Я намеревался держаться примерно в районе, лежащем между 120-м и I22-м меридианами долготы, отклоняясь от курса строго на север, когда это было необходимо, чтобы избежать гор. Поэтому мы прошли в северо-западном направлении через Фармингтон и Линден, пересекли реку Калаверас в 5:04, Мокелумне в 5:10, Косумнес в 5:14 и в 5:20 были примерно в пяти милях к востоку от Сакраменто. Эти точки я хорошо знал и, ориентируясь по хронометру, точно определял время прохождения. Держась выше Антилопы, Линкольна и Уитленда, мы достигли Мэрисвилла и бассейна реки Фезер в 5:33. Оровилль был достигнут в 5:40, Чико – в 5:47, а восход солнца, который должен был залить нас, когда мы поднимались по долине реки Сакраменто, был на время заслонен холмами и отвесными скалами Техамы. К 6 часам утра мы миновали Ред-Блаффс и Коттонвуд и оказались поблизости от Черных гор Лассена, а далеко на севере, в семидесяти милях от нас через графство Шаста и графство Сискию, белый пик, давший название вышеупомянутому району, пронзил безоблачное небо. Все еще держась главного водораздела Сакраменто, в 6:20 мы обогнули западное основание горы Шаста, которая возвышалась над нами на двенадцать тысяч футов. Через десять минут справа от нас показались озера Кламат, и я сказал Ачинклоссу, что мы только что пересекли линию Орегона, пройдя за полтора часа более четырех градусов широты, или триста миль. Судно оправдывало ожидания, давление в ресивере составляло всего 60 фунтов, а разряды пороха в конденсаторе не превышали двенадцати в минуту. Аучинклосс продолжал невозмутимо курить и методично возился со своей масленкой.
Мы то и дело отклонялись к северо-востоку, чтобы избежать Каскадного хребта; пройдя над озерами и индейской резервацией Кламат, через полчаса мы достигли верховьев реки Дешутс и в течение следующего часа следовали по ее течению, поочередно оставляя на западе Даймонд-Пик, гору Джефферсон и гору Худ с интервалами примерно в четверть часа. В 7:45 мы увидели реку Колумбия и пересекли территорию Вашингтона в Даллесе. Продолжая двигаться на восток в долину реки Якима, в течение следующего получаса мы успешно оставили позади горы Адамс, Райнер и Айкс. Здесь горы стали более изломанными, и нам пришлось подняться на высоту почти шесть тысяч футов, чтобы обойти их хребты. В 8:30 мы пересекли 49-ю параллель и вступили на британскую территорию. Следующие три часа прошли на большой высоте, так как мы постоянно приближались к Скалистым горам. Мы пересекли их между 9:50 и 10:15, на высоте восьми тысяч футов по барометру, и попали в регион, где было намного холоднее, чем по ту сторону хребта. Я разжег печку, так как стало очень холодно, ведь солнце было на небе не выше, чем два часа назад, хотя оно, конечно, переместилось дальше на юг. Я также разложил на столе свои карты и в 12 часов пополудни произвел наблюдения с помощью секстанта, определив широту 61°40' северной широты, а реку, протекавшую под нами, – как реку Маккензи, долгота которой 121°20' западной долготы. С момента отбытия из Калифорнии девиация компаса увеличилась и составляла всего 14°30' восточной долготы, что, как я полагал, объясняется изменением его положения относительно магнитных центров планеты, но, обратившись к своим таблицам магнитных отклонений, я смог определить приблизительный северный курс и решил теперь, поскольку больше не было горных хребтов, которые нужно было пересечь, держаться как можно ближе к 121-му меридиану. В 13:20 по хронометру мы увидели огромный водоем, который, как я понял из моих карт, должен был быть Большим Медвежьим озером. Наш курс лежал прямо через это внутреннее море длиной около двухсот миль, которое мы пересекли за час. К тому времени, когда мы достигли его дальнего берега, уже не нужно было смотреть на карту, чтобы понять, что мы вошли в полярный круг. Пронизывающий ветер с востока и солнце, которое, хотя и огибало горизонт, казалось, никогда не приближалось к нему, были достаточны, чтобы ознакомить нас с этим фактом. Воздух в каюте, за исключением того, что находилось в непосредственной близости от печки, был острым и горьким до крайности. Труд Аучинклосса, за исключением смазки механизмов, было признано синекурой, так как все работало на высшем уровне, так что он вернулся в каюту и занялся приготовлением еды на ужин, перед этим он превратил две буйволиные одежды и одеяла в очень грубые гамаши с помощью шила и нескольких кожаных шнурков. В 3:15, когда мы наскоро перекусили, запивая еду горячим грогом, один из нас ел, а другой занимался зарядкой конденсатора, я увидел непрерывную линию воды, к которой мы быстро приближались, и через несколько минут уже летели над Северным Ледовитым океаном. В 3:45 мы снова увидели землю, которая, как показала карта, должна была быть островом Ньюфаундленд. Через час полета мы снова оказались в открытом море, которое, как показала экспертиза, оказалось проливом Бэнкса. В 5 часов вечера мы снова достигли береговой линии, которая, как я предположил, была островом Принца Патрика, и, соответственно, мы знали, что достигли 77-й параллели широты и находились менее чем в девятистах милях от полюса, преодолев расстояние в 2800 миль за чуть более чем двенадцать часов!
Поскольку в мои планы не входило приближаться к полюсу до полуночи, когда я смогу провести наблюдение, чтобы определить его истинное местоположение, я решил, по возможности, добраться до деревни эскимосов, где мы могли бы получить все, что бы продолжить наше путешествие, так как никто из нас теперь не мог находиться возле механизмов более минуты или двух за раз, или без ускорения циркуляции крови с помощью обильных порций спиртных напитков. Последние, казалось, полностью присваивались конечностями и внешними частями тела, не доставляясь к мозгу. Поэтому мы решили, что стимуляторы, хотя и считаются пагубными для обитателей ледяных регионов, все же, учитывая короткое время нашего путешествия, являются лучшим средством для достижения цели, которую мы хотели достичь, а именно – сохранения тепла организма. Теперь мы снизили скорость и поднялись выше, чтобы я мог рассмотреть в бинокль местность подо мной и, по возможности, увидеть деревню эскимосов. Мне удалось охватить круг радиусом около десяти миль, и, пройдя около двадцати миль территории, я увидел на горизонте то, что, по моему мнению, нам было нужно. Снова включив толкательный пропеллер, мы прилетели через несколько минут к нужному месту, которое оказалось поселением из примерно тридцати хижин, и мы спустились возле них на расстоянии нескольких ярдов. Когда мы приблизились на расстояние пятисот-шестисот футов, мы, очевидно, привлекли их внимание. Из каждой хижины высыпало по два-три человека разного возраста и роста. Несколько мгновений они неподвижно смотрели на нас с изумлением, затем внезапно разбежались – одни побежали к своим саням и собакам, которых они запрягали с невероятной скоростью, другие укрылись в своих хижинах, но ни один не остался, чтобы посмотреть на странных гостей. Мы спускались очень медленно и в конце концов спокойно коснулись земли. Затем мы вышли и стали прохаживаться, чтобы показать, что мы люди, а Ачинклосс, который принес бутылку бренди и стакан, протянул их и поманил одного из жителей деревни, который выглядывал из двери своей хижины. Этот индивид, должно быть, в свое время уже познакомился с достоинствами иноземцев и черных бутылок, потому что под воздействием постоянных знаков Ачинклосса он, наконец, подошел и принял стакан напитка, который проглотил с явным удовольствием. Это подействовало как волшебство. Каким-то нечленораздельным бормотанием он позвал своих сородичей, которые появились так же быстро, как и исчезли, и пока Ачинклосс допивал остатки из бутылки, я пошел к сосуду и вернулся с демиджоном12. По стакану налили каждому жителю поселения, мужчинам и женщинам, за исключением тех, кто был совсем маленького возраста, и во время веселья и вольнодумства, которые последовали за этим, я указал на грубые меховые одежды, которые они носили, и дал им понять знаками, что за два меховых костюма я дам демиджонн спиртного и дюжину пачек табака. Костюмы были принесены из хижин несколькими женщинами (хотя по одежде трудно было различить пол), желаемый обмен был произведен, и мы снова поднялись в воздух под восхищенными взглядами эскимосов через десять минут после приземления среди них, продемонстрировав мощное воздействие спиртного на человеческое поведение, чтобы открыть сердце и рассеять страх, и оставив им средства для повторения эксперимента в соответствии с их желаниями, которые также были материальными признаками того, что все это не было видением.
