Если список поэтов оказывается исчерпанным и в нем не оказалось поэта Данды^[7] слушатели поднимают шум:

— А Данда где? Давай Данду! Дан-ду-у!

Откуда-то из середины аудитории высовывается щуплый человек с гривой длинных полуседых косм и улыбающимся худым лицом. Зубы у него сильно испорчены бетелем.

— Я у вас вроде на десерт! — улыбается Данда. Через минуту поэт уже на сцене у микрофона. Одному ему свойственным жестом Данда прикладывает руку к виску и, прислушиваясь к своему голосу, гудит, подбирая для стиха соответствующий напев.

Напев найден. Данда начинает читать свои стихи.

Он чуть таскает жирное брюхо,

А я чуть живой,

Что верно, то верно.

Жизни арба его гружена доверху,

А я обнищал.

Что верно, то верно.

Такую пожаловал мне оплеуху  —

Щека багровеет,

Что верно, то верно.

Он-то все жрет курятину, рыбу,

А я чечевицу.

Что верно, то верно…

Взрывы хохота, возгласы одобрения:

— Шабаш! (Великолепно).

— Кья каха! (Вот это так стих!)

— Мукарар! (Повтори!)

Данда кланяется и читает новые стихи. Успех прежний. Равнодушных к его искусству в зале нет.

Во всей Андхре не найти второго такого поэта, как Сар-вар Данда. Свои поэмы он слагает на старинном дакхни — языке простонародья. Он пишет о хозяине коляски, который обсчитывает рикшу, о жадном сахукаре — ростовщике. Стихи Данды нигде не напечатаны — у него нет на это средств, но они исключительно популярны в народе. На улицах его часто останавливают прохожие, рикши и не отпускают до тех пор, пока он не прочитает требуемых стихов.

Выступлением Данды заканчивается мошаэра. В это время на улице уже ночь. Разомлевшие от духоты поэты и слушатели выходят из залы в прохладу ночи, под яркие звезды.

О ТОМ, КАК ОПАСНО ИНОГДА ПРИНИМАТЬ КОМПЛИМЕНТЫ

Однажды принципал одного из колледжей Нового города пригласил меня председательствовать на мошаэре.

— На нашу мошаэру приедут поэты хинди. Выступят лучшие хайдарабадские поэты. Соглашайтесь! — настаивал принципал.

— Но ведь я никогда не председательствовал на мошаэрах. Вдруг испорчу все дело, — отказывался я.

— Что вы! Что вы! Узнав, что председателем будет русский джентльмен, набегут тысячи народу!

В конце концов пришлось согласиться. Народу на мошаэру и в самом деле собралось несколько тысяч. Для председателя, то есть для меня, на сцену постелили красный коврик, обложили его невысокими подушками, впереди поставили микрофон.

Разувшись, я прошел на сцену, сел на коврик и осмотрелся. В зале сидело на белых простынях множество слушателей, в основном молодежь. Ближе всех к сцене — старики. На сцене по правую руку от меня расположились местные поэты урду, по левую — поэты хинди, гости из Северной Индии, приехавшие специально на эту мошаэру. Правое крыло здания было отгорожено широченной ширмой, за которой виднелись силуэты женщин, соблюдавших парду. Их там было несколько сотен.

Уже в самом конце мошаэры один из поэтов урду попросил слова. Я видел этого человека и раньше. Он выступал иногда в Урду холле, где его встречали довольно холодно. Со сцены он уходил с видом человека, которого не поняли и не оценили по достоинству.

— Хочу прочитать свои новые стихи в вашу честь, председатель сахиб, — сказал он. — Разрешите?

Что тут было делать? Не разрешить нельзя — на мошаэрах полная демократия. И я разрешил.

Поэт вынул засаленную книжечку, раскрыл ее и громко прочитал свои «вирши». В переводе на русский они звучали бы примерно так:

…Много есть на свете разных ученых  —

Больших знатоков наук, знаменитых поэтов.

Но такого великого человека,

Как наш возлюбленный профессор… Шининников,

Мир еще не видывал отродясь!

Зал взорвался смехом. Раздались бурные аплодисменты. Поэт расцвел в улыбке, коснулся пальцами лба и помахал у себя перед носом ладошкой. Он был явно горд успехом. Обернувшись, он приветствовал меня саламом. Я ответил ему тем же. Аудитория снова разразилась аплодисментами.

«Хорошая шутка!» — подумал я.

Но оказалось, что это была вовсе не шутка. Через несколько дней соседский мальчишка принес мне визитную карточку. На ней значилось: шамс-уль-шуара (король поэтов) такой-то. Через минуту явился и сам «король поэтов». Это был тот самый человек, который на недавней мошаэре читал стихи «в мою честь».

— О вас теперь знает весь город, профессор сахиб, — сказал он. — Слава так и летит впереди вас. Просто удивительно умело вы держали контроль над такой массой людей. Не всякому это удается.

— Спасибо. Очевидно, слушатели уважали меня, как иностранца.

— Нет, не в этом дело, — Поднял он над головой темный палец. — Над вами витает ореол славы. Люди уважают славу. А слава делается поэтами. Помните, как я выступил на прошлой мошаэре?

— Помню.

— Помните мои стихи?

— Помню. Только, пожалуй, вы слишком уж возвеличили меня. Я этого никак не заслужил.

— А я могу возвеличить и прославить вас по всему городу еще больше. Дайте мне только знак!

— Зачем мне это?

— Как зачем? Недаром же платит мне тридцать рупий в месяц наваб «Н»? Наваб «К»… тоже назначил мне пенсию в двадцать рупий. Я получаю полсотни рупий из казны низама!..

— ?!

Я пристально посмотрел на «короля поэтов», а он вдруг спрятал глаза за темными очками. Лицо у него было серое, истощенное. На нем был латаный-перелатанный черный ширвани. Редкие волосы на голове были густо пересыпаны перхотью. Избегая моего взгляда, он протянул письмо. Это было что-то вроде контракта с условиями, на которых я буду возвеличен по городу, и в то же время просьба о личной материальной помощи.

Мы расстались, так и не поняв друг друга. «Король поэтов» поспешно ушел, оставив письмо. А я долго потом не мог забыть полную рыхлую фигуру бездарного, жалкого литературного маклера, который «возвеличивает» по городу тех, кто дает ему деньги.

Впрочем, я был далек от того, чтобы обвинять его. Осколок прошлого, он, очевидно, никак не мог найти для себя места в условиях, так сильно изменившихся за последние полтора десятка лет.

ОТКРЫТИЕ ЛИТЕРАТУРЫ ГОЛКОНДЫ

Второй крупный центр урду в Хайдарабаде: Идара-и-Ади-бият-и-Урду (Институт литературы урду). Возглавляет Идару и группирующихся вокруг нее ученых доктор Саед Махи-уд-Дин Кадри Зор.

Мне не раз приходилось бывать у доктора Зора. Двери его бунгало всегда открыты для любителей литературы урду и ее истории, для лингвистов и историков. Бунгало доктора Зора напоминает музей: в ней старинная обстановка, висят портреты Кутб Шахов, танцовщицы Бхагмати, большие полотна, изображающие охотничьи процессии хайдарабадских низамов.

Доктор Зор не расстается с бетелем. Когда он дома, то рядом с ним, как водилось в старину, непременно стоит медный угалдан — плевательница. Но бетелевая жвачка не мешает ему быть интересным собеседником. Он обязательно поведет посетителя к себе во двор и покажет большое двухэтажное здание в стиле Голконды. Это библиотека Идары, где размещаются старинные книги урду, накопившиеся у доктора Зора.

Рядом с бунгало Зора находится издательство Идары, публикующее все, что касается урду и его литературы, начиная от рассказов на урду для детей и кончая историческими работами разных авторов Индии. Стенды издательства завалены его продукцией.