Я закатываю глаза.

— Да, ведь у нас только два определения для женщин Люса.

Он усмехается, после чего становится задумчивым.

— Не могу поверить, что ты порвала с третьим по сексуальности фейри Люса.

— Третьим по сексуальности?

— Ну, один из них я, затем идёт Катриона, а потом уже Антони.

Он подмигивает мне, чтобы показать, что он шутит.

Я пытаюсь сдержать улыбку.

— Какое счастье, что избавившись от своей неуверенности в себе, ты не избавился от нас с Сиб.

— Я избавился от своей неуверенности благодаря тебе и Сиб.

Он берёт мою руку и сжимает её.

Подумать только, когда-то он был ниже меня ростом, и таким тощим, что мы с Сиб могли катать стеклянные шарики у него между рёбрами.

— Ты уже сказала Сиб?

— Ещё нет.

— Теперь она будет тыкать меня носом в свою победу.

— На что вы спорили?

— На то, чтобы поменяться жизнями на день.

Я улыбаюсь.

— Нет…

— Да…

Я улыбаюсь так широко, что мои щёки начинают болеть.

— Ты согласился встать до полудня, подмести в таверне и обслуживать нахальных посетителей?

— Я не думал, что проиграю.

— Действительно, — фыркаю я. — Почему бы твоей подруге-девственнице не пожелать возлечь с двумя мужчинами в свой первый раз.

— Именно. Зачем выбирать?

Мы улыбаемся друг другу ещё немного.

— Я думаю, что, как любовник, Антони лучше.

Я резко поворачиваю к нему голову. Не могу поверить, что он об этом думал. А самое главное…

— Почему ты так говоришь?

— Он старше, у него больше опыта, и он не принц.

— А какое отношение к умениям в постели имеет титул?

— Прямое. Титулованные мужчины считают, что им все должны, и что они оказывают тебе одолжение, когда с тобой спят.

— У Данте нет титула.

Фибус искоса смотрит на меня.

— Он из королевской семьи, дорогая.

— И?

— Не ожидай слишком многого, вот и всё.

— Это не имеет значения. Даже если он не так же хорош, как Антони, это не имеет значения.

Фибус приподнимает бровь, словно вопрошая — кого я пытаюсь убедить — его или саму себя?

ГЛАВА 20

К тому моменту, как мы доходим до входа в поместье Аколти, украшенного портиком, я распределяю все свои проблемы по степени важности — долг Тимеусу, поиск воронов (ведь я же хочу править Люсом, хотя бы даже затем, чтобы утереть нос идиотам с заострёнными ушами), умения Данте в постели.

Я разглаживаю платье, жалея о том, что оно сделано из хлопка, а не из шёлка.

— Стоит ли мне рассказать твоим родителям о том, что случилось с Тимеусом, когда я попрошу их дать мне денег взаймы, или лучше придумать другую историю?

Фибус улыбается мне такой ослепительной улыбкой, что она затмевает белые розы, которые обвили колонны на входе.

— А разве кто-то говорил о займе?

Я резко перевожу взгляд на Фибуса.

— Я не буду ничего красть у твоих родителей.

— Если я отпишу своей лучшей подруге небольшую часть своего наследства, то это не воровство.

У меня отвисает челюсть.

Он подхватывает пальцем мой подбородок и закрывает мне рот.

— Приготовься ослепнуть, Капелька.

Надеюсь, я ослепну от богатства его родителей, а не от их гнева.

Пересекая их земли, мы не встречаем никого из Аколти. Я решаю, что это чудо, пока Фибус не объясняет мне, что его семья проводит отпуск в поместье Викториуса Сурроса, на берегу моря в Тареспагии. Моего друга тоже пригласили в эту поездку, но он радостно отказался. По традиции они забрали с собой всех эльфов и несколько слуг, оставив только садовников, смотрителя земель, частного повара и главную экономку.

Я всё ещё помню, как впервые побывала в доме Аколти. Я молчала на протяжении всего визита, шокированная великолепием этого поместья и количеством прислуги. И хотя сейчас я не потеряла дар речи, я всё равно потрясена.

Мы проходим по ухоженным дорожкам, окаймлённым густыми кустами и изящными деревьями, и Фибус перекидывается парой слов со всеми, кого мы встречаем. Мой друг излучает природное обаяние, и оно совсем не искусственное. Он по-настоящему не равнодушен к горожанам с округлыми ушами.

— Из тебя получился бы прекрасный король, — говорю я, всё ещё держась за его руку.

— Согласен.

Я шлепаю его по груди.

— Осторожно, твои заостренные уши начали проявляться.

Он усмехается, а мы тем временем огибаем пруд, покрытый листьями кувшинок, где полно лягушек, которые выпрыгивают ото всюду каждый раз, когда кто-то гуляет по траве.

И каждый раз, когда его родители видели меня с лягушкой, они кривились и говорили:

— Какое гадкое создание.

До сегодняшнего дня я была убеждена, что они имели в виду меня, хотя Фибус настаивал на том, что они говорили об амфибиях.

Войдя в дом, мы снимаем обувь, и я облегченно вздыхаю, когда холодный мрамор и прохладный воздух касаются моих опухших пальцев.

— Боже, твои ноги. Что бы ты ни делала, не дай Данте их увидеть, когда пойдёшь с ним на то свидание.

— Эй. Ты должен подбадривать меня, а не указывать на мои несовершенства.

— Мозоли это не недостаток.

Раздается стук шагов по полированному камню.

— Чем я могу вам?.. О, Фибус.

Гвинет, главная экономка, которая на протяжении двух поколений служит у Аколти — которые всё ещё живут все вместе под одной крышей — смотрит на Фибуса так, словно она не видела его несколько десятилетий.

— Я не знала, что вы придёте.

Она слегка кланяется мне. Несмотря на то, что она такая же полукровка, как и я, Гвинет так предана Аколти, что любой, кто становится «персона нон грата» в этой семье, становится таковым и для неё.

— Вы и ваша подруга останетесь на ланч?

Подруга? Раньше я была Фэллон. Должно быть, я поднялась ещё выше в списке «персон нон грата» семьи Аколти.

— Не надо ланча. Мы ненадолго.

Фибус хватает меня за руку и тянет вверх по широкой мраморной лестнице. Несмотря на то, что это типичное для Люса двухэтажное здание, его этажи сильно отличаются от того, что можно встретить в Тарелексо.

— Вот бы пожить в этом доме…

Мой восторженный шепот поднимается к прозрачному потолку в виде купола, украшенному гипсовой лепниной в форме винограда и херувимов, пробегается по каменным стенам кремового цвета, написанным маслом портретам семьи, и отражается от герба с изображением золотых плетей, закрученных в элегантную букву «А».

— Холодном и бездушном.

Он тащит меня по широкому коридору, который заворачивается вправо в самом конце.

— Тебе бы это опротивело.

— Ты проецируешь на меня свои чувства.

— Нет, я констатирую факт.

Я решаю оставить этот разговор, так как всё равно никогда не буду здесь жить. Я выглядываю в огромное окно, располагающееся в конце коридора, на раскинувшиеся сады, которые тянутся до самых лазурных вод Марелюса.

— Свадьба Флавии пройдёт здесь или в поместье Сурросов?

— Здесь.

— Когда?

— Я слышал, что они говорили про Йоль, но поскольку я не планировал присутствовать…

— Что?

Я в шоке останавливаюсь, что заставляет остановиться и его тоже.

— Ты должен пойти. Это твоя единственная сестра, Фибус.

— Ошибаешься. У меня есть ещё две сестры.

— О которых я не знаю?

Он щёлкает меня по виску.

— Ты и Сиб, дурочка. Твой полуночный заплыв, похоже, сделал тебя чуть менее сообразительной.

Я улыбаюсь.

— Задница.

Улыбнувшись, он затягивает меня в комнату такого жёлтого цвета, что я как будто оказываюсь в бочонке с медом.

— Чья это комната?

— Флавии.

— Почему мы в комнате твоей сестры? — шепчу я.

— Потому что тебе нужны туфли. Знаю-знаю, я сказал, что куплю тебе пару туфель, и я так и сделаю, но это преступление — разрешить тебе снова надеть те ботинки, пусть даже только для того, чтобы дойти в них до сапожника. Я не хочу упустить свой шанс стать герцогом.