— Я скоро вернусь, — сказал я ему по-немецки, — и вас отнесут в дом.

— Только не бросайте меня. Они меня расстреляют.

Я попытался успокоить его и объяснить, что французы не расстреливают пленных, но он не хотел мне верить.

— Нет пруссак, — повторял он по-французски, — Бавария.

Я бегом помчался в мэрию. Рядом с входом стояли две лошади, запряженные в маленькую повозку. Это была повозка мисс Клифтон. Как такое могло случиться?

Я влетел в кабинет мэра. Оказалось, что саму мисс Клифтон, ее санитара и величественного слугу приняли за шпионов и арестовали. Когда я вошел, мэр пытался их допросить.

На мне была непривычная униформа, однако она узнала меня.

— Мисс Клифтон!

— Господин д’Арондель!

— О, сэр! — воскликнул слуга.

Мэр, услышав, что мы разговариваем на неизвестном языке, окончательно уверился в том, что перед ним пруссачка. Потребовалось вмешательство подошедшего по моей просьбе Омикура, чтобы он согласился отпустить свою пленницу.

Сделал он это скрепя сердце, в полной уверенности, что наш командир простофиля и позволил прекрасной иностранке одурачить себя.

Как же я тревожилась за вас! — сказала мисс Клифтон. — Мне говорили люди, приютившие вас в Донкуре, что вы были не в состоянии пройти по этому ужасному маршруту от Седана до Понт-а-Муссона. Рассказывайте скорее, как вам удалось спастись.

Ее подчеркнутое внимание, сама интонация, с которой молодая англичанка обратилась ко мне, взгляд, сопровождавший каждое ее слово, смутили меня и одновременно взволновали до глубины души. Значит, в этом мире кто-то еще помнит обо мне. А что, если в тот страшный день, когда я был прикован к трупу жандарма, мисс Клифтон мысленно была со мной! И тут же я одернул себя, твердо решив, что более не позволю себе увлечься подобными грезами.

— Тут у меня раненый баварец, — сказал я, сделав вид, что не расслышал ее вопрос, — не могли бы вы оказать ему помощь?

— Разумеется, мы немедленно им займемся.

Мэр объяснил, в каком доме можно разместить раненого, и мы сразу перенесли туда нашего улана.

— Не поможете ли перевязать его? — обратился ко мне санитар мисс Клифтон.

Мне ужасно хотелось увильнуть от участия в перевязке, но ожидать помощи от крестьян не имело смысла. Они и без того взирали на нас с нескрываемым изумлением, а увидев, что англичане оказывают помощь раненому немцу, крестьяне окончательно поверили в ими же сочиненную басню о прусских шпионах.

— Говорил я тебе, что это пруссак, — прошептал на ухо своей жене один из крестьян, показывая пальцем на санитара. — Смотри, у него на рукаве красный крест. Я видел в одной деревне пруссаков с таким же крестом. Это их опознавательный знак.

Улан понял, что его не собираются расстреливать, и заметно осмелел.

— Добрые французы, — повторял он, — добрые французы! — и улыбался крестьянам, которые в ответ бросали на него отнюдь не ласковые взгляды.

— Его надо раздеть, — сказал санитар.

Под кителем у баварца была надета черная нижняя рубашка. Я стащил ее, и под ней обнаружилась точно такая же, но синяя. Я снял и ее и оказалось, что под ней надета красная рубашка, а под красной — коричневая.

— Ого! — с неподражаемой флегматичностью произнес санитар. — Он напоминает матроса из известной пантомимы.

— Так теплее, — отозвался улан.

Он и вправду, чтобы не мерзнуть, носил несколько слоев белья. С каждым месяцем становилось все холоднее, и баварец вспухал буквально на глазах. В августе он довольствовался одной нижней рубашкой, в сентябре надел вторую, в октябре на нем уже было четыре рубашки, а в ноябре пять. Кстати, в январе, находясь в составе Восточной армии, я обнаружил жителя Померании, натянувшего на себя семь шерстяных рубашек, а в это же самое время на наших мобилях не было ничего, кроме блуз из паршивого сукна.

Чтобы извлечь из баварца пулю, требовался врач, но за неимением такового пришлось ограничиться временной повязкой.

Тем временем мисс Клифтон собралась в дорогу, но, поскольку уже стемнело, я уговорил ее не торопиться и остаться до утра. Оказалось, что выехала она из Саль-бри, намереваясь добраться через Божанси до Луары и переправиться на правый берег, где уже находилась французская армия.

— Мост в Божанси разрушен, — сказал Омикур. — Вам придется спуститься вниз по реке до Мера. Мы и сами собираемся переправиться через Луару. Кстати, раз баварцы реквизируют повозки, то, значит, предстоит переброска немецких войск. Надо известить об этом нашего генерала. Д’Арондель проводит вас до Мюида. Там сейчас размещается штаб.

Это был незабываемый вечер. Мисс Клифтон пригласила меня на ужин, и мы до поздней ночи беседовали в темной кухне, сидя перед очагом, в котором весело горели еловые дрова. Ее приятный голос, подобно дуновению теплого ветра, согревал мое окоченевшее сердце.

Слушая ее речи и глядя на нее, я думал о Сюзанне. Мне было интересно, как она повела бы себя и о чем могла бы говорить, если бы случай свел ее в такой же хижине лицом к лицу с молодым человеком в обстоятельствах, которые я назвал бы романтическими. Была бы она способна на такую же простоту речей и чистоту помыслов? И я поневоле вспоминал те вечера, когда она тянула ноги к огню, хотя ей было совсем не холодно, или кокетливо приподнимала край своего платья. А еще я вспомнил, как умело демонстрировала она свои руки, стараясь, чтобы все могли оценить их свежесть и нежность розовой кожи.

Наконец мисс Клифтон протянула мне руку, и я с небес спустился на землю.

— До завтра, мой спаситель, и в добрый час, — сказала она.

От большинства добровольческих формирований наш отряд отличался тем, что, проведя разведку в какой-нибудь деревне, мы не отходили на несколько лье назад, а стремительно уходили вперед, уводя за собой противника и спасая тем самым жителей деревни от преследовавших нас пруссаков. Точно так же продолжился наш рейд и на этот раз.

Утром отряд двинулся в сторону Орлеана, а мы с мисс Клифтон отправились по дороге в направлении Лайи. Мисс Клифтон, как всегда, ехала верхом, а за нами следовал ее передвижной госпиталь.

Несколько месяцев назад я так же, как и в этот раз, ехал верхом по пустынной равнине рядом с юной барышней. Но как же велика была разница между теми и нынешними временами! И сколь велико было различие между двумя этими женщинами!

Мы с мисс Клифтон очень торопились и вскоре добрались до французских передовых позиций. Здесь стояли части, сформированные из жителей Вандеи. Они разбили лагерь в молодой рощице на берегу реки. Палатки им не выдали, и солдаты, как сумели, устроились в шалашах и землянках. Когда мы появились в лагере, все свободные от службы солдаты присутствовали на мессе, которую вел полковой капеллан. Для этого в середине лагеря установили алтарь. Полевая церковная служба выглядела настолько трогательно, что даже люди, равнодушные к религии, не могли не умилиться, наблюдая за этим зрелищем.

— До чего же это красиво, — промолвила мисс Клифтон.

— Еще бы, месса прямо в лесу, в двух шагах от противника.

— Да, но точно такая же месса не выглядела бы столь же красиво где-нибудь в Англии или Соединенных Штатах. Эти отважные люди не скрывают своих религиозных чувств и не боятся насмешек. Если бы я принадлежала к Римской католической церкви, я стала бы молиться вместе с ними.

До Мюида оставалось проехать лишь несколько лье. Там мне придется расстаться с мисс Клифтон. Ей же предстояло перебраться через Луару и прибыть во французскую армию.

Генерал, командовавший войсками в Мюиде, выдал мне приказ для командира нашего отряда. Я дал лошади отдохнуть и двинулся на поиски товарищей. Теперь я был один на той же дороге, по которой еще недавно мы ехали вместе с мисс Клифтон, и сильно загрустил от свалившегося на меня одиночества. До чего же мила эта юная англичанка! До чего притягательны ее необычная красота, решительный характер, серьезное отношение к делу и жизнерадостность! Сколько доброты излучают ее огромные бездонные глаза!