Рон заканчивал мыть посуду после ужина — сегодня это была его обязанность — и уже собирался идти в спальню, но не успел он повернуться к выходу, как на пороге комнаты появилась Гермиона, облачённая в головокружительный наряд: короткая чёрная шёлковая сорочка чуть прикрывала трусики, ажурные чулки доходили до середины бедра, а белый тонкий халат был приспущен на одно плечо. Выражение её лица и бешеные огоньки в глазах говорили о том, что надела всё это Гермиона явно не для сна, да и спать в ближайшее время она точно не намерена.

Отложив в сторону полотенце, которым Рон вытирал руки, двумя быстрыми шагами он преодолел расстояние между ними и уже в следующую секунду, подхватив Гермиону под бёдра, усадил её на стол. Две стройные ножки в ажурных чулках тут же соединились за его спиной, халат распахнулся, и теперь Рону открылся вид на все прелести жены, почти не скрываемые под прозрачной ночной сорочкой.

Его ладони прошлись вверх по бёдрам, по животу, обвели грудь и наконец дотянулись до плеч; он спустил халат вниз, легко касаясь рук Гермионы.

Рон принялся целовать её, проводя своим языком по её, и запустил руки в её волосы, прижимая крепче. В это время Гермиона забралась своими ладошками под майку Рона, провела руками по его прессу, опускаясь ниже, и наконец, оттянув резинку домашних брюк, запустила внутрь шаловливую ладошку. Дразнящим движением провела по его члену... и убрала руку. Рон невольно застонал, откинув голову назад, затем прошёлся языком по нежной коже её плеч, оставляя влажную дорожку, покрыл резкими и быстрыми поцелуями шею, прикусил мочку уха.

Гермиона тихо застонала прямо в ухо Рону, словно боясь разбудить весь дом, но этот стон вкупе с её горячим дыханием заводили Рона ещё сильнее, ему хотелось войти в неё резко, чтобы она вскрикнула, впиваться в неё так, чтобы она кричала его имя при каждом толчке.

Рон приспустил бретельки ночной сорочки с её плеч, обнажив грудь, и, резко вздохнув, сжал ладонями мягкие полушария. Гермиона не смогла сдержать стон и тихо протянула:

— Ро-о-он!

Она уже не так тихо стонала, но всё ещё не так громко, как того, хотелось Рону. Одной рукой он продолжал стискивать её левую грудь, а к правой прильнул губами, обвёл языком вокруг соска, затем втянул его и прикусил — он знал, как это ей нравилось. Её реакция не заставила себя долго ждать, и уже намного громче она протянула:

— А-а-ах, да!

Рон переключился на другую грудь: поцеловал, обвёл языком сосок, прикусил и, вобрав в рот, начал посасывать.

— Рон! — ещё громче сказала Гермиона, запуская пальцы в его волосы.

Спустив сорочку, он поцелуями прошёлся к низу живота, обрисовал языком пупок, и снова вернулся к груди. Гермиона вцепилась в его плечи и, запрокинув голову назад, наслаждалась ласками. Было видно, как она растворяется в этих прикосновениях, так будораживших чувства и пробуждающих в ней страсть, и Гермиона не сразу поняла, что Рон перестал ласкать её грудь. Она чуть приоткрыла затуманенные глаза и увидела, что он стоит, повернув голову к двери и явно к чему-то прислушиваясь. Постепенно и до Гермионы стало доходить тихое кряхтение, сменившиеся такими же тихими всхлипываниями, а затем и громким плачем.

— Проснулась, — одновременно сказали они.

Гермиона тут же спрыгнула со стола и, поправив ночную рубашку, отправилась к Розе следом за Роном.

Роза Уизли, маленькая рыженькая дочка Рона и Гермионы, родилась чуть более трёх месяцев назад. В первый месяц своей жизни Роза доставила много хлопот своим родителям, перепутав день и ночь. Ночью она активно агукала и болтала маленькими ручками и ножками, а днём спокойно спала, просыпаясь раз в два часа для кормления. Гермиона и Рон старались всеми силами установить режим, но Розе пока нравился её собственный распорядок дня. Затем у Розы начались колики, и всё завертелось по новой.

От бессонных ночей Рон появлялся на работе с тёмными кругами под глазами, часто зевал, был крайне рассеян и в любую минуту искал возможности хоть ненадолго вздремнуть.

Во время очередной планёрки в кабинете главного аврора Рон ушёл в свои мысли, ничего и никого не замечая, единственное, на что были направлены его силы, — попытка не уснуть, и он совершенно не осознал, как согласился на двухнедельную стажировку в Ирландии в конце февраля.

Первый секс после родов состоялся перед самой командировкой Рона. Свечи, камин, пушистый ковёр, сердечки, парящие в воздухе, тихая музыка и приятные ароматы — всё это им никогда не нравилось. В тот раз они быстро набросились друг на друга, словно не виделись несколько месяцев, лихорадочно сорвали друг с друга одежду, целовались жадно, прижимались крепко, не могли долго насытиться друг другом, меняя позы, и кончили одновременно, повалившись на диван почти без сил. Там и заснули, даже не одеваясь, пока малышка Рози не разбудила их.

Сегодня вечером Рон вернулся из Ирландии, и Гермиона хотела повторить тот незабываемый вечер. Уложив Розу спать, она переоделась в любимый пеньюар. Однако всё пошло не по плану.

Уложить Розу долго не получалось: она постоянно ворочалась, хныкала, а когда родителям казалось, что она тихо посапывает, и они пытались переложить дочь в кроватку, как Роза мгновенно просыпалась, разражаясь громким криком.

— Может, она не рада меня видеть? — забеспокоился Рон. — Отвыкла от меня.

— Не говори глупости, скорее всего, она перевозбудилась перед сном, ты всё-таки весь вечер её развлекал и играл с ней.

И как бы они не старались убаюкать дочку, та не могла заснуть нигде, кроме как на руках у Гермионы. И только под утро удалось переложить её спать в кроватку.

Следующим вечером Рон и Гермиона старались тише говорить, пели больше детских колыбелей, выкупали Розу в травах, чтобы снять напряжение. Всё это делалось с надеждой, что ребёнок уснёт спокойным сном младенца и даст родителям возможность побыть вместе.

Роза тихо спала, посапывая крошечным носиком, иногда смешно морщила его. Рон и Гермиона стояли над кроватью своей дочурки и смотрели на нее с такой нежностью и любовью, что все переживания за вчерашний неспокойный вечер улетучились.

Рон медленно провёл рукой по спине Гермионы, она повернулась к нему и, не раздумывая ни секунды, прижалась к его губам своими, начав жадно целовать его. Тихо она сделала несколько шагов в сторону кровати, увлекая Рона за собой. Пытаясь не создавать лишнего шума, они расположились на кровати. Гермиона оказалась сверху и, не церемонясь, сняла халат и ночную рубашку с себя и майку с Рона. Она продолжала целовать его шею, плечи, живот, играть языком с его мочкой уха, когда тяжело дышащий Рон одним быстрым движением перевернул её, и теперь они поменялись местами.

Грудь Гермионы стала больше после родов, и Рон на мгновение засмотрелся. Затем взгляд его опустился ниже, но только он начал снимать с Гермионы трусики, как снова раздался плач Розы.

В тот вечер им так и не удалось вернуться к начатому. Полночи ушло на укачивание Розы, которая по-прежнему хотела спать только у мамы на руках.

Беспокойство Рона и Гермионы росло.

— Всем привет! — протянул Рон сразу, как только появился из камина. — Как Рози?

— Привет, — Гермиона поцеловала мужа, — знаешь, днём она и спит хорошо, и ведёт себя как обычно, ни температуры нет, ничего не говорит о том, что она полночи не спала.

— Сегодня встретил Гарри, говорит, у Альбуса уже зубы режутся, и он спит плохо, может, и у Розы так?

— Альбусу уже шесть месяцев, а нам ещё нет и четырех. Слишком рано. Спрошу у мамы, они с отцом завтра возвращаются из отпуска.

За ужином Гермиона предложила сегодня перед сном тщательно проветрить спальню, подольше погулять на улице и хорошенько искупать Розу в ванной.