Марина (завершая переодевание). Лео, ну не смешно уже, любимый, прекрати паясничать. Знаешь же, что я без тебя не пойду. Ну подурачились, и хватит. Лариса Николаевна, дайте минутку, и мы спустимся. Я вообще уверена, что это всё шуточки у него. Он, сто процентов, уже закончил этот портрет, просто пока не готов мне его показать. Ну, коли сомневаешься в моей реакции или стесняешься, то покажи хотя бы матери своей, пусть оценит и своё мнение выскажет, может, и убедишься, что хорошо вышло.

Леонид. Да не буду я эту картину покамест никому демонстрировать! Ну, русским же по белому сказал, что она не готова. Как закончу, так милости прошу! А при каком условии я её довершу, повторяться не стану. Нет песни – нет картинки. Разговор исчерпан. Точка! Тчк!

Тем временем Марина благополучно завершила процесс переодевания.

Лариса Николаевна (нежно беря Марину за руку). Ладно, дорогая моя, не подыгрывай ему. Пущай ищет свою песенку дурацкую, нанимает частных детективов, армию музыкальных экспертов, пусть что угодно предпринимает. Жрать захочет – отвернётся от своего искусства и глазом не моргнёт.

Леонид остаётся наедине с собой и своими мыслями.

Леонид (сам себе). Что же за напасть-то такая! Ну на языке же вертится трек этот треклятый! На поверхности. Не выдумал же я его себе?! Оглади-оглада, да-да-да-да-а-а-а-а-а-а, ра-ра-ра-ра лам коузом. А теперь, если не узнаю, чья это песня, и спущусь поесть, Маринка подумает, что я пустослов. Да и предки засмеют, дескать, опять слова на ветер распыляю. Теперь принципиально придётся воздержаться от еды. Потом из холодильника без лишних свидетелей перехвачу при первой возможности. А сейчас надо стойко быть в образе и вопрос с песней закрыть как можно скорее, этот шедевр сам себя не допишет.

Леонид подходит к матрасу, приподнимает его, достает накидку и набрасывает её на холст. Тотчас же в комнату без предупреждения и стука входит его отец Пётр Елисеевич, имеющий строгий и решительный вид.

Пётр Елисеевич. Так, милый человек! Ты жрать идёшь? Мать внизу мне доложила, что ты опять какие-то фокусы отчебучиваешь. Что у тебя на этот раз из чудачеств?

Леонид (цокая). Бать! Не начинай снова эту канитель! Сегодня не поругаемся, даже не старайся! Я попозже поем. Поставьте в холодильник, разогрею ближе к вечеру. Одному надо побыть.

Пётр Елисеевич (глубоко выдыхая). Будь любезен, мой дражайший Лёнчик, выслушай меня сейчас предельно внимательно. Без пререканий, сыночек! Ты живёшь в моём доме. Под моей смазанной крышей. Хозяин здесь я! Условия здесь ставлю тоже я! Посему, если твоя вольная душа жаждет жить по своим правилам и сбросить «тоталитарные» оковы, – ты знаешь, где выход. Твои двойные стандарты меня изрядно утомили. Биологически ты взрослый лоб. Но как личность ты не состоялся. Ты не реализован. Ты никто.

Леонид (изображает равнодушие, но голос его то и дело срывается). Отлично. Претензий не имею. Папулечка, родненький, подскажи, пожалуйста, коли не затруднит, – ты не припоминаешь песню, там припев звучит примерно так: орази, ораза, лайгомзоун джа-а-а-а-а-а-а, ня-ня-ня-ня раф дробзоун?

Пётр Елисеевич (не обращая внимание на вопрос). Я забрал тебя из кадетского корпуса, потому что ты нытик и субтильный ипохондрик. Перестал подавлять твою волю в творчестве. У мамочки твоей любимой пошёл на поводу, дал добро, чтобы она тебя запихнула в этот никчемный институт культуры и искусств, который ты тоже ни черта не закончил. Ты вообще в состоянии хоть одно дело довести до конца, Лёня?

Леонид. Да, да, да! Бла-бла-бла. Я с трудом подавляю зевок, папулечка. Заманал. Прости за жестокую прямоту. Если не хочешь оказать содействие в поиске песни – будь добр, спускайся вниз и покушай.

Пётр Елисеевич. А вот хамишь ты мне абсолютно напрасно, дружок. Приоткрою тебе одну маленькую тайну – ты всего лишь мой сперматозоид. Замутнённая капля. Это единственное соревнование, в котором ты победил. В сущности, ты бесполезен для общества. Хоть и позиционируешь себя как художник, но ведь ты даже не написал ни одной социально-значимой картины. Все эти работы проходные и посредственные. Ты пустой. То портретист, то маринист, то баталист, то футурист. Даже внутри своей субкультуры не нашёл себя. Ты меня очень разозлил, поэтому терпи это всё сейчас. Но это не значит, что я тебя не люблю. Ты наш с матерью единственный ребёнок. Благодари Бога за Маринку – никакая другая девка не потянула бы подобные закидоны и причуды.

Леонид тщетно пытается перебить, открывая рот во время отцовских реплик.

Пётр Елисеевич. А ну цыц! Я прекрасно знаю, что ты считаешь меня деревянным солдафоном, но мне плевать. Повторяю – ты на моей территории, мужичок! Сменишь локацию – живи любым распорядком. И поставь уже наконец себе сюда обратно всю мебель, которую я покупал. Твои претензии на гениальность в дизайне комнаты смешны. Не коси под карикатурных коллег по цеху. Этот стереотипный аскетизм покрыт мхом. Будь самобытен хоть в чём-нибудь. Умоляю!

Леонид. Раз уж я доставляю тебе столько душевных мук, то могу уйти прямо сейчас. Ты только не сочти это за манипуляцию. Я не пытаюсь давить на отцовские чувства. Просто, видя твои страдания, хочу облегчить вашу с мамой жизнь.

Пётр Елисеевич. Дурилка ты картонная! Да если бы у меня была цель тебя сбагрить куда подальше – выкинул бы тебя, как щенка, с этой жилплощади. Я хочу, чтобы ты реализовался. Просто ответь мне на вопрос элементарный – кто ты? Что есть твой род занятий?

Леонид. Ну, очевидно же. Я – художник.

Пётр Елисеевич. Да хрена с два! Хреножник ты! То, что ты ляпнул, – это лишь хобби. Ты ничего с этого не зарабатываешь. Если живёшь в этом доме и претендуешь на взрослое отношение к себе – то зарабатывай копеечку и хотя бы периодически покупай продукты. Мы большего с мамкой от тебя и не требуем. По факту ты – иждивенец. Вот Маринка твоя пытается на плаву держаться. То ногти на дому делает, то в солярии администратором подрабатывает. Зарабатывает мелочь, а всё равно приятно. Жалко, что специальность у неё по диплому бесполезная, сейчас каждый второй юрист, по специальности шибко не потрудишься. Ты-то, конечно, выше всего этого. Не мещанин какой-нибудь. Такой белоручке главное, чтоб микробы под ногти не залетели. Верно говорю?

Леонид. Да попридержи уже пыл свой, пап. Ну чего разошёлся-то? Если ты о чём-то не осведомлён, это вовсе не значит, что этого не существует. Я довершаю сейчас одну картину, и будь уверен – продам её за довольно симпатичную сумму. Только наберись терпения и не дави на меня. Я недавно имел честь познакомиться с одним толстосумом. Он довольно маститый арт-менеджер и частный коллекционер. Владеет арт-холлом «Репин-центр» в центральном микрорайоне. Немного подражает покойному Павлу Третьякову, поэтому весьма предсказуем. Так вот, я внимательно проанализировал его вкусы и предпочтения, поэтому считаю, что успех моего предприятия гарантирован.

Пётр Елисеевич. Так или иначе… Дико сомневаюсь, что этот фуфлыжник захочет облегчить свой кошелёк, когда завидит твой, в кавычках, шедевр. Прости, но ни я, ни мать не питаем надежд по поводу коммерческого триумфа твоего будущего полотна. А Марина хвалит тебя лишь оттого, чтобы не уязвить твоё эго. Относись попроще к своему детищу. Если ты не против (приближается к холсту) – позволь-ка, я гляну, что там хоть у тебя есть на данный момент.

Леонид в бешенстве подбегает к отцу и отталкивает его от полотна, не позволив сбросить накидку.