Наемник скользнул взглядом по пышным мехам на плечах торговца и массивному перстню на пухлом пальце. Незаметно опустил руку под стол, чтобы купец не увидел дыры на рукаве его кафтана, почесал на щеке шрам в виде звезды и небрежно кинул:

– Я согласен. Если заплатите вдвое больше.

Салуза задохнулся от возмущения:

– Вы с ума сошли, господин Хильдер! Ни одна баба столько не стоит, сколько вы хотите! Мне проще купить новую жену!

– Она не стоит и той суммы, которую предлагаете вы, – спокойно ответил наемник. – И, тем не менее, вы хотите вернуть эту бабенку, значит, дело не в деньгах.

Салуза напыжился и фыркнул, отчего его толстые щеки подпрыгнули. В обеденный зал вошла одна из жен-домохозяек торговца, поставила на стол еще кувшин вина и блюдо с жареным мясом. Хильдер покосился на ее широкий, словно печной заслон, зад – длительное воздержание все-таки давало себе знать, и даже эта коренастая баба с обвисшими щеками и сросшимися бровями вызвала в суровом наемнике легкое волнение плоти.

От купца сбежала жена-наложница, единственная из пяти жен молодая и красивая, и он пригласил на переговоры его, Хильдера. Наемник полгода как вернулся из лагерей на границе с Асфизским княжеством – в который раз начались переговоры, и война утихла, словно змея, впавшая в спячку. Хильдер за это время поистратился и пообносился, поэтому точно знал, что на предложение толстяка Салузы согласится.

Украшенный вышивкой пояс слýги Салузы обнаружили в Виллейском лесу, и торговец уверился, что беглянка подалась в Женскую свободную общину. Говорили, что сбежавшие жены построили поселок в Серой долине и жили одной своей волей, без мужчин. Хильдер не особо верил этим сказкам – путь к Серой долине был так опасен, что даже мужчины, рискнувшие отправиться туда, или никогда не возвращались, или возвращались, потеряв разум. Он помнил дальнего родственника отца, что бродил по дорогам селения, залив грудь слюной – рот его был вечно раззявлен. В поселке говорили, что он много лет назад отправился в Серую долину, и вернулся много дней спустя уже таким. Иногда он как будто просыпался и силился что-то сказать, но разум тихо гас в его глазах и он снова затихал. Его нашли мертвым однажды утром со страшными рублеными ранами на груди, и Хильдер был уверен, что это дело рук отца – слишком уж позорил их почтенное семейство безумец.

Хильдер не понимал, зачем женщины сбегают от мужей – мужская воля и сила защищала их от голода и невзгод, обеспечивала возможность родить и растить детей в довольстве и спокойствии. И все-таки каждый год десяток-другой неразумных самок отправлялись к Серой пещере, в которой был единственный проход в долину, окруженную неприступными скалами, чьи вершины терялись в облаках.

Что говорить о бабах – созданиях глупых, слабых и ничтожных? Они не способны выжить без мужчины. Скорее всего, красавица Магдалена пала жертвой какой-нибудь твари, чьи останки иногда находили на подступах к пещере.

– Я бы не потратил на ее поиски ни гроша, но эта сука сбежала с моим сыном! – стукнул кулаком по столешнице Салуза. – Я хочу получить мальчишку обратно!

– С сыном? – выпучил глаза Хильдер, не донеся до рта кружку с вином. – Да она сумасшедшая!

Баба украла сына уважаемого человека! Это было неслыханно, невозможно. Если Магдалена жива, ее ждет незавидная участь – многодневные пытки и самая страшная казнь «хождение по кругу». Наемник невольно вздрогнул – на ее месте он предпочел бы умереть, потому что смерть намного милосерднее. Приговоренной к хождению по кругу делали рану на животе и вытаскивали часть кишки, которую прибивали к столбу. Несчастная должна была ходить вокруг него, наматывая собственные внутренности на столб.

Хильдер досадливо поморщился – знай он про сына, запросил бы втройне.

– Я стрясу деньги с работорговца, который продал мне эту суку. Он не сказал ни слова о том, что у нее мозги набекрень! – в сердцах проговорил Салуза. – Она делала самую легкую работу, я и порол-то ее не чаще пары раз в месяц! Какая дура убежит от такой жизни?

– Только сумасшедшая, – кивнул Хильдер и глотнул пряного вина.

Другие обращались со своими женами куда как хуже – Хильдер помнил, как его отец надевал своим женам железные намордники, которые сдавливали челюсть до багровых синяков. Мужчины, кто победнее, отправляли купленных баб в бордели зарабатывать, но Хильдер это не одобрял. В борделях женщины быстро теряли здоровье и привлекательность, и даже в хозяйстве такую потаскуху потом сложно было использовать – много ли способна наработать баба, которой отбил почки иной нервный солдат? Хорошо, если дело заканчивалось расквашенным и криво сросшимся носом, но отбитая требуха… Совершенно неразумное пользование бабой.

Сам Хильдер давно решил для себя, что купит только одну жену, которая и родит ему сына. Если будут девочки – вырастит до первой крови и продаст в бордель или в жены для любителей помоложе. К своему почтенному возрасту в 40 лет он скопил небольшое состояние, которого, впрочем, еще не хватало для покупки куска земли, жены и нескольких рабов.

Украла сына! Надо же! Над ним, вероятно, весь город потешается… Хотя и жалеют, наверное. Подписали бумагу, ударили по рукам, и Салуза выплатил наемнику задаток. Выходя из богато устроенных хором торговца, Хильдер увидел в сенях еще одну жену – принадлежность к дому Салузы свидетельствовал узорчатый пояс, на кончиках которого была вышита буква С, украшенная листками падуба. На щеке красовалось клеймо – такая же буква.

За воротами его ждал единственный раб, которым обзавелся Хильдер к своим сорока годам – его трофей с поля боя. И хотя пленных должны были сдавать военачальникам, немногие следовали этому правилу. В конце концов, зачем наемнику война, как не для наживы.

Хильдер тяжело вскочил на стремена – возраст все-таки… В его годы давно пора обрести покой в хорошем доме на перинах, а не таскаться за безумными суками по лесам и весям. Клецанк, его раб и оруженосец, тронул свою клячу, и, так как Хильдер молчал, глядя перед собой, нетерпеливо спросил:

– Ну что..?

– Едем в Виллейский лес, – коротко бросил Хильдер и снова в задумчивости потер шрам на щеке.

– Вот ведь… – приподнял брови Клецанк. – Согласился-таки. Экий дурак. Она же не стоит этого.

– Не стоит. И даже сын, с которым она сбежала, тоже не стоит – проще родить нового. Ему всего восемь лет.

– Сын? – ахнул оруженосец. – Она украла у купца сына?! Куда мир катится… Бабы вкрай обнаглели!

Хильдер пожал плечами – Салуза сам виноват, нечего баловать своих женщин. Жены у него в удобной одежде, без ошейников, выполняют легкую работу, со скотиной возятся наемные работники – он видел, выходя со двора… Что ж он хотел? Даже жен-наложниц надо держать сурово, а Салуза свою даже толком не порол! Отец Хильдера никогда не давал слабину с женщинами, наложницы содержались впроголодь – зачем их вдоволь кормить, все равно ничего толком целыми днями не делают. Если затяжелеет – можно давать чуть больше корма, чтоб ребенок хилый не получился, а то вдруг сын родится.

Хильдер хорошо помнил женщину, из лона которой выбрался на свет – наложница отца Симара. Смуглая, зеленоглазая, с тонким гибким станом, долго не меркла ее красота, даже когда ей стукнуло тридцать – глубокая старость для наложницы. Соседи и приятели отца не давали сыновьям, как они говорили, «застаиваться», постоянно меняли им нянек. Дите малое, неразумное, объясняй ему потом, что женщина – не чета мужчине, не ровня ему. Будет хвататься за подол да реветь. А вот отец сглупил… Хильдер мотнул головой и отогнал горестные воспоминания об отчем доме и Симаре.

Они повернули к рынку – перед долгим походом следовало купить провизии. Они прошли мимо невольничьих рядов, и Клецанк невольно засмотрелся на кучку парней, грязных, оборванных, заросших диким волосом. Взятые в плен солдаты неприятеля… За них дорого запросят – молодые, здоровые, сгодятся в большом хозяйстве. Клецанк приосанился на своей вороной кляче, у которой ребра были наперечет – он мог бы быть на их месте, сгинуть от непосильной на работе, вкалывая на какого-нибудь толстопуза. А тут – оруженосец и денщик при уважаемом человеке.