Меж бетонных домов-великанов
Я на хлеб получаю зато.
Детство, детство моё скоротечное —
С шестерёнок слетевшие звенья.
Пронеслись мои годы беспечные,
Нынче маленьким стало сиденье,
Заржавел старый велик, и впредь
Не дано цепь обратно надеть…
«Я тогда подростком был наивным…»
Я тогда подростком был наивным —
Мало знал, но много замечал:
Как лыжня стремилась лентой длинной,
Как по ней лисёнок пробегал,
Как желна́ пестрила на осине,
И в мороз бобёр сидел на льду
И нырял в бурлящую быстрину,
Зная, что его там не найдут.
Как бы город мне ни улыбался
Светом электрических огней,
Я доволен тем, что открывался
Этот мир не взглядами друзей,
Что бежать уже тогда стремились
К яркости столичных площадей.
И плевать, что будто всё приснилось,
Пролетело – я уж городской,
Буду всё же до конца доволен,
Что пейзажной тютчевской строкой
С ранних лет я безотчётно болен,
Как бобёр любимою рекой…
Каникулы
Из мокрой, цепкой вырвавшись руки,
Упал карась, нарушив гладь пруда,
В стихию канув, скрылся «в никуда».
И всплеском порождённые круги
Несёт покорно сонная вода…
…Эх, неужели я не знал тогда,
Что станут эти летние каникулы,
В пути земном, воистину великими,
Своим уходом быстрым навсегда?!
Не думал я… Но тем они и краше.
Не повторить, сколь ни гляди на пруд.
А деревенские невзрачные пейзажи
В меня лишь грусть приятную вдохнут.
Пока в то время не имел забот,
Не получалось видеть мир трезвей,
И оттого был запах трав сильней,
И пуще трогал алостью восход!
Те дни прекрасны тем, что далеки,
Что детство рыбкой кануло в года,
Что даже столь привычные круги
Несла с особой нежностью вода…
Двадцать восьмая осень
Семнадцать лет, рубашка в клетку, кеды,
Одна тетрадь для всех конспектов, и,
В попытках дотянуться до мечты,
Порою даже просто пообедать
Я забывал от шума суеты.
И лишь в осеннем воздухе холодном
Мне всякий раз покой напоминал,
Как старый год с листвою умирал
В очередной унылости погодной…
Семнадцать лет ещё вчера мне было —
Наивен был, зато амбициозен,
Но вдруг прохлада горько объявила:
Пришла, дружок, двадцать восьмая осень…
Я, наконец, решительно серьёзен,
Задумываюсь: вот бы мне суметь,
Когда придёт сороковая осень,
Уже смиренно на неё смотреть…
«Чтоб быть творцом, нужна ли в жизни драма…»
Чтоб быть творцом, нужна ли в жизни драма?
О, как привыкли люди видеть так:
Мол, творческие – чаще наркоманы
Да пьяницы, ушедшие в кабак.
Хотя у многих схожие грехи,
Но чёрные вороны осуждений
Клюют веками памятник творений,
И не растут на нём забвенья мхи.
Не потому ли жив стереотип,
Когда один от века узнаваем,
А кто-то жил, грешил, потом погиб,
Не заработав бурного вниманья?
Любой способен в жизни оступиться,
Взлетать и падать, рано умереть.
В белье копаясь, нам бы научиться
Хоть что-то кроме сплетен лицезреть.
Чтоб быть творцом, нужна ли в жизни драма?
Мне кажется, что если он не лжец,
То не нужна, ведь драма в том, что сам он —
Уже, в пути мучительном, творец!
Зависть
«Не хочу, не буду мускулистым,
Потому что это некрасиво!
Путь того спортсмена не тернистый —
Обкололся чем-то и счастливый.
И машину эту не хочу я,
И не потому, что дорогая.
Те, кто их имеет, все ночуют
С богачами, чтоб «не на трамвае».
Чёртов автор с толстыми томами,
Пусть я не читал его роман,
Но своими дерзкими стихами
Обозначу, что он графоман!
Та красотка на подъём легка,
И не потому, что отказала.
Просто видно мне издалека:
Много в жизни дама повидала…
Объявилась… Тоже мне Джоли,
Что вообще мужчины в ней нашли?
Пусть для многого
нужна бывает храбрость,
Всё равно оскалю я клыки.
И не надо! Никакая то не зависть,
Я не вешаю бездумно ярлыки!» —
Скажет всякий, веря в свою святость.
До чего же это по-людски…
Я не такой
Весь мир – во зле – он злом пропитан
От сонных улочек до сцен,
До арматур бетонных стен,
До глубины, до сути быта!
Весь мир во зле! Я не такой!
Я тот романтик-одиночка,
Не по пути мне с той толпой.
Плохие все, я – ангелочек!
Столь заразителен пример
Во всём святым себя считать,
Собой грех мира выкупать
Высоким качеством манер!
Но кто-то на тропе сырой
Внезапным озареньем сбит.
Упал, споткнувшись, и кричит:
«А вы как будто не такие?
Нашлись тут, самые святые…»
Но в луже всё-таки сидит,
Приняв как очищенье стыд.
А кто-то встанет и с обидой
На всю округу зарычит:
«Я не такой!» И мир сердито,
Нахмурив небо, промолчит.
Ложь
Состав продуктов, книги по истории,
Лесть поздравлений, бредни на ТВ,
Под видом фактов глупые теории,
Тосты начальника на общем торжестве.
Мне говорили – миром правит дьявол.
Теперь я понял: если дьявол – ложь,
Он править будет, как и раньше правил,
Тревожь его ты правдой, не тревожь…
Но страшно то, что всяк из нас лукавил
И на него душой своей похож…
Ноша
Принять на душу тяжесть новой ноши
Небезразличным людям не впервой.
Есть те, кто в ногу ходит за толпой,
Неся ту ношу важно пред собой,
А кто-то лишь за сгорбленной спиной
Несёт и прячет робко от прохожих.
Как ты несёшь, мой друг, мне наплевать —
Не бросишь ты, и я её не брошу.
Но мне позволь по-своему держать,
Нести и никого ей не тревожить.
«Не учи меня жизни, прохожий…»
Не учи меня жизни, прохожий.
Почему все так любят учить?
Когда нужен совет мне хороший,
Я могу подойти и спросить.
А швырять свою истину мокрой
И зловонной тряпкой в лицо —
Обернётся досадой огромной
И ответным грубым словцом!
Я не видел, того, кто умеет
Жить, как мне хотелось бы жить.
Только те, кто рвётся учить,
В разговоре так часто имеют
Оправданий скрытую нить.
В вечной схватке с собою, лентяем,
Важных знаний неся новый груз,
Всё яснее одно понимаю —
Я в философы слабо гожусь.
Ничего я о жизни не знаю,
Но терять не хочу её вкус.
Не учи меня, все мы питаем
Одинаково радость и грусть…
Душа
Послушай, я – душа твоя.
Тебя я снова разбудила,
Не для того, чтоб сон украсть!
Мне полно твоего вранья!
Не хочешь знать того, что я,
Утратив над тобою власть,
Иную душу полюбила!
Ты потому опять не спишь,
