Чтобы решительнее противопоставить чешскому королю галицкого князя, Бела предложил Даниилу женить его второго сына Романа на Гертруде, уже двукратно овдовевшей, и вместе с нею получить право на Австрийское герцогство. Даниил, и без того наклонный к западным связям, позволил увлечь себя этим, казалось, выгодным для него предложением. Следствием такого брака был поход Даниила на чехов вместе с другим союзником Белы и зятем его Болеславом Стыдливым Краковским в 1253 году. Союзники вступили в Моравию и дошли до Опавы (Троппау); но под этим городом потерпели неудачу и ушли назад, успев только варварски разорить страну на своем пути. Волынский летописец слагает вину отступления от Опавы то на ляхов, показавших слишком мало мужества, то на глазную болезнь Даниила, которою тот все время страдал, так что плохо видел. Он простодушно восхваляет своего князя за то, что тот ради славы и своего союзника воевал землю чешскую; чего не делал никто из его предков, ни Святослав Храбрый, ни Владимир Святой. (Книжник забыл походы Владимира Мономаха и Олега Святославича с Болеславом Смелым на чехов в 1076 г.) Конечно, ни сам русский князь, ни его летописец не сознавали всей несправедливости этой братоубийственной помощи уграм против чехов. Но известно, что большинство славянских государей в то время не отличалось дальновидною политикой, и их союзы с иноземцами против своих же соплеменников были частым явлением. С своей стороны, Бела, желавший приобрести Австрию для себя лично, весьма мало заботился об исполнении своих обещаний Даниилу, и, когда Роман Данилович был осажден Оттокаром в городе Нейбурге (близ Вены), угорский король оставил его без всякой помощи, так что Роман принужден был тайком выбраться из города и уехать в Галицию{70}.
Родство и тесное сближение с западными соседями, т. е. угорскими и польскими государями, частое их посещение с самого детства, большую часть которого Даниил провел при их дворах, — все это не могло остаться без влияния на его отношения к католической пропаганде, никогда не покидавшей своей заветной цели: церковного подчинения Руси папскому престолу. Между тем со времени понесенного унижения в Орде и наложения тяжких даней симпатии Даниила к Западу, естественно, должны были усилиться. Только отсюда стал он ожидать помощи своему намерению свергнуть постыдное иго. Особенно с той поры, когда попытка его зятя Андрея Всеволодовича Суздальского была подавлена, и Восточная Русь еще глубже впала в татарское рабство, Даниил сделался еще более доступен мысли о церковном подчинении папе, который по отношениям и понятиям того времени только один мог подвигнуть европейских государей и рыцарство на новые крестовые походы против восточных варваров. Первая попытка папы Иннокентия IV завязать с галицко-волынскими князьями переговоры о соединении церквей была сделана тем самым монахом Плано Карпини, который был послан папою к монгольскому хану. Мы видели, что Васильке Романович пока уклонился от этих переговоров, ссылаясь на отсутствие своего брата Даниила. Последний по возвращении своем из Орды не замедлил отозваться на папскую грамоту и отправил послом в Рим одного из русских игуменов для переговоров о борьбе с татарами и единении церквей. Обрадованный тем Иннокентий IV отвечал целым рядом лестных для русского князя посланий, в которых именовал его королем, обещал ему, его брату и сыну покровительство апостола Петра, а вместе с тем спешил принять меры, чтобы ускорить подчинение себе Галицко-Волынской церкви. Так, он назначил двух миссионеров, доминиканского монаха Алексия с товарищем, для постоянного пребывания при дворе Даниила; архиепископу Пруссии и Эстонии поручил быть своим легатом в России; а Даниила просил пользоваться его советами. Чтобы облегчить воссоединение Русской церкви с Римскою, он дал разрешение русским епископам и пресвитерам совершать службу на заквашенных просфорах; кроме того по просьбе Даниила запретил немецким крестоносцам и латинским духовным лицам приобретать имения в областях русского князя без его дозволения и признал законным новое супружество его брата Василька Волынского с своею родственницею (какою-то княжною Дубровскою). Таким образом, когда в 1247 году Плано Карпини, возвращаясь из великой Орды, вновь проезжал чрез владения Даниила, сношения последнего с папой уже имели весьма деятельный, дружеский характер. Даниил и Василько усердно угощали папского посла и продержали его у себя восемь дней; если верить его запискам, они в это время созвали род собора из своих епископов, игуменов и бояр, который рассуждал о предложениях папских и будто бы единодушно заявил Карпини о желании иметь папу своим владыкой и отцом; после чего князья отправили к папе новое посольство.
Возможно, что надежда или, точнее, сильное желание получить помощь против татар заставили и часть самого русского духовенства склониться на убеждения Даниила и благодушно относиться к мысли об унии с Римскою церковью. Галицко-волынское духовенство, по давнему и близкому соседству с католическими землями, могло менее чем какое другое в России оказать сопротивление в этом деле. Но нет сомнения, что была и здесь партия людей строго православных и не хотевших подчиниться Риму. Даниил, очевидно, хитрил, тянул переговоры и не спешил с открытым присоединением к Римской церкви, выжидая, чем разрешится вопрос о помощи против татар. Скоро обнаружилось, что все благодеяния Рима сводятся к королевскому титулу, который папа предлагал Даниилу. Последний пока отказался от этой чести, говоря: «Татарская рать не перестает угнетать нас; что же я приму венец, не имея от тебя нужной помощи?» Но помощь не являлась. Даниил начал холодно относиться к папским посланиям и ласкательствам, оставлял их без ответа и даже выгнал из своих владений присланного вторично латинского епископа. Но свояк его, угорский король Бела, вовлекши Даниила в вопрос об австрийском наследстве, постарался помирить его с папою. Тогда сношения с Римом возобновились.
В 1253 году, когда Даниил возвращался из чешского похода с Болеславом Стыдливым, он дорогою остановился у последнего в Кракове; здесь явились к нему послы Иннокентия IV с папским благословением, с королевскою короною и с обещанием подмоги против татар. «Непристойно нам видеться с вами в чужой земле», — отвечал им Данило. Побуждаемые папскими послами, князья польские Болеслав Стыдливый и Семовит Мазовецкий (сын умершего в 1247 г. Конрада), также и бояре их поддержали папские настояния на том, чтобы Даниил торжественно короновался венцом королевским, а вместе с тем, конечно, ввел бы у себя унию. Даже мать Даниила присоединилась к этим просьбам. Галицкий князь и сам не был равнодушен к королевскому венцу, но он, очевидно, не хотел ради одного титула пожертвовать независимостью Русской церкви. Наконец он дал свое согласие, но, по-видимому, с условием, чтобы папа предоставил вопрос об унии обсуждению особого духовного собора, следовательно, опять выгадывал время, отлагая установление унии до получения помощи против татар. В Галицию прибыл папский легат Ониз и совершил обряд королевского венчания над Даниилом в городе Дрогичине (в конце 1253 г. или в начале 1254 г.), где находился тогда последний, отправляясь в поход на ятвягов.
Между тем Иннокентий IV действительно в том же 1253 году велел проповедовать крестовый поход против татар жителям Богемии, Моравии, Сербии (Лужицкой) и Померании, а в следующем году поручил к тому же возбуждать рыцарей Прусского и Ливонского орденов. Но эти воззвания оставались бесплодны и обнаружили только упадок папского авторитета. Притом невозможно было и ожидать, чтобы жители отдаленных областей стали усердствовать в борьбе с татарами, тогда как они имели ближайших врагов. Рыцари орденов Тевтонского и Ливонского имели довольно дела с туземными язычниками и особенно с усилившимися литовскими князьями. Более сильные и более естественные союзники Руси против татар были бы угры, поляки и отчасти чехи, но польские князья, кроме частых войн с ятвягами и литовцами, были заняты своими взаимными спорами и междоусобиями. А короли Угорский и Чешский тратили свои силы в борьбе за Австрийское наследство. Иннокентий IV хотя не одобрял этой борьбы, в которой держал сторону Оттокара, но не имел настолько влияния, чтобы воздержать Белу. Последний же, как мы видели, вовлек в нее часть поляков и Даниила Романовича. Галицкий князь, увлекшийся честолюбивыми видами на водворение своего дома в Австрии и надеявшийся иметь в угорском короле сильного союзника против татар, увидал наконец, что все эти расчеты оказались ошибочны и что сам он на Западе тратил для чуждого дела свои средства, необходимые против его собственных врагов на Востоке. К тому же Иннокентий IV, посвящавший большое внимание отношениям к татарам, умер в конце 1254 года; а преемник его Александр IV мало заботился об этих отношениях, будучи поглощен своею борьбою с Манфредом Гогенштауфеном, сыном императора Фридриха II и наследником его итальянских владений.
