Отстегнуть все ремни, выбраться из машины, открыть багажник, придерживая его одной рукой, достать часть коляски, за ней вторую, быстро перехватить люльку обеими руками и установить на каркас, закрепить, метнуться в салон, вытащить ребенка, на ходу поблагодарить таксиста, упаковать ребенка в коляску. Не забыть поставить пять звездочек в приложении. Забыть. Полина ненавидела этот ритуал, но ежемесячно его выполняла, такова была цена поездки в цивилизацию.

Почему-то ее никто не предупредил, что вся материнская утварь – это, скорее, похоже на амуницию спецназа, а не на атрибуты феи. Подобно многим, до появления ребенка, Полина думала, что коляска – это как большая сумка Birkin: взяла в одну руку и пошла всем показывать, насколько великолепна. Но нет, коляска с младенцем – это как заведенный квадроцикл. Чтобы управиться, надо обеими руками вцепиться со всей рабоче-крестьянской мощью, вспомнить самый агрессивный work out в спортзале и с криком «За демографию!» газовать. Толкать на выдохе и от спины. Когда она впервые катила этот агрегат вверх по лестнице, Алеше было три недели. Молодой матери казалось, что еще чуть-чуть – и швы внутри разойдутся, и, треснув пополам, она выпустит на волю всех демонов, дав начало мировому апокалипсису. С большим непониманием она смотрела на других матерей и постепенно приходила к выводу, что с сумкой Birkin коляски роднит исключительно цена.

В прошлый раз Полина приехала не в тот день, не в грудничковый, и получила выговор. В поликлинике действовал ряд правил, нигде не зафиксированных, но передаваемых из уст в уста. С ребенком до года нужно приходить исключительно по средам и только по утрам.

И вот теперь, пробираясь с люлькой по коридору, Полина волновалась: а точно ли среда? А утро это до 12? Наверно, надо было позвонить и уточнить, но она так не любит эти звонки…

Было многолюдно. Дети ерзали на коленях, матери спали с открытыми глазами, иногда впрыгивая с реальность, чтобы проверить свою очередь или подсказать что-то новенькой, пришедшей на свой (именно свой, а не ребенка) первый осмотр к врачу.

Полина замешкалась в поисках талончика и поставила люльку с ребенком посреди прохода. Тут же началось ворчание. Полина развернулась и задела кого-то рюкзаком. Извинилась, пристроилась на край стула. Алеша захныкал, ворчание усилилось. Полина забыла про талон и начала искать ключи или игрушку, чтобы отвлечь сына. Полине хотелось провалиться сквозь землю!

Та самая женщина, которую Полина случайно пихнула, не выдержала и вызвалась помочь:

– На, погремушку держи в левой руке, телефон в правой, бутылочку с водой зажимай между мизинцем и бедром, анализы, талоны, карту – под мышкой. Обязательно на виду должна быть соска, даже если младенец ее отроду не брал в рот. При врачах говори, что она в активном пользовании, иначе можно попасть в список любительниц альтернативных техник воспитания или, чего хуже, антипрививочниц! Гуляешь дважды в день, зарядки выполняешь трижды, водой поишь, телевизор не включаешь!

– Боже мой, простите меня, пожалуйста, я никак ко всему этому не привыкну, – распиналась Полина.

Женщина тем временем посмотрела на талончик Полины и пихнула ее ближе к кабинету.

– Твоя очередь. Все, что говорит педиатр, важно выслушать, но не исполнять. Восемь из десяти делают одну четвертую из всех предписаний и, о чудо, вырастают нормальные здоровые дети!

Полина все чаще задавала себе вопрос, почему она не пользуется платной страховкой? Из желания поддержать бюджетников? Возможно. Или из необходимости посмотреть на таких же загнанных ланей, которые хотя бы глазами дают понять, что они с ней в одной лодке? Возможно.

Пройдя все предписанное, Полина решила «отдохнуть» в комнате матери и ребенка. Маленький мужчина поел. Маленький мужчина был доволен. Организм работал четко и быстро. Машинально выполняя необходимые манипуляции, Полина мыслями уже была в кабинете сестры. Вдруг зашла пожилая дама в белом халате и спросила, что она делает. Со спокойной душой Полина ответила, что обеспечивает соблюдение санитарных норм, на что получила замечание: здесь этого делать нельзя!

Полина посмотрела на женщину, на пеленальный стол, на упаковку памперсов (казенных для общественного пользования), на мусорку…

– Вот же на мусорном ведре написано «Отходы класса А», в кавычках значится «подгузники».

– Это для других подгузников! Использованные бросать сюда нельзя, они пахнут! – недовольно заявила женщина.

Полина уже представила, как роется в мусорке в поисках выкинутого «не такого подгузника», но надзирательница, фыркнув, покинула камеру штрафников.

Полина еще раз осмотрелась, прочитала все надписи в комнате, убедилась, что на мусорке выведено «подгузники», схватила Алешу и выбежала. Какие бывают другие подгузники, видимо, ей еще предстояло узнать, уйти из городской поликлиники, не получив выговора, – невозможно!

Полина училась относиться к материнству, как к квесту: технически все просто, но подчас невыполнимо. Бытовые неурядицы забавляли, иногда приводили в замешательство, например, в год рождения сына совершенно неожиданно недоступным стало большинство аптек. Смешно и горько, но оказалось, что в Москве, в районах в рамках кольца, к ним не пристраивают пандусы! А те, что есть, как правило, уже ширины коляски. Полина приноровилась выбирать самые маленькие, оставлять коляску у лестницы, опрометью кидаться к кассе, озвучивать список и выбегать на улицу. Убедившись, что сын в порядке, снова бежать к кассе с вытянутой вперед картой, хватать заказ и выпрыгивать на улицу.

Сегодня ее ждал новый уровень. Почта. По последнему слову собянинской Москвы здесь пандус был установлен, откидной, автоматизированный, с кнопкой вызова помощников. И все было бы прекрасно, если бы не русская зима. Ровно там, где пандус предполагал со всей свое широтой распахнуться и открыть путь в недра Северо-западного почтового отделения, красовался сугроб. Пирамидообразный, с ледяной корочкой, заботливо собранный коммунальщиками, бело-серо-грязный традиционный столичный сугроб!

Полина примерилась справа, слева, прикинула, сможет ли проломиться сквозь, и признала, что даже с ее достойной спортивной подготовкой она бессильна. Добрые люди проходили мимо и ждали, что их попросят о помощи. Но Полина стеснялась, было неудобно отвлекать, стыдно указывать на несовершенство системы, да и должны ли прохожие вникать в ее проблемы? И вообще, после рождения ребенка ее одолела робость. Привлекать к себе внимание, как раньше, она больше не умела, боялась этого и чувствовала себя лишней гайкой в системе. Поймав вопрошающие взгляды, Полина улыбнулась и показала, что все в порядке, начала месить снег колесами в обратную сторону. Но ей все равно нужно было на почту!

Она вспомнила вчерашнюю переписку, сомневалась, была недовольна, но достала телефон и набрала номер по памяти.

Через полчаса коляску катил высокий статный офицер. Темное приталенное пальто было явно дешевле того, что носил муж Полины, но сидело лучше. Мужчина двигался, будто плыл, рассекая собой атмосферу: вдох – шаг, выдох – шаг, коляска под его руками сминала сугробы, словно ледокол морскую пену. Полина семенила рядом и думала, что он самый красивый в ее коллекции. Мужчина с беззвучной поступью и без запаха. Такой идеальный внешне и почти пустой внутри Сережа.

Несмотря на то что связь с ним оказалась одной из самых долгосрочных до встречи с мужем, Полина не могла вспомнить, чем он пах. Она помнила его кожу – мягкую, гладкую, загорелую, без родимых пятен и родинок; небольшой, очень старый шрам внизу живота; глаза – ледяные, и по цвету, и по наполнению; улыбку – кончиками губ, сдержанно, ехидно, с едва уловимым вызовом. Помнила его привычки, кожаную куртку и чоппер. И как, впервые садясь на мотоцикл, она дрожала от страха. Жутко было так, что она долго не решалась разжать веки и думала: «Мы точно разобьемся! Разобьемся!!! Зато вместе, умрем вместе, и это хорошо». А потом он катал ее по ночной Москве, и сердце замирало от восторга. Город открывался с новой стороны: на Сокольниках воздух был влажный и прохладный, а на Китай-городе сухой и хлещущий по щекам. На Покровке из каждого бара доносилась музыка и звучала не глухо, как бывает, если едешь в машине, а вокруг, окутывая и окуная в себя. Асфальт дрожал и пульсировал в такт реву мотора. Наутро Полина не могла расчесать волосы, они собрались в большую паклю и пахли пылью и гудроном. Она запомнила ту ночь как одну из самых счастливых в своей жизни.