– Что за листовки? – спросил Илья.

– Буклеты против абортов, – усмехнулся Головин.

– И она разрешила?

– Нет, что Вы, – рассмеялся врач.

– Почему же? – удивился Илья.

– Ну… понимаете ли, у женщин и так стрессовое состояние. Зачем его усугублять?

– Насколько я понял, буклеты содержат информацию о том, что аборт является убийством? – спросил Илья.

Головин, тяжело вздохнув, ответил:

– Понимаете, к нам приходят пациентки с уже принятым решением, и принято оно, уверяю вас, не от хорошей жизни. Зачем действовать им на нервы?

– Процедура аборта платная? – догадался Илья.

– Аборты производятся как по ОМС, так и на платной основе, – ответил врач, и, посмотрев на часы, встал:

– Простите, в данный момент я не имею возможности уделить Вам время.

Илья тоже встал, и Семён Павлович скороговоркой проговорил:

– Если вспомню что-то важное, то непременно позвоню. Визитка Вашего коллеги, который беседовал со мной после того, как произошло это несчастье, до сих пор лежит у меня в столе.

Илья вышел на больничный двор и огляделся. Трошина младшего нигде не было видно. Он пошёл к машине.

– Илья Анатольевич, я здесь, – послышался из-за кустов голос Трошина.

– Куда пропал? – спросил Илья, открывая дверь.

– Ходил воды купить. Пить хотелось.

– В углу, напротив нас, стоял кулер.

– Да? А я не заметил, – пожал плечами Трошин, и вставил в уши наушники.

Следующие несколько дней пролетели в бешеном темпе. Илья продолжал работать по делу об убийстве гинекологов, опрашивая их близких, но никто ничего необычного не заметил. Не было никаких подозрительных звонков, новых друзей и даже гостей. Единственное – у Глинской Ларисы Фёдоровны в серванте, в хрустальной пепельнице, лежала резиновая куколка, муляж эмбриона. В точности, как у Геворкян.

В том, что необходимо выяснить, откуда эти муляжи и кто автор душераздирающих буклетов с фотографиями крошечных растерзанных детских тел, сомнений не оставалось. Вглядываясь в фотографии, Илья, повидавший на своём веку много трупов, вдруг чётко осознал, что аборт действительно является убийством. Вот маленький человечек, который прожил всего шесть недель. Илья внимательно посмотрел на него и тяжело вздохнул – его Светлана тоже делала аборт через год после рождения сына, и, кажется, именно на этом сроке.

Илья был против прерывания беременности, он хотел сохранить ребёнка, пытался спорить, но жена была непреклонна: во-первых, муж редко бывал дома, и весь быт лежал на её плечах. Во-вторых, с маленьким сыном на руках, ей было тяжело. В третьих, денег едва хватало на самое необходимое. Разбирая ситуацию, со стороны казалось, что Света была права, и Илье ничего не оставалось, как смириться, хотя в душе появилась боль, обида на жену, и какой-то неприятный холодок. К тому же, так совпало, что в то время его отдел занимался расследованием заказного убийства генерального директора крупного банка. Работы было через край, начальство трясло, и вероятно поэтому он не нашёл ни сил, ни возможности быть рядом с женой, поддержать её и уговорить изменить решение.

Жалела ли Светлана о произошедшем? Скорее всего, да. Они не говорили об этом, но в первые полгода после аборта он часто, придя с работы, заставал жену с отёкшими от слёз глазами и покрасневшим носом.

Ожила Света только после приезда двоюродной сестры Татьяны, которая приехала к ним из Тувы на несколько дней. До этого Светлана общалась с Таней редко, встречаясь в основном на свадьбах и похоронах их многочисленных родственников, но в тот раз Таня попросила разрешения пожить у них три дня – у её младшего сына подозревали какое-то сложное заболевание, и надо было проконсультироваться в Москве у профессора Синявского. Слава Богу, болезнь не подтвердилась, а Света с Татьяной стали близкими подругами. Таня настояла на том, чтобы пойти в ближайший храм, крестить Гену, и стала его крёстной мамой. После отъезда Татьяны Света сильно изменилась. Она начала ходить в церковь, и в её глазах снова появилась радость к жизни, которая так притягивала Илью в первые дни их знакомства.

Больше Света не беременела, хотя вот уже три года они не предохранялись – ей очень хотелось родить дочку.

Илья тяжело вздохнул, и посмотрел на экран монитора. Выходит, что аборт – это убийство, причём, убийство циничное и безжалостное. Убийство ребёнка собственными родителями. Убийство с отягчающими обстоятельствами, заказное. Ведь есть заказчик, свидетель и есть исполнитель: родная мать, отец, который не защитил ребёнка, и врач, по совместительству палач. Палач.

Илья кликнул мышкой на одну из посмертных фотографий Глинской. Полуприкрытые закатившиеся глаза, открытый рот. Лариса Федоровна всю жизнь проработала палачом, и была убита от рук палача, насильственно, так же как эти крошечные дети, жертвы её «работы». Они лежали в лужах крови с полуоткрытыми глазами, в которых читалась смесь ужаса и удивления – есть чему удивляться, ведь мир не принял их, хотя они ещё не успели сделать ничего плохого!

Бандиты убивают друг друга, полицейские спасают общество от воров, насильников и прочих злодеев. Как никто, Илья знал, что в подавляющем большинстве тот, кого убивают, бывает хоть в чём-то виноват. Но почему к смерти приговорены неродившиеся дети, маленькие и невинные, уютно свернувшиеся в утробах своих матерей? Получается, что убийство детей своими родителями разрешено законодательно? Быть может, тут какая-то ошибка и группа маргиналов-преступников желает навязать миру свою нездоровую модель поведения?

Илья потёр покрасневшие глаза и погасил ночник. Светлана мирно спала, склонив голову на плечо. Книга, которую она читала, была готова вот-вот соскользнуть с одеяла. Илья взял её, и положил ее на подоконник. Это оказалась медицинская книга «Как бороться с аллергией у детей».

– В каком возрасте дети уже не эмбрионы, а дети? Вернее, люди? Кажется, по закону Геккеля человеческое существо проходит все стадии эволюции, следовательно, на сроке, например, пять недель оно не может являться человеком. Интересно, что думает об этом современная наука? – прошептал Илья, и открыл поисковик.

Светлана, как всегда проснувшаяся на рассвете, поняла, что муж просидел за компьютером до самого утра.

– Снова не спал? Сколько можно себя изводить? Давление поднимется, и тогда совсем не сможешь работать, – вздохнула она и потянулась.

– Свет… – тихо сказал Илья и посмотрел на неё.

Взгляд мужа был какой-то погасший, он выглядел виноватым. Света знала, что вникая в каждое происшествие, Илье приходится осваивать новые профессии, а иногда проживать чужие жизни – впускать в себя и терпеть боль других людей. Это требуется для раскрытия преступления. Но сейчас Илья совсем не был похож на себя, таким подавленным она не видела его ещё никогда.

– Что случилось? – взволнованно спросила она, вскакивая с постели.

– Ты помнишь основной изобретенный Геккелем закон? Так называемый биогенетический закон, или закон эмбриональной рекапитуляции, гласивший, что онтогенез является рекапитуляцией филогенеза?

– И что? – ошарашено спросила Светлана, накидывая пушистый халат поверх белой ночной рубашки с тоненькими бретельками.

– Помнишь, в школе нас учили, что каждый организм за период своего эмбрионального развития повторяет все стадии, которые его вид должен был пройти в ходе эволюционного развития?

– Вроде да, было такое. Тебе кашу манную или овсяную приготовить?

– Свари кофе. Вспоминай: утверждалось, что каждый новый человек, как некогда все живое, начинает свое существование с одной – единственной плавающей в жидкой среде клетки, затем становится беспозвоночным существом, затем рыбкой, после чего собачкой, и лишь потом достигает стадии человека. Дарвин сразу же объявил биогенетический “закон” главным доказательством своей теории, поскольку этот закон, в принципе, был единственным доказательством его знаменитой теории.