На этот раз Мбулу не убежала в заросли, а продолжала путь с Номабхади, восхищаясь ее платьем. Шли они, шли, Мбулу попросила девушку рассказать о себе, о своих родных и о деревне. Номабхади подробно описала свою жизнь, Мбулу уделяла внимание каждой мелочи. В конце рассказа Мбулу, казалось, еле двигалась.

— Я оплакиваю тебя, сестра,— проговорила она, закрыв, как люди, лицо руками.— Я должна сопровождать тебя, чтобы никто не смог причинить тебе вреда. Я доставлю тебя прямо в дом родственников твоей матери.

Номабхади прониклась благодарностью к Мбулу, поскольку та была прекрасной спутницей. Мбулу научила ее многим играм, а игры заставили забыть про голод и усталость.

Наконец они подошли к реке.

— Я научу тебя еще одной игре, сестра,— сказала Мбулу.— Давай состязаться, кто из нас достигнет другого берега, даже не замочив ног. Ты должна прыгать с одного камня на другой вот так, вот так. Кто коснется воды, тот должен будет снять с себя все одежды и искупаться. Ну, попробуешь?

— Сколько раз я делала это, не замочив даже ног,— отвечала Номабхади беспечно,— и я уверена, что я доберусь до того берега совершенно сухой.

— Тогда вперед, сестра! — улыбнулась Мбулу.

Послав Номабхади в воду, Мбулу была твердо убеждена, что девушка, прыгая с одного камня на другой, обязательно оступится и замочит ноги. Но Номабхади прыгала с одного камня на другой с такой ловкостью, что Мбулу поняла: девушка достигнет того берега совершенно сухой. И как только та ступила на последний камень, Мбулу опустила свой хвост в воду, взмахнула им и обрызгала ноги Номабхади.

— Ты коснулась воды,— закричала Мбулу,— посмотри на свои ноги! Пойди теперь разденься и полностью окунись.

Номабхади взглянула на свои ноги: они и вправду были мокрыми. Удивительное дело, она ведь совсем не касалась воды! Отчего же ее ноги стали мокрыми? Но решила не спорить, тем более что ей все равно хотелось искупаться, она любила плавать. Быстро скинула с себя одежду и в одной набедренной повязке прыгнула в глубокую речку. Номабхади с удовольствием плавала от одного берега к другому, вверх по течению и вниз по течению, то заныривала, то отдыхала на спине.

Меж тем Мбулу внимательно следила за ней, и как только Номабхади поплыла к другому берегу, сбросила свои обмотки, обернула хвост вокруг туловища и надела одежды Номабхади. Девушка ничего не заметила, а Мбулу начала звать ее:

— Выходи, сестра! Нам пора.

Увидав Мбулу в своих одеждах, Номабхади разозлилась и быстро поплыла к берегу.

— Отдай мою одежду! — крикнула она довольно грубо.

— О, погоди немножко, сестра,— отвечала Мбулу.— Я только примерю ее.

— Нет. Она мне самой нужна. Верни сейчас же!

— О, как чудесно я выгляжу в ней,— тараторила Мбулу, не обращая внимания на Номабхади и любуясь своим отражением в воде. Неожиданно она взмолилась: — Сестра, будь добра ко мне. Я же была тебе хорошей попутчицей, участницей всех игр. Я не собираюсь убежать в твоей одежде. Я не прошу ее у тебя навсегда. Я только хочу немного поносить ее, ведь у меня никогда не было ничего подобного. Мои родители бедны, и твоя одежда сделает меня счастливой. Сестра, надень мои жалкие обмотки и давай продолжим наше путешествие.

Не дожидаясь ответа, Мбулу подняла свои обмотки, надела их на девушку, крепко завязала их на ее теле, оставив только щелочки для глаз.

Весь дальнейший путь Мбулу пыталась всячески развлечь Номабхади, чтобы та забыла о своей одежде. И всякий раз, когда девушка все-таки вспоминала о ней, Мбулу отвечала:

— Подожди, пока минуем третью и последнюю речку, сестра. Это уже близко.

Наконец они достигли последней речки, вдалеке показалась деревня родственников ее матери.

— Верни мне мою одежду немедля! — сказала девушка.— Родственники моей матери не должны видеть меня в твоих обмотках.— И с нетерпением она попыталась освободиться от лохмотьев Мбулу, но не тут-то было, многочисленные крепко-накрепко завязанные узелки не желали развязываться.

— А где двор родственников твоей матери? — спросила Мбулу.

— Вон тот,— Номабхади указала рукой.

— Тот большой с прекрасными хижинами, стоящими прямо в лесу?

— Да. Это он.

— И весь скот принадлежит брату твоей матери?

— Да,— отвечала Номабхади с гордостью.— Ты можешь пойти со мной. Я скажу им, что ты была очень добра ко мне. Они дадут тебе мяса, молока, тыкв, хлеба, они не отпустят тебя просто так. Родственники моей матери очень щедры. Они даже дадут для твоей матери баранью ногу, потому что ты была так добра ко мне.

— Хорошо, сестра. Я пойду с тобой. Но разреши мне поносить твою прекрасную одежду еще немного. Видишь, впереди большой муравейник. Я отдам тебе твое платье у муравейника.

Они продолжили путь. Но когда добрались до муравейника, Мбулу взмолилась:

— Сестра, видишь высокое дерево у входа? Там я верну твое платье.

Подошли они к дереву. Девушка горела желанием избавиться от противной одежды, но никак не могла справиться с узелками. Неожиданно Мбулу повернулась к ней и с коварной улыбкой медленно проговорила:

— Послушай: отныне я — Номабхади, а ты — Мсилаванья, моя собака. Если ты откроешь рот у родственников, я убью тебя.

Номабхади испугалась до полусмерти. Пока она приходила в себя и соображала, что делать, Мбулу оказалась рядом со входом в главную хижину. Девушка нагнала ее, но Мбулу с той же усмешкой повторила предупреждение, а затем постучала в дверь.

— Приветствую вас, дядя,— сказала она главе дома.— Приветствую вас, тетя,— обратилась она к его жене.— Почему вы не узнаете меня? Я — Номабхади. дочь вашей сестры.

Люди были ошарашены. До них уже дошли вести о великом несчастье в деревне Номабхади, но они никогда не думали, что ребенок их сестры окажется столь изможденным. Номабхади, всегда такая свежая и цветущая, сейчас выглядела сущей уродиной. Голос Номабхади, всегда такой прелестный и звучный, сейчас стал хриплым и грубым. Сама Номабхади, всегда такая обходительная, держится сейчас как настоящая невежа. И что за отвратительное существо сопровождает ее по пятам!

Тем временем Мбулу, бросая через плечо предупреждающие взгляды, в мельчайших подробностях рассказывала о трагедии в деревне Номабхади.

— Сама я,— закончила свой рассказ Мбулу,— долго болела, да так тяжело, что несколько месяцев не могла разговаривать. Вот почему и сейчас я говорю невнятно. Язык мой долгое время был скован и, похоже, сделался короче.

Услышав, какие испытания выпали на долю этой бедняжки, люди поняли наконец, почему она так ужасно переменилась.

— А твоя спутница? Кто она? — спросил хозяин дома, указывая на Номабхади.

— Спутница?! — воскликнула Мбулу и грубо расхохоталась.— Нет, дядя, это всего-навсего странное животное, которое сопровождало меня в пути. Я не знаю, как оно называется, но оно очень умное и понимает человеческую речь. Я по пути дала ему свою пищу, потому что оно было очень голодным, и оно так привязалось ко мне, что я решила сделать его своей собакой и дала ему имя Мсила-ванья, что означает Собачий Хвост.

Подошло время вечерней трапезы. Людям было отвратительно поведение «племянницы» за столом. Ее морщинистые руки хватали без разбору все блюда, она вырывала пищу из-под носу у своих родственников. Она откусила большой кусок мяса и, громко чавкая, съела прямо с костями. Потом взяла миску с кислым молоком, но не отлила немного в свою чашку, а жадно и шумно принялась пить прямо из миски.

Тем временем Номабхади, которой были брошены объедки, находилась на заднем дворе вместе с собаками. Она им отдала всю еду, ей казалось, что легче умереть, нежели подъедать остатки, а ее место за столом родственников занимает коварная Мбулу. Ночь девушка провела там же, на заднем дворе, вместе с собаками.

На следующее утро дочери хозяев должны были идти в поле на целый день, чтобы отгонять птиц от посевов. Мбулу, для того чтобы Номабхади не маячила на глазах дяди и тетки, приказала ей тоже идти в поле. Девушки работали так: одна оставалась в поле, а остальные располагались на ближнем пригорке и оттуда кричали оставшейся в поле, откуда летят птицы. Обычно девушки брали с собой много еды: там они ели, веселились — одним словом, беззаботно проводили время.