— Да я не о том, а о каких-то новых возможностях…
— До совершеннолетия магия волшебника носит хаотический характер, — начала бубнить Гермиона, казалось, что она зачитывает параграф из учебника. — В момент совершеннолетия магия начинает формировать свой вектор. Это еще ничего не значит, потому что направление вектора будет выявляться еще много лет. Впрочем, в момент совершеннолетия у волшебника появляется дополнительная сила, которая и начинает формирование вектора. Поэтому так важно, чтобы поступки, совершенные в период сразу после совершеннолетия, носили созидательный характер. Это позволяет дополнительно заложить в свой вектор мощный импульс успеха…
Несмотря на то, что Гермиона говорила каким-то чудовищно казенным языком, Гарри пытался внимательно ее слушать. Люпин говорил что-то о Малфое… Что тот оказался под опекой, значит и всю жизнь будет под опекой… Да, похоже, с этими деятелями из Ордена, его самого ждет похожая судьба… Интересно, когда эти восемьсот восемьдесят восемь недель будут у него?
— Седьмого августа, — подсказала Гермиона, а Гарри не понял, задал ли он вопрос вслух, или девушка в очередной раз прочитала его мысли. — У нас с Роном этот день уже позади, а вам с Невиллом еще предстоит. Если честно, то на твоем месте, я бы пошла сдавать аппарирование только после совершеннолетия. Хотя у тебя, вроде, и сейчас получается…
— А какие поступки были у вас после совершеннолетия? Вы-то пытались как-нибудь свою судьбу… скорректировать?
— А как же! — воскликнула Гермиона.
Рон внезапно покраснел, вспомнив о заколдованных конфетах Ромилды Вейн.
— Рон, ты же отравился в кабинете Слагхорна в свой день рождения, это было за неделю до совершеннолетия! — выпалила Гермиона.
Гарри понял, что она читает мысли, причем не только его, но и Рона тоже!
— Гарри, сколько раз тебе говорить! Никто не может читать мысли, если ты этого не захочешь! — взорвалась Гермиона. — «Прочитать» мысль можно только если она на поверхности и вербализирована, либо если она существует в виде четко опознаваемого образа или чувства! Когда ты волнуешься, ты вербализуешь мысль, ну, словно произносишь ее вслух, поэтому услышать ее может любой мало-мальски знакомый с легименцией волшебник.
— И что делать? — спросил взволновавшийся вдруг Рон.
— Делать? Не нужно мыслить образами, не нужно облекать мысль в слова. Она должна быть быстрой и стремительной, перескакивать от одного образа к другому, не зацикливаться ни на одном событии… Это азы окклюменции. Гарри бы мог рассказать тебе об этом лучше, он ведь тоже занимался…
— С кем я занимался! Со Снейпом! В первый раз слышу всю эту теорию! — взорвался Гарри. — Этот урод только и делал, что лез в мои воспоминания, не объясняя, как я могу защититься!
— Когда мы вернемся в Юлу, я дам тебе почитать «Основы легименции», для этого тебе никакой Снейп не нужен. А потом мы сможем позаниматься!
— Я тоже почитаю, — сказал Рон, обиженный, что девушка обращается лишь к одному Гарри.
— Ну конечно, Рон, я не собиралась от тебя этого скрывать, просто для Гарри это сейчас гораздо важнее. У него же страшный противник, сильный легимент!
— Давайте выбираться отсюда, поговорить можно будет и дома, — устало предложил Гарри, поняв, что друзья сейчас снова сцепятся в бесконечном споре. Выслушивать их у него не было сил.
Гермиона заметалась по гостиной, собирая вещи и наводя порядок. Рон помог ей водрузить на место шторы и кое-как расставил поваленные во время борьбы двух эльфов кресла и столики. Оглянулся на рассыпавшиеся по полу пирожные, даже наклонился, чтобы подобрать одно из них, но девушка резко окликнула его и он, сразу выпрямился, вытирая руки о полы мантии.
— Кабинет Директора!
Через секунду Гарри уже выходил из камина в такой знакомой круглой комнате. Первые лучи солнца только что проникли через многочисленные окна, выхватывая отдельные детали, оставляя другие в глубокой тени. Гарри слышал, как вслед за ним в комнату влетели его друзья, но даже не оглянулся. Он в нерешительности стоял посреди комнаты, вглядываясь в портрет умиротворенно посапывающего во сне Дамблдора. Подойти или нет? Захочет ли его бывший наставник поговорить?
— Я слышал, ты решил принять наследство моего беспечного пра-пра-правнука? — раздался знакомый голос слева.
— Между прочим, я тоже ваш пра-пра… Вы об этом не знали? — раздраженно ответил Гарри, которому сейчас совсем не хотелось вступать в беседы со своим дальним предком.
— Ну как же, конечно знал, — вздохнул Феанис Найджелус Блек. — Даже страшно подумать, до чего докатились дети великого рода! Впрочем, я не тебя имею ввиду. Ты в мире живых, вроде бы герой? Избранный? Жаль, что не Блек. Хотя… Мои внуки попадают в Гриффиндор! Наверное, мне придется с этим смириться, но от самой мысли…
— Я ведь не первый гриффиндорец среди ваших потомков? — с вызовом спросил Гарри, вспомнив Сириуса.
— О, нет конечно, не первый… Но, к сожалению, самый известный…
— Гарри, мы так и будем здесь стоять? Нам пора! — окликнул друга Рон, который чувствовал себя в этом торжественном кабинете не в своей тарелке.
Да, пожалуй, нужно уходить. Гарри не мог понять, почему у него никак не хватает сил подойти к портрету Дамблдора и заговорить с ним. Потому что не было вопросов к бывшему директору? Нет, они были. Недоставало решительности? Ее, вроде, было не занимать… «Скорее всего, я просто боюсь, того, что портрет заговорит», подумал Гарри и честно признался сам себе: это будет окончательным подтверждением того, что Дамблдор мертв. А пока где-то в самых дальних уголках души оставалась надежда: может быть великий волшебник все-таки жив, а его смерть и похороны — лишь ловко разыгранный спектакль?
Тяжело вздохнув, Гарри повернулся к камину.
— В дом Альберфольда?
Увидев, как друзья кивнули ему, он сделал приглашающее движение рукой: давайте! Рон, оглянувшись на Гермиону, бросил щепотку летучего пороха в огонь, протянул коробку с остатками Гермионе и шагнул в огонь. За ним последовала Гермиона. Гарри мгновенье помедлил, повернул голову и посмотрел на портрет Дамблдора. Волшебник на портрете продолжал спать. Тогда Гарри бросил порох в огонь и шагнул в камин, в последний раз обернувшись.
Движение вверх уже началось, его уносило в темноту, но мальчик не замечал, как летит через бесконечный тоннель, потому что ему показалось, что перед тем, как его втянуло в бесконечную трубу каминной сети, Дамблдор на портрете открыл глаза и подмигнул ему. Он верил и не верил себе, всей душей стремясь вернуться назад. Поэтому когда он вывалился из огня, ему хотелось одного — тут же развернуться и отправится в кабинет директора.
— Экспелиармус!
Палочка выскочила из кармана Гарри и отлетела в сторону. Все еще стоя на четвереньках, он поднял голову. Перед ним, криво улыбаясь, стоял Драко Малфой.
Стрельнув глазами по сторонам, Гарри увидел, что Рон лежит у стены на спине и не шевелится, а Гермиона сидит на каком-то топчане, наклонившись над лежащим на нем человеком. Впрочем, обзор занял лишь долю секунды, затем Гарри снова повернулся к Малфою.
За тот месяц, что Гарри не видел Драко, тот побледнел, осунулся и… повзрослел. Щеки на его прежде лоснящемся лице ввалились, кожа казалась блеклой и серой, в глазах угадывалась затаенная боль. Он стоял, по-прежнему криво улыбаясь и вертя в пальцах сразу три палочки. Из одной из них, видимо, его собственной, во все стороны сыпались серебряные искры, но он не обращал на это внимания. Гарри стрельнул глазами в другую сторону и увидел, что его собственная палочка, вылетев из кармана, ударилась об стену и теперь лежит на полу, футах в пяти. «Надо бы дотянуться», подумал он, но Малфой уже двинулся по направлению к ней. Тогда Гарри, не поднимаясь до конца на ноги, устремился прямо на врага. Сзади вскрикнула Гермиона. В следующее мгновенье голова Гарри ударилась в живот Драко, который, взмахнув сразу тремя палочками, завопил:
— Перфитикус Тоталус!
Однажды это заклинание у него уже хорошо сработало — в поезде, когда он оставил истекающего кровью Гарри лежать на полу в купе. Но в этот раз рука дернулась вверх, заклинания от всех трех палочек ушли в потолок, а Гарри уже вцепился в него руками, пытаясь повалить на пол. Инерция толчка была слишком большой, а Малфой слишком сконцентрировался на заклинании, поэтому не удержался на ногах и рухнул на спину, увлекая за собой Гарри. Палочки выпали из руки и с грохотом покатились по деревянному полу в одну сторону, а комок из двух сцепившихся подростков — в другую. Пожалуй, рычания, хруста и стонов хватило бы на пять пар Добби и Кричеров, но в этой комнате мебели почти не было, поэтому яростная схватка закончилась как только парни врезались в стену. Гарри по-прежнему обнимал Драко вокруг талии, тот же вцепился ему в волосы, словно желая оторвать голову.
