Марго прикусила губу и едва слышно застонала. Она поняла…

А еще у нее появилась идея. Очень рискованная идея. Она не была уверена, что сработает, но попытаться стоило.

– Малыш Кобб очень похож на настоящего мальчика, – сказала Марго. – Я это поняла как только его увидела. Но очень похож – это еще не значит, что он и есть настоящий мальчик. Всякие там переодевания ему не помогут. Нужно кое-что другое…

– Что? Что «другое»? – Кукла даже чуть подалась вперед.

– Он должен ходить в школу, как другие дети…

– Это легко! Там много жалких маленьких бестолочей, которых можно бить!

– Еще он должен слушаться маму.

– Это сложнее, но Малыш Кобб умеет слушаться – он долго слушался Хозяина. Хотя ему очень не хотелось! Да, не хотелось!

– И самое сложное… То, чего никогда не сможет сделать никакая кукла…

– Что? Что это?

– То, что умеет делать лишь настоящий мальчик…

– Ну… что же это такое?

– Он должен уметь отправляться спать, когда ему велят. И… – она пресекла его попытку что-то сказать в ответ, – не просто ложиться в кровать и укрываться одеялом, а спать по-настоящему. И здесь нельзя прикидываться!

– Малыш Кобб умеет спать! По-настоящему!

– Нет. Это вряд ли.

– Умеет, говорю тебе!

– Но Малыш Кобб ведь всего лишь кукла.

– Что? Обзываешься?

– Нет-нет, дружок, что ты… Просто не понимаю. Ты можешь мне объяснить?

– Малыш Кобб умеет спать! Как самый-самый настоящий мальчик! Он знает, что такое спать! Это когда все темнеет, и ты видишь сны, а потом просыпаешься, а часы показывают другое время! Малыш Кобб часто спит. Хозяин его усыпляет. Его и прочих деревянных уродцев…

– Нууу… – Она попыталась вложить в это короткое слово все возможное сомнение, на которое только была способна.

– Не веришь?! – Малыш Кобб даже приподнялся в постели от возмущения.

– В это сложно поверить. А ты можешь мне показать?

– Конечно, могу! Нужно только взять и уснуть! Могу хоть прямо сейчас…

Малыш Кобб опустил голову на подушку и прекратил шевелиться, застыл, напрягся как следует… но ничего не происходило.

– Не выходит? – с деланным сочувствием спросила Марго.

– Так просто не получается, – вынужденно признал Малыш Кобб. – Кое-что нужно…

– Что же?!

– Куклу может усыпить только колыбельная.

– В самом деле?

– Ну да! Ты знаешь колыбельную «Уродцы, все спать! Уродцы, в кровать!»?

Марго вздрогнула.

– Нет. К сожалению, я ее не знаю. Но я знаю другую. Хочешь послушать?

– Ты ее пела этому… мне? Ты ее пела мне? Раньше, я имею в виду.

Не в силах сдержать накативший на нее приступ ненависти, Марго просто кивнула.

– Спой! Спой! Спой! – завизжал Малыш Кобб.

– Только ты должен лежать и не шевелиться, – предупредила Марго, – а то нипочем не заснешь.

Он кивнул, потянулся перед сном и замер в ожидании.

Марго показалось, что она вот-вот совершит нечто гадкое, отвратительное, нечто неправильное и извращенное. Все ее существо противилось петь такую дорогую для нее колыбельную этой твари. Баюкать монстра, как родного ребенка, было настолько противоестественно, что она возненавидела саму себя за то, что готовилась сделать. Она будто окунулась в чан, полный соплей, после чего отправилась на чаепитие в зловонную клоаку канализации, прикупив при этом пару фунтов человеческих глаз на сладкое. Как-то так она себя чувствовала, но, тем не менее, слово за словом она начала петь. Срывающимся, робким голосом, пытаясь подавить всхлипы, вытирая слезы рукавом платья.

Тик. Так. Тик. Так,

Пусть навеки сгинет мрак.

Дин. Дон. Дин. Дон,

Пусть укутывает сон.

Стоило ей на мгновение замолчать, чтобы перевести дух, как Малыш Кобб приподнял голову с подушки и ткнул ее в руку револьверным дулом.

– Еще! Еще!

Марго кивнула и продолжила:

Пусть приснятся тебе стрелки часов,

Пусть приснятся мягкие лапки котов,

Пусть приснится ползущий дым из трубы,

Пусть приснятся волн крутые горбы!

На кораблик ты сядешь и вдаль поплывешь,

Заведешь своим ключиком правду и ложь,

Оседлаешь на дне рыбу в шляпе и фраке,

И пускай не смутят тебя все эти враки.

На зонте ты взмоешь в пенное небо

И увидишь внизу все места, где ты не был.

По дороге из мха – прям в большие часы,

По мостам, что торчат, как кривые носы,

Вверх по ступенькам из фонарных столбов

Ты отправишься в путь, или дверь – на засов.

Кажется, он засыпал. Малыш Кобб почти прекратил вертеться. Она не верила своим глазам: деревянная кукла действительно засыпала, убаюканная колыбельной! До сего мгновения Марго считала, что Малыш Кобб нагло врет, и ей придется как-то его заговорить, поймать в момент слабости, отвлечь, но он, и правда, уже спал. Кукла принялась храпеть.

Тик. Так. Тик. Так,

Пусть навеки сгинет мрак.

Дин. Дон. Дин. Дон,

Пусть укутывает сон.

Марго приподняла руку и осторожно прикоснулась к револьверу, обхватила ствол двумя пальцами и потянула. Но, видимо, она сделала это слишком резко, поскольку Малыш Кобб всхрапнул, заворочался и еще крепче сжал рукоять своими деревянными пальцами. Он так вцепился в оружие, что его ни за что было не вытащить. И тогда она решилась на кое-что более опасное…

Пусть приснится тебе из мышей пирожок,

Пусть из пуговиц дождь тебя омоет, дружок,

Пусть приснится страна велосипедных колес,

Пусть приснятся наперстки, полные слез.

Ты возьмешь их и выпьешь, и вспомнишь тогда,

Что возвел ты на звездах, на луне города.

Заберешься на дерево, взмоют в небо грачи,

Ты с веток сорвешь и съешь все ключи.

И в стране из подушек и сахарной пудры,

По холмам, где растут золотистые кудри,

Из окошка в окошко, дружок, прыг да скок!

В кармашке спит кошка – ты не одинок.

Она песенку напоет тебе тихо свою,

Нашепчет-расскажет, как тебя я люблю.

С содроганием Марго прикоснулась к подбородку спящей куклы. Или, вернее, к подбородку собственного сына. Под ее пальцами была тонкая, нежная и влажная от крови кожа, и ее едва не стошнило. Она почти перестала дышать. Потянула… медленно-медленно… И лицо поползло, словно простая тряпочка.

Тик. Так. Тик. Так,

Пусть навеки сгинет мрак.

Дин. Дон. Дин. Дон,

Пусть укутывает сон.

Дюйм за дюймом… она все тянула лицо с проклятой куклы, и под ним все сильнее обнажалось лакированное окровавленное дерево.

В какой-то момент кукла пошевелилась, и Марго показалось, что она проснулась.

Марго сжалась, ожидая, что Малыш Кобб вот-вот вскинет револьвер и выстрелит, но тот спал – храпел, как и раньше. Он не заметил ни того, как она стащила с него лицо, а затем с отчаянием и приступом тошноты положила его на прикроватную тумбочку, ни того, как она потянулась к нему самому.

Одним движением Марго схватила куклу за ворот пижамной рубашки, вырвала из-под одеяла и зашвырнула в камин.

Тварь мгновенно проснулась. Тварь была в ярости. Она выронила револьвер, и он исчез в углях, но даже если бы она нажала на спусковой крючок и выстрелила, Марго все равно не выпустила бы ее наружу.

Она попыталась закрыть решетку, но Малыш Кобб принялся отбиваться, безумно орать, вырываться. И тогда ей пришлось придавить решетку всем своим телом. Ее платье начало дымиться и тлеть, руки покрылись ожогами, когда она схватилась за раскаленный металл.