? — спросил я его. — Как…

— Хенк, — тихо отозвался он. — Стреляли не в твоей квартире. Где-то в коридоре или на лестнице.

— На лестнице?

У меня в мозгу шевельнулась страшная догадка. Я увидел… человечка, которого здесь нет. Его здесь и не было. Он был на лестнице. Теперь его не стало и там.

— Чарли, это был Иегуди! Он застрелился, потому что я произнес: «Сам и стреляйся» и качнул маятниковый выключатель. Ты ошибся или наврал мне, когда назвал свою штучку автоматическим низкочастотным… и все прочее. Я тебе поверил. А ведь все это делал Иегуди. Он был…

— Заткнись, — угрюмо проговорил Чарли.

Он молча пошел к входной двери. Я двинулся следом за ним. Мы вышли в коридор. Там отчетливо пахло порохом. Запах шел со стороны лестницы. Мы поднялись на полмарша вверх. Судя по запаху, это случилось здесь. Но сейчас лестница была пуста.

— Никого, — отрешенно сказал Чарли.

— Я хочу, чтобы ты снова появился там, где тебя сегодня не было, — словно заклинание, произнес я.

— Заткнись, — уже резким тоном потребовал Чарли.

Мы вернулись ко мне.

— Попробуем разобраться, — сказал Чарли. — Ты произнес: «Возьми и застрелись», после чего либо кивнул, либо наклонился. Но ведь ты себя не застрелил. Выстрел раздался…

Он не договорил и замотал головой, пытаясь заставить ее работать яснее.

— Давай выпьем кофе, — предложил он. — Горячего черного кофе. У тебя есть… впрочем, обруч по-прежнему на твоей голове. Попробуй заказать кофе, но умоляю, будь осторожен.

— Принеси нам две чашки горячего черного кофе, — сказал я и кивнул.

Кофе не появился. Я заранее знал, что так и будет.

Чарли сорвал обруч с моей головы и надел на свою. Он повторил мои слова и тоже кивнул.

— Иегуди мертв, — сказал я ему. — Он застрелился. Твоя штучка теперь бесполезна, поэтому я сам приготовлю кофе.

Я поставил кофейник на плитку.

— Чарли, а если предположить, что все это было делом рук Иегуди? Откуда ты знал, ограничены его возможности или безграничны? Может, он сумел бы привести сюда Лили…

— Заткнись, — оборвал меня Чарли. — Я пытаюсь понять.

Я заткнулся и не стал мешать его попыткам понять.

К тому времени, когда я сварил кофе, я отлично понимал, к чему привели наши глупые разговоры.

Я разлил кофе по чашкам и одну из них поставил перед Чарли. Он успел раскрыть черную коробочку и сосредоточенно изучал ее внутренности. Я увидел миниатюрный маятниковый выключатель и массу тонких проводочков.

— Не понимаю, — растерянно пробормотал Чарли. — Ничего не сломано. Ни один провод не оборвался.

— Может, батарейка села? — подсказал я.

Я достал свой фонарик и вывернул оттуда лампочку. Когда Чарли подсоединил ее к батарейке, лампочка ярко вспыхнула.

— Попробуем рассуждать с самого начала, — предложил я. — Твое устройство работало. С его помощью мы получили джин, содовую и прочее. С его помощью в наших бокалах оказались смешанные коктейли. А дальше…

— Я как раз об этом и думаю, — перебил меня Чарли. — Когда ты сказал: «Не стоять мне на ногах» и наклонился за бокалом… помнишь, чем это кончилось?

— Я помню, что меня буквально сбило с ног воздушной струей. Я был не настолько пьян, чтобы упасть самому. Может, вся разница в местоимениях? Тогда я сказал: «Не стоять мне на ногах». А последний приказ звучал по-другому: «Сам и стреляйся». Иными словами: застрели себя. Если бы я сказал: «Застрели меня»…

Я не договорил. По спине у меня поползли мурашки.

Вид у Чарли был совсем очумелый.

— Но ведь я все разрабатывал на научной основе, — сказал он мне. — Хенк, это был не просто несчастный случай. Я не мог допустить ошибку. Твои рассуждения насчет Иегуди… Это же сплошная чушь!

Я вспомнил его объяснения, но попытался взглянуть на них под иным углом зрения.

— Допустим, твое устройство создавало поле, и оно воздействовало на мозг. Но давай на минуту представим, что ты неправильно понял природу этого поля. А вдруг поле позволяло тебе проецировать мысли? Ты думал о Иегуди. Ты не мог о нем не думать, поскольку назвал свою теорию — пусть в шутку — принципом Иегуди. И потому Иегуди…