За эти несколько дней, что мы работали в поле, ребята познакомились с девчатами и женщинами и всегда возвращались с поля домой вместе. Мы болтали с ребятами, в шутку посмеиваясь над казусами, которые с нами случились в жизни или обсуждали местных жителей, а девушки были и участницами разговора, и слушательницами.
Рада, действительно красивая девушка горячей, южной красотой, вначале немного свысока общалась со мной, но видя, что я на её чары не поддаюсь, а на подколки спокойно отвечаю, без смущения и ответных наездов, как будто не замечаю их, изменила свою манеру общения, став меньше выделываться.
А слушая по вечерам рассказы, получая ответы на свои вопросы о непонятном, так вообще стали относиться ко мне, как к учителю, а я стал для народа «ходячей энциклопедией».
Рада ощущала то, что в знаниях между нами огромная пропасть. Она, обычная девчушка, которая ничего не видела в жизни, и северянин, который знал всё и почти на любой вопрос мог дать полноценный ответ. Это и манило, и пугало её.
В ходе моего бытия в качестве рабочей силы в этом поместье образовалась ещё одна проблемка. К сожалению, почтеннейший господин Гармах на супружеском ложе был гость редкий и крайне застенчивый, и как мне доложил Амброс, там он вообще не появлялся уже несколько месяцев. В какой-то великой сексуальной битве на очередном симпозиуме в агоре, его мужской жезл упал и подниматься на новые подвиги не желал.
Насколько я знал древнегреческие традиции, греки и их последователи – византийцы, умели наслаждаться жизнью. Весьма популярным увеселительным мероприятием у них были так называемые «симпосии» или «симпозиумы». После основной части пиршества наряду с винными возлияниями начиналась беседа, иногда интеллектуальная, иногда не очень. Беседовать могли на любую тему – о политике, о войнах, о литературе, на философские темы и темы морали, или обсуждать насущные вопросы – цены на урожай и заморские товары. Чтобы народ не слишком погружался в заумные речи, для них периодически выступали танцоры, акробаты, певцы, а заканчивалось все очень культурно – групповым единением с гетерами, пиршественный зал-то один был.
Диодора приехала на колеснице в поля и стала осматривать наш высокоинтеллектуальный труд, спрашивая у меня, что все это значит.
– Когда вернёшься в поместье, у меня к тебе будет дело, раб.
– Слушаюсь, блистательная госпожа Диодора.
В отличие от Гармаха, которому было за пятьдесят, Диодора была ещё в самом соку где-то под 30 лет, то есть довольно молодая и жаждущая большой и горячей любви, или хотя бы секса. Внешне она тоже была вполне обычной гречанкой, не страшной и не красавицей, нормальной.
– Северянин!
– Слушаю вас, великолепнейшая госпожа?
Она стояла и смотрела на меня, а пауза затягивалась. Наконец она выдала: «Зайди сегодня после полудня ко мне, есть для тебя дело».
– Базару нет, то есть буду со всем почтением, блистательная госпожа.
В назначенное время, я свинтил со стройки и отправился в женскую половину дома, где меня ждала Диодора. Возле сарая наши кузнецы выстругивали и насаживали на черенки лопаты и вилы.
Меня встретила её домашняя рабыня Агния.
– Госпожа ждёт вас.
От меня жутко несло божественным запахом немытого тела, ну и ладно, некогда мне было купаться. Тем более, что до реки путь неблизкий, а просто так меня туда никто из надсмотрщиков не отпустит.
– Святозар, ты знаешь, зачем я тебя позвала?
– Не могу знать, блистательнейшая госпожа.
– Шалунишка, все ты знаешь. Ты понимаешь, что об этом тебе нельзя будет рассказывать никому!
– Амброс, поганец, всё и так узнает. У него какой-то нюх на сплетни.
– Амброс! Да, мелкая гнида. Я его запорю, если он что-либо произнесёт лишнее.
– Давно пора – гнилой человек.
– Он полезен. Иди же ко мне, что ты «как не родной».
Я потопал к ней, попутно гремя цепью.
– Боже мой, как эта цепь мешает.
– Это точно, госпожа.
– Если я распоряжусь тебя расковать, ты же убежишь.
– Куда же я от вас убегу-то?
– Ах, льстец. Иди же и возьми меня.
В общем, чего греха таить, заниматься сексом – это не траншею копать, а гораздо более приятное занятие. Главное в этом деле, чтобы тебя в момент экстаза с голой попой не застал почтеннейший господин Гармах. Ибо Диодора с какого-то момента соития орала, как ненормальная, и все мои попытки её заткнуть успехом не увенчались. Она кивала головой, соглашалась и тут же снова забывалась и «улетала» в громкий экстаз.
– Ах, мой лев, ты подобен героям прошлого, ты словно Геракл в постели.
«А я такой, парнишка заводной!» – я процитировал слова из песни.
– Возьми же меня ещё раз.
– Подожди, блистательная, дай дух перевести, мне ещё запруду делать.
– Забудь о запруде, я – твоя главная работа.
– Госпожа, вернулся господин Гармах.
– А! Что? Да пошёл он … Ах да, мой муж пришёл. Иди раб, ты хорошо поработал. Я довольна тобой.
Я выперся из дома, а Агния всунула мне пустую амфору в руки со словами.
– Наполни её водой и принеси. Свят, ты же сделаешь со мной такое, как с госпожой?
– Сделаю, крошка, сделаю!
Я набрал свежей колодезной воды и отнёс амфору ко входу в дом, передав Агнии.
На стройке меня встретили улыбающиеся лица товарищей.
– Чем это ты разозлил госпожу, что она так орала на тебя? Бу-га-га!
– Зависть – плохое чувство. А вам, добры молодцы, скажу на будущее, что женщина, как и автомат Калашникова «АК-47», по своей природе трудолюбива и неприхотлива, но требует ласки и своевременной «смазки». Не будете этого дарить женщине, она пойдёт искать другого, а вам на память о себе оставит рога.
Наутро Гармах с Афиногеном, своей и его жёнушками, ещё какими-то родственниками и Агнией стояли и разглядывали систему поливной механизации.
– Головастый ты, северянин. Порадовал меня. Но раз ты такой умный, то должен мне ещё построить чего-нибудь такое, чтобы мне понравилось!
– А что может понравиться великолепнейшему господину Гармаху?
– Не знаю, придумай сам.
– Будет сделано, о почтеннейший господин Гармах.
После этого разговора, когда Гармах с Диодорой и толпой родственников-прихлебателей удалился, я стоял и думал: «Ну и какую же хрень тебе тут можно построить, учитывая, что с материалами и инструментом не очень?»
Парни тоже разбрелись по полю, выполняя прополочные работы. А я как пугало так и стоял посреди дороги, размышляя. За этими мыслями я и не заметил, как ко мне подошла девушка.
– О чем задумался, Свят?
– А, Рада! Рад видеть тебя! Да вот думаю, какую бы конструкцию построить Гармаху, которая у него будет, а у соседей нет.
– А помнишь, как ты рассказывал о бассейнах.
– Тут бассейны есть, причём очень даже хорошо построенные, я так не сделаю.
– А поющие фонтаны?
– Это нужен электродвигатель, подсветка и музыка, где ж я тебе его возьму?
Но тут меня осенила одна идея. Пару дней я ходил загадочный, вынашивая её. Как-то вечером после очередной ночной сказки ко мне подошла Рада.
– Свят, кто ты? Вы, северяне, совсем другие, чем мы и те люди, кто жил со мной в нашем селе. Но ты совершенно отличаешься даже от своих соплеменников.
– А ты тут родилась или нет?
– Нет, я фракийка, жила в Болгарском ханстве, а мой отец был тысячником у хана. Шесть лет назад пришли византийские войны и захватили наше село и отцовское поместье, угнав нас всех в рабство. Мне уже 18 лет и скоро выдадут замуж – засиделась в девках, а я не хочу. Пока удаётся оставаться свободной. А сейчас так вообще не хочу ни за кого из местных выходить.
Я легонько приобнял девушку.
– Все может измениться, и ты снова получишь свободу.
– Забери меня отсюда…
– Рада, мы сами попали в эту западню. Так что пока все мы живём и работаем на Гармаха.
– Ты же не смирился с пленом?
– Нет, конечно, но пока я не увижу путей, как освободиться, буду приспосабливаться к ситуации.
Пока мы стояли с Радой у околицы за нами наблюдали маслянистые глаза одного человека. А вечером, когда госпожа Диодора изволила пить чай, этот человек докладывал ей.