Литмир - Электронная Библиотека

Илья Чистяков

Особняк Салема Уэйтли

Если нашему глазу невидим воздух,

то это не значит, что его не существует.

Абдул Альхазред, «Аль-Азиф»

Предисловие издателя

Данная рукопись была обнаружена 2 марта 2023 года Александром Василевским, прорабом строительной компании ООО «АНИТА СТРОЙ», в настоящее время выполняющей работы по сносу Уэйтливского особняка в Йоханнесфельде.

Несмотря на тот факт, что Елизавета и Виктор Раух, реально жившие напротив старой богадельни, признаны пропавшими без вести весной 2013 года, а результаты недавней экспертизы полностью подтвердили принадлежность почерка в рукописи гражданину Рауху, йоханнесфльдская полиция посчитала это послание чьим-то искусным и неуместным розыгрышем и не стала включать её в список улик по делу исчезновения вышеупомянутой супружеской четы.

Не найдя находке лучшего применения, Василевский передал её в один из немногих ныне здравствующих литературных журналов для публикации отрывка в качестве самостоятельного художественного произведения, за что я ему безмерно благодарен и признателен. Редакция надеется, что этот рассказ доставит удовольствие нашим читателям.

Однако прежде, чем вы приступите к чтению, мы особо обращаем ваше внимание на то, что данный текст – полностью вымышлен неизвестным нам сочинителем и является литературным художественным произведением. Название рассказа, как и эпиграф, – выдумка издательства и не имеют никакого отношения к автору этой рукописи. Имена героев и второстепенных персонажей издательством также предусмотрительно изменены, и любое совпадение не что иное, как случайность.

Скажу сразу: никакой я не писатель, а эта рукопись – не сказки дядюшки Сэма. Если хотите выдумок, возьмите Свечина или Кузечкина: они развлекут вас куда больше меня. А на этих страницах, исписанных моим скорым неряшливым почерком в приступе крайнего отчаяния на грани самой глубокой и мрачной бездны, вы найдёте лишь безумие и смерть. Все сказки – в прошлом. Нам нужны учебники. Новые честные учебники жизни. Как оказалось, существующие науки с их бессвязными книжками никуда не годятся. Они пригодны лишь для разведения огня в камине. Все наши знания об окружающем мире в мгновение обернулись сплошным заблуждением. Вы поймёте это, как понял это я, когда столкнулся с тем, о чём попытаюсь внятно рассказать на этих страницах.

У меня мало времени. Ужас следует за мной. Я слышу, как он осторожно шаркает и скребётся за дверью. Аккуратно налегает на неё всем своим неуклюжим богомерзким телом, примеряясь к ней, и вот я воочию вижу, как медленно почти бесшумно и робко опускается ручка двери в мою комнату. Но н-е-е-е-т, не так быстро, тварь. Я украду у этой жизни ещё несколько мгновений, ведь я предусмотрительно закрыл и забаррикадировал все выходы и входы.

Я прошу лишь ещё немного времени у Великого Случая, единственного милостивого бога нашего немилосердного мира, чтобы зафиксировать явившийся мне наяву кошмар.

Однако, скажите прежде, действительно ли всякое знание лучше неведения и спасительной глупости? Нужны ли человечеству истины, которые грозят раз и навсегда лишить нас уверенности, душевного спокойствия, а иногда и жизни?

Каким бы ни был ответ на этот вопрос, я всё же открою людям горькую правду, чем бы это ни грозило в дальнейшем. Лишь бы замки и скрепы не подвели. Я знаю, что им не под силу остановить древнее зло, но надеюсь, что успею всё изложить.

Чтобы вы поверили мне и не решили, что я окончательно выжил из ума, следует начать с того периода, когда моё существование ничем не отличалось от подавляющего большинства серых безликих жизней многих тысяч жителей Йоханнесфельда – небольшого городка, основанного немецкими переселенцами в четырнадцатом веке и затерявшегося в азиатской части России. Ещё почти год назад у меня была неплохая работа и пара добрых друзей, с которыми я позволял себе пару кружек пива по выходным. У меня была красивая и любящая жена, которую ещё не начали мучить кошмарные сновидения, превратившие её в параноика, а меня не успели посетить мысли о вызове психиатра на дом. Наконец, я ещё не приобрёл тот лихорадочный страх и те постоянные тревоги о собственной безопасности, которые породили непроходящее желание заливать сжигающие душу и сердце предположения алкоголем.

В 2013 году мы переехали в этот город. Если попробовать представить улицу, на которой нам не посчастливилось жить в ту пору, вам покажется, что она как будто застряла в прошлом, некогда величественном и помпезном, а ныне – пугающем и отталкивающем, и что ей никак не удаётся из него выбраться.

Я небольшой любитель старины и архитектурных причуд предшествующих веков, мне чужды трепет и ликование при виде московского Кремля или Дворцовой площади в Петербурге. Я ничего не смыслю в живописи и музыке, потому что я простой российский обыватель и работяга, который не покладая рук и не поднимая головы должен трудиться всю свою жизнь, чтобы прокормить семью, а после – отправиться в могилу вслед за своими отцами, так ничего и не оставив после себя.

Однако даже я, будучи последней деревенщиной и недалёким колхозником, как в шутку называла меня моя жена, ощутил некое волнение перед древними старинными городскими домами и мрачными деревьями многовекового парка, когда вышел из дверей своего нового маленького деревянного жилища, в который только что заселился. Я взглянул на дома из почерневшего, местами обвалившегося и поросшего мхом красного кирпича, на их во многих случаях тёмные, наверняка, уже несколько сотен лет не знающие света окна и на всю улицу Старых производственников, медленно и как будто лениво убегающую вдаль и скрывавшуюся за поворотом в том месте, где чернела заброшенная громада некогда великолепного и ослепительного дворца культуры имени Владимира Ильича Ленина. Странно, но именно в тот самый момент я, наконец, осознал, куда попал и где оказался. Возможно, я бы забежал обратно в дом и стал бы судорожно упаковывать вещи в свой чемодан, желая всё переиграть и убраться отсюда, но всё уже было решено и сделано. В конечно счёте, я сам по воле какого-то злого рока уговаривал жену поселиться именно здесь, в этом доме.

Она всегда хотела перебраться из деревни в город, и вот я уступил ей, собрав все свои пожитки и оставив свою малую родину и могилы праотцев, и перебрался сюда – в Йоханнесфельд. Скопленных денег у нас было мало, мне ещё предстояло найти работу, поэтому, как ни была против переселения на северную окраину этого города в один из самых неблагополучных его районов, моя жена, всё же ей пришлось уступить. Иных вариантов на то время у нас не существовало.

Йоханнесфельд – портовый город. Река Иййоки делит его пополам, и этим двум половинкам не дают развалиться три соединяющих их моста: Привокзальный, Южный и Портовый. Пассажирский речной вокзал располагается в старой части Йоханнесфельда в его историческом центре, а грузовой порт, принимающий и отправляющий крупногабаритные товары, южнее по течению Иййоки.

Туда меня и приняли. Я – высокий плотно сложенный юноша всегда отличался недюжинной силой, поэтому легко нашёл там себе работу. Я не стесняюсь любого труда: грузчик, дворник, разнорабочий – мне безразлично. Я с уважением отношусь к любому занятию и всегда стараюсь выполнять свои обязанности усердно и в срок.

Ещё в сельской глуши, где я прожил первые двадцать пять лет своей жизни, я привязался к воде. Реки, озёра, любые водоёмы давно имели надо мной какую-то необъяснимую власть, поэтому то, что первым делом я направился в здешний порт, не оказалось случайностью. Несмотря на ветхость его доков, помостов, гнилье и смердящую вонь развалившихся и местами затопленных дебаркадеров, мне сразу понравилась дурманяще спокойная и чистая гладь местной реки, это таинственное молчание и фантастическое умиротворение.

1
{"b":"816928","o":1}