Но предприятия, которые конкурировали с друзьями Флипа или его компаньонами, катастрофически скудели, не выдерживая конкуренции, разорялись. Никакая реклама их уже не спасала.
Политическая жизнь страны была взбудоражена. Разгорались страсти генералов и радиокомментаторов по внешнеполитическим вопросам. Они требовали пересмотра существующего направления внешней политики с учетом открывающихся возможностей своего «благотворного» влияния на устройство мира. Философы болтали о преимуществе рас и предназначениях государств. Прорицатели предвещали наступление царства «космического разума».
Авиационный генерал Бред бросил крылатую фразу: «Кто владеет луной, тот владеет миром!». В генеральном штабе армии разрабатывались стратегические планы использования лунной поверхности в качестве плацдарма для наступления на возможных противников.
Ракета снова пролетела на фоне лунного диска. Она завершила первый оборот вокруг луны и сейчас должна была повернуть к лунной поверхности. Ее двигатели опять заработали, медленно поворачивая стальное тело ракеты хвостом вперед, чтобы затем затормозить скорость относительно Луны.
И тут с ракетой произошло несчастье. Рули ракеты неожиданно вышли из повиновения управляющим механизмам. Они вновь выпрямились, и ракета стала направляться двигателями по-прежнему параллельно лунной поверхности. Сообщив ракете дополнительную скорость, двигатели перестали работать.
Вероятно, в тяги рулей ударил камешек-метеор и порвал их. Как видно, ракета не имела устройства, уводящего ее от столкновения с метеорами.
Так объяснили происшествие астрономы. На основе новых наблюдений с помощью радиотелескопов за сигналами радиомаяка на ракете астрономы подсчитали, что на лунную поверхность ракета «Феномен» теперь не попадет. Вместо того, чтобы приблизиться к Луне по заранее рассчитанному завитку огромной спирали, ракета опять удалялась от Луны и будет ее искусственным спутником, движущимся по сильно вытянутой эллиптической траектории.
Запас питания радиомаяка рассчитан на один месяц. В течение этого времени можно будет следить за движением ракеты. Затем ее полет в космосе может только предполагаться по заранее вычисленным данным. Увидеть ракету в телескопы невозможно.
Это сообщение было передано по радио. Флип Маккуэл выслушал его у себя дома, стоя возле репродуктора в напряженном и почтительном внимании, как слушают приговор.
В первую минуту он представил себе ракету, плывущую в темной холодной пустоте около изрытой крупными оспинами лунной поверхности. В этой ракете, в этом металлическом гробу находится заживо погребенный, сам себя приговоривший на мучительную смерть от холода, голода, удушья или нечеловеческой тоски Артур Кокрофт.
Флипу Маккуэлу стало дурно. Закружилась голова. Он сел в мягкое кресло, зябко поежился. Неужели все кончено?
Публика сейчас потрясена. Все, конечно, думают об Артуре Кокрофте, думают о Флипе Маккуэле, друге этого трагического героя. О Флипе Маккуэле, который преуспевает на Земле, живет в тепле, сытости, славе, использовав подвиг Артура для своей корысти. О, Флип Маккуэл знает: люди не простят ему его успеха, его красивой жизни. Они прибегут мутной толпой и разобьют его дом, растопчут его богатство. И Флип беспомощен перед их сокрушительной силой и перед справедливостью их гнева, не знающего границ и препятствий. Может быть, еще можно спастись? Надо бежать! Захватить с собой ценности — и в автомобиль. Куда-нибудь на край света, где… нет людей. Но без людей он не сможет! Тогда к дикарям! В Африку или в леса Амазонки, где, кажется, еще живут племена, не тронутые цивилизацией. Им нет дела до межпланетных полетов и до гибели Артура Кокрофта.
Флип метался по комнате, лихорадочно роясь в вещах, складывая все в чемодан.
Неожиданный телефонный звонок заставил его подпрыгнуть. Кто же это? Наверное, Юлджина! Нет: на какой черт он ей теперь. Может быть, Хауард Нуп? Брать или не брать трубку? Опасности, пожалуй, нет. Враги не стали бы звонить. Они стучали бы в ворота.
Телефон настойчиво и методично отзванивал порции стеклянной дроби.
Флип осторожно снял трубку?
— Вас слушают.
— Это мистер Маккуэл? Здравствуйте, очень рад приветствовать вас. С Вами говорит Антони Ван Силвер. Мы, кажется, уже знакомы с вами… Знакомились на пресс-конференции… Была приятная встреча! Дорогой мистер Маккуэл, мне нужно срочно поговорить с вами. Я хотел бы подъехать к вам сейчас же. В таком случае я еду. Через полчаса — минут через двадцать я буду у вас…
Флип в недоумении положил трубку. Вот как! Антони Ван Силвер едет к нему на переговоры! Выходит, что он зря погорячился. Может быть, и пугаться-то нечего. Надо обдумать все спокойно.
Флип Маккуэл сел в кресло и закурил. Он понемногу приходил в себя от неожиданного испуга. Что и говорить, перепугался он сильно. А почему? Ведь если рассудить здраво, то опасаться гнева толпы нужно не ему, Флипу Маккуэлу, а именно Антони Ван Силверу. Это он должен дать ответ людям, ответственно заявить, что виноват в гибели человека в ракете.
Как же Флип мог забыть, что неудача с ракетой — это не его провал, а провал военного министерства. Он же, Флип, снова остается в благородной позе друга национального героя, погибшего при совершении научного подвига. Если умело себя вести, то популярность у толпы он снова будет иметь, причем, не менее приятную, чем раньше, с оттенком трагичности.
А военные, и в особенности Ван Силвер, попали действительно в сложное положение. Они должны что-то сказать. Ясно, что им желательно было бы отказаться, заявить, что Артура Кокрофта они не знают и никаких соглашений с ним никогда не имели. Но не тут-то было! Вещественные доказательства припрут их к стенке.
Но и признавать себя виновными в преступлении они тоже не будут. Флип ясно понимал, что на это они не пойдут.
Каким тяжелым камнем оказался для них Флип Маккуэл! С каким удовольствием они разделались бы с ним, да нельзя! Деваться им некуда. Уже сейчас, сегодня в газетах, особенно в прогрессивных газетах, появятся статьи трезвых людей, которые вчера еще не допускались в печать.
Вчера были бы нежелательны высказывания таких людей, как профессор Селлар. Но сегодня они все заговорят, они скажут о преступлении против человека, против благородных принципов гуманизма науки. Им теперь не закроешь рот: они будут говорить прямо и беспощадно.
Вот поэтому Антони Ван Силвер едет к Флипу Маккуэлу. Он едет покупать у него «вещественные доказательства». Он надеется купить у него за какую угодно цену записную книжку с золотистым обрезом, чтобы тут же оторвать полоску бумаги от корешка, того злополучного листка и с облегчением выбросить эту проклятую книжку в корзинку для мусора.
Посмотрим, какую цену даст за книжку Антони Ван Силвер.
Но сможет ли Флип Маккуэл продать эту книжку? Ведь продать ее, это значит продать себя! Флип Маккуэл встретил Антони Ван Силвера, как старого друга. Услышав гудок подъезжающего автомобиля, он в знак особого расположения к гостю даже вышел к воротам и с любезной улыбкой ожидал, когда Силвер проедет по дорожке между клумбами.
Антони Ван Силвер вышел из машины приветливый, но озабоченный. На его лице была улыбка, но серые глаза выражали непреклонную решимость. Глядя на его стройную фигуру Флип Маккуэл подумал, что Тони напоминает ему сжатую пружину, поблескивающую холодной сталью.
Антони Ван Силвер был теперь уже в генеральском мундире. Флип подумал, что генеральское звание Тони получил за смелый эксперимент с Артуром Кокрофтом. Конечно, погоны генерала Тони получил сразу же после запуска ракеты вечером того же дня. После того, как мир узнал о полете в ракете Артура Кокрофта, присвоение Тони такого высокого звания было бы отложено до благополучного возвращения Артура.
Следующие дни по вине Флипа Маккуэла были днями непрерывного беспокойства. Верховное командование, с таким восторгом принявшее предложение Силвера послать на луну чудака Кокрофта, на следующий же после запуска день спохватилось, но было уже поздно. Пока ракета благополучно летела к луне, можно было еще надеяться, что все закончится грандиозным успехом. Но затем метеорное тело, мельчайшая соринка в космосе, весящая всего несколько граммов, ударив в ракету, разбила иллюзии Верховного командования: надеяться теперь было не на что. Надо было искать выход из положения чреватого политической катастрофой.
