М–да, леди Марими продумала все до мелочей. Хотя, скорее всего, меня собирала не она лично, а кто–то из прислуги.

Заключительным аккордом шли кружевные панталошки, чулки, подвязки, корсеты, лифы… Все это Рикиши доставал с непробиваемо серьезным лицом, а я почему–то начинала краснеть… хотя именно этот парень помогал мне одеваться в поместье. Корсет я до сих пор без него затянуть нормально не могу. А вот с чулками и подвязками разобралась и справляюсь теперь сама. Про панталоны с кружавчиками и говорить нечего. Лифы я игнорировала, как класс.

Короче, вываливание нижнего белья на стол меня задело за живое!

Но убить Рикиши я не успела, – в дверь позвонили.

– Это Абагэйл…

Р–р–р–р!

– Мне открыть?

Р–р–р–р!

– Леди?..

– Да!

Пока Рикиши открывал дверь, я быстро закинула ворох белья обратно в сумку и успела плюхнуться на диван с непринужденным видом.

– Ты как? – Абагэйл была расстроенная, и, похоже, едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.

– Нормально, – удивленно ответила я, глядя на недавно вполне довольную жизнью девушку. Ее отпустило ровно в тот момент, как она поела. Тогда она стала производить впечатление приличного члена общества, с которым не скучно будет проводить время.

– Тебя… не удручает все это? – Абагэйл обвела рукой комнату, и я попыталась представить, что тут должно удручать. Хотя, если она все время жила в залах, наподобие моей спальни в поместье, то естественно, у нее стресс по поводу малогабаритности новой жилплощади.

– Меня морально готовили к такому, – по возможности печальным голосом произнесла я.

Рикиши, которого неожиданно скрутил кашель, схватил мою сумку и вылетел в спальню:

– Я сейчас все разберу и принесу вам вина, леди!

– У тебя еще и прислуга есть, – с завистью вздохнула Абагэйл. – Привычная. А мне какую–нибудь дуреху из здешних служанок выделят. Необученную. Будет шпионить за мной… Правда, тебе тоже выделят, – обрадовала меня девушка. – Тут так положено.

То есть у меня будет не один, а два шпиона? Замечательно!

– Слушай, а расскажи мне, что бывает с девушками, которые не поступают в академию! – заговорщицким шепотом поинтересовалась я. – А то мне никто не рассказывал дома, а сама я забыла.

– То есть тебя не запугивали, а наоборот, оберегали? – зависть в голосе Абагэйл стала еще более заметной. – Какие у тебя старшие заботливые.

– Так что бывает–то?! – не дала я сбиться с темы.

– В монастырь, в лучшем случае, если повезет. Но это редко бывает. Чаще замуж выдают за какого–нибудь королька из аборигенов местных, с которым твоему древу или всей Яхолии надо связи торговые налаживать. Ты становишься расходным материалом, понимаешь?! Меня вот очень хотел в жены король свирфнеблинов. Гнилое яблоко ему теперь в пирог, а не я! Лысый сморщенный уродец! – Абагэйл даже голос повысила от излишних эмоций и вдруг расстроенно всхлипнула: – Ему теперь сестре–е–енку отдадут!

– Так она, может, тоже поступит, – попыталась я ее утешить.

– Не–е–ет, в АМИС то–о–олько один представитель ветви раз в сто лет может поступи–и–ить. А она через сто лет уже ста–а–арушкой будет! Та–а–ак что по–о–о–ойдет за лы–ы–ы–ысого га–а–а–ада…

Абагэйль рыдала у меня на плече. А я гладила ее по голове, молча, потому что твердить, что все будет хорошо, было как–то глупо. Единственное, я рискнула предположить, что, возможно, лысый гад окажется приличным человеком, но девушка отчаянно замотала головой:

– Он стра–а–ашный, ка–а–ак моя жи–и–изнь…

Тут очень вовремя нарисовался Рикиши с двумя бокалами и бутылкой местного вина. Правда, был шанс, что от алкоголя Абагэйл разберет еще больше, но успокаиваться просто так она не желала ни в какую. Судя по всему, у нее был элементарный нервный срыв от переутомления и напряжения последних месяцев. Надеюсь, мой уже прошел.

На пятом бокале, когда в бутылке вина почти не оставалось, а Абагэйль распевала счастливые песни под аккомпанемент скрипки, на которой играл Рикиши… и которую достал из своей сумки…

До меня дошло… Нет, не вино, а мысль! Мысль о том, что раз я – тут, за Алису, а Алиса – там, дома… То, значит, она или в монастырь, или за этого… ну типа этого свифта не блинского?!

И… ик… Какая бы Сонола змея ни была, но неужели позволит без борьбы спихнуть родную дочурку в неблинские дали?! Значит… Значит, что… Что я опять ничего не понимаю!

То есть Рикиши мне выдан не как методичка, а как… Как кто? Как вражина последняя, чтобы гадость ваять на каждом углу? Чтобы я вылетела из академии? Ик…

Я потрясла головой, резко трезвея.

Так, зачем это Соноле, если она сама сделала все, чтобы я сюда поступила? Правда, при этом забыла предупредить о куче важных вещей. Но ведь какая удачная идея с потерей памяти, объясняющая кучу моих лаж и то, что я порой элементарных вещей не знаю и знакомых людей не узнаю… И…

Тут предпоследние алкогольные пары покинули мою голову. Меня зазнобило, да так сильно, что я вцепилась в диван, чтобы два веселящихся собутыльника не заметили, как у меня руки трясутся.

Про потерю памяти Алиса рассказывала ДО последнего заваленного ею экзамена. ДО! Ее сначала объявили больной, а потом отправили на экзамен, который она успешно завалила.

В голове снова зазвучал голос строгой дамы из приемной комиссии: «Я думала, случай с болезнью и комой выдуман леди Сонолой, но теперь верю, что на предпоследней сдаче вы, действительно, были немного не в себе».

Алиса УЖЕ была не в себе… УЖЕ… ДО… Заранее… Или не была, а Сонола сразу после провала на экзамене про потерю памяти и болезнь выдала, для подстраховки? То есть семейка Тарнизо отправляла Алису на предпоследний экзамен, уже зная, что для нее он станет последним? Давали ей последний шанс или были уверены, что завалит?

Неожиданно маленький нюанс – до экзамена Сонола сообщила о болезни и потере памяти у Алисы или после – стал для меня очень–очень важным. Кажется, я нащупала ходовой конец, но пока что все окончательно запуталось в моей бедной головушке. Вот совсем и окончательно. И вообще, пора уже, наверное, спать ложиться? А то завтра будем как огурчики… маринованные.

Хотя сначала бы неплохо прогуляться и подкрепиться.

– Эй, конец веселью, идем на борьбу с похмельем! – объявила я, и, схватив отвратительно трезвого Рикиши под руку, потащила его на выход. Абагэйл вцепилась в моего нетопыря с другой стороны. Мы почти без жертв спустились с лестницы, благодаря все тому же Рикиши. И продефилировали в сторону столовой чинной походкой прогуливающихся благородных леди, разве что слегка пошатывающихся… так это нас подготовка к экзаменам ушатала!

Спрашивать, не против ли Абагэйл присутствия за столом нетопырей, после того как с одним из них она распевала куплеты не совсем приличного содержания, я посчитала излишним. Единственное, помня о том, что Рикиши невидим для тетеньки на раздаче, пришлось самой потыкать в еду для себя, бабы со мной и того парня. Потом мы долго уговаривали Абагэйл съесть хоть немного… ну хоть совсем чуть–чуть… ну хоть ложечку за папу и ложечку за маму. Услышав про «ложечку за папу» Абагэйль снова чуть не разрыдалась, и объявила, что папа у нее прекраснейший человек и единственный, по кому она уже соскучилась… кроме сестры. А еще бабушка у нее отличная! Правда, стерва редкая! Про стерву было сообщено громким шепотом, но при этом на нас никто даже не обернулся, хотя народу в столовой было раза в два больше, чем утром.

Я кивнула Рикиши, что тело пора выводить обратно на природу, пока из него не полились еще какие–то семейные тайны.

– Лучше давайте попробуем все же накормить леди, – задумчиво предложил мой нетопырь, доставая из кармана какой–то странный пузырек. Незаметно от Абагэйл он капнул из него на лежащее в тарелке нечто наподобие круглой маленькой помидорки и кивнул мне. Я протянула овощ девушке, про себя молясь, чтобы это не было ядом. Ну, не должен Рикиши так глупо и банально меня подставить… наверное.

Абагэйл заглотила помидорку, по–моему, просто чисто по инерции, а через несколько минут жадно накинулась на остальную еду.