Холодно. Может костерок запалить? Кто предложил? А кто ж у нас глупее помёта? Конечно, Рыжен. Если от дыма не задохнёмся, то с потолка начнёт капать – промокнем, замёрзнем и окочуримся раньше времени. А что делать? Ждать, пока Пеня своей дурью натешится? Или лечь, лапки сложить и прикинуться замёрзшими – сам за нами полезет. Мысль, конечно, интересная, но попробуйте полежать недвижимыми на снегу. Нормально? То-то.

Рыжен похватал тряпки, солому сгрёб – лёг. Ну, лежи, брат, мы за тебя покричим.

– Женя, эй! Тольке Рыженкову плохо. Его в больницу надо скорей. Выпусти нас.

Кричали, кричали – в мутном окошке никого. Может, разбить его? Разбить, встать один другому на плечи, и верхний, наверное, сможет вылезти в дыру. За помощью сбегает. Я легче всех – мне и лезть.

– Надо темноты дождаться, – размышляю вслух. – Сейчас Пеня увидит и всю затею испортит.

– До темноты мы замёрзнем.

– Давайте прыгать.

– А может, он ушёл?

– А может, не ушёл.

Пеня не ушёл. Он курил с Гайдуком на лавочке у дома и напрягал свои извилины, думая, как с нами поступить. Выпустить и отлупить? Ну, отлупить – это уж точно. А вот выпускать не хотелось – когда ещё заманишь в такую ловушку? Бросить, чтоб замёрзли? На Гайдука свалить? Ему, дураку, ничего не будет. А если мусора до меня докопаются? Вот такие сомнения терзали Ухабовскую душу – даже голова заболела от умственного переутомления.

Как всегда в подобных случаях, на помощь приходит Провидение. Узкой тропинкой меж сугробов пробирался Андрей Шиляев из магазина домой. Пеню просто озарило.

– Слышь, Шиляй, рабов не надо? Бери, недорого отдам, а в хозяйстве пригодятся.

Андрей учился в седьмом классе, был человеком самолюбивым, гордым, независимым – Пени он ничуть не боялся, скорее наоборот. Андрюха мог постоять за себя и презирал уличных хулиганов, помыкающих мальцами.

– Каких рабов?

– Пойдем, покажу.

Мы встрепенулись, когда померк свет единственного окна. Готовы были напрячь голосовые связки, вымаливая прощение и свободу, но воздержались, приметив новое действующее лицо.

Одним взглядом оценив ситуацию, Андрей деловито спросил:

– Сколько?

– По полтиннику за штуку.

Покупатель вытащил из кармана монету:

– Хватит?

– На двоих, – торговался Пеня.

Андрей пожал плечами – дело хозяйское – сунул монету обратно. Ухаб забеспокоился – новенький серебряный рубль разжёг в нём алчность.

– Согласен – забирай.

Монетка вновь увидела дневной свет, но не спешила покинуть ладонь хозяина.

Шиляев кивнул Мишке:

– Открывай.

Гайдук аккуратно вытащил из щели затвор и утащил домой.

– Вылезайте.

– Андрей, мы не знаем ходов – тут лабиринт, – на правах ближайшего соседа обратился к спасителю Рыжен.

– Выведи их, – приказал Шиляев Гайдуку.

Тот покивал головой и нырнул в тёмный лаз. Через пару минут он уже был в Снежной Палате. Следуя за ним, мы, наконец, выбрались на Божий свет. Пеня завладел рублём и заторопился.

– Ставьте жопы – прощаться будем.

– По полтиннику за пинок, – сказал Андрей, холодно глядя в лупоглазые Ухабовские зенки.

– Что-о? – возмутился работорговец. – Да я их так…

– Только попробуй тронуть моё имущество, – Андрей опустил авоську на снег.

Затей они драку, мы бы без команды бросились на Пеню и возместили все накопленные обиды. Понять это не сложно, и мучитель наш побрёл прочь, кляня себя за неудачную сделку. Он вдруг подумал, сколько мог бы зарабатывать, водя нас на верёвке и позволяя каждому желающему лягнуть нам под зад копеек этак, скажем, за пятнадцать. А мы, радуясь счастливому избавлению, гуськом брели за благородным Андреем, и Рыжен захлёбывался словами, описывая наши злоключения. Возле своего дома Шиляев остановился.

– Вас всегда будут бить и унижать, если не научитесь себя защищать. Хотите – научу?

Мы, конечно же, хотели быть такими же сильными, храбрыми и независимыми, как он.

– Иди сюда, – поманил он Рыжена.

Тот встал напротив, улыбаясь. Резкий удар в скулу сбил его шапку. Рыжен покачнулся, но устоял.

– Молодец. Теперь ты, – Шиляевский палец нацелился в мою грудь.

Недоумевая, зачем он так быстро из героя превратился в мучителя, шагнул вперёд. Моя шапка усидела, но лопнула губа, наколовшись на краешек зуба.

– Молодец. Следующий.

Я отошёл в сторонку, уступая место Рыбаку. Плюнул на снег, и слюна имела алый цвет. Толян шагнул навстречу экзекуции, а Кока в тот же миг сорвался с места и запылил позёмкой вдоль по улице в сторону дома. Может его бегство, а может ещё какая прежняя неприязнь правила Андреевой рукой – только достался Рыбаку удар, что говорится, от души. Толян охнул от зуботычины и раскинул руки, падая. Поднялся не сразу и не на ноги. Стоял на четвереньках, мотал головой, и капли крови летели в обе стороны.

Андрей кинул взгляд на дело рук своих и зашагал домой, бросив:

– Приходите завтра в это время.

Наутро в школе.

– Пойдёшь? – пытал Рыбака.

– Да на фик надо. Меня Пеня ни разу не тронул, а этот…. Нет, не пойду.

Меня пытал Рыжен:

– Пойдёшь?

Я пожимал плечами. Конечно, хорошо быть гордым и независимым, уметь давать сдачи, но чтоб по морде получать каждый день…. Бр-р-р…. Какой-то спартанский способ воспитания – пренебрежение к боли, за счёт постоянного её присутствия, методом привыкания. Но есть и другой – например, индейцы никогда не наказывали своих детей, считая, что физическое воздействие унижает гордость человека, делает его трусом. И вырастают индейские мальчики в могучих и бесстрашных воинов, терпящих любые муки у столба пыток. Лично мне такой метод более по душе.

– Я лучше к Пене пойду, – помахал Рыбак трёшкой перед моим носом.

Он прав – за деньги Ухаб любого другом считать будет. А мне-то их где взять – воровать не приучен. Копить по гривеннику в день, голодая, целый месяц? А за месяц…. И решил – раз уж Судьбе угодно меня колотить, пусть она бьёт руками Шиляя. Коку Жвакина такие сомнения не терзали.

В назначенное время к известному дому пришли вдвоём с Рыженом.

– А мне не больно, – вертел головой Толька в томительном ожидании экзекуции. – Я вообще терпеливый.

Конечно, подумал я, с такой-то практикой. Но Андрей нас бить не собирался – более того, он как будто бы извинился:

– Вы за вчерашнее не дуйтесь – просто проверил, насколько ваше желание стать настоящими мужиками серьёзно. Прописные, так сказать.

Добавил, намекая на отсутствующих наших товарищей.

– Ну и видно теперь – кто есть кто.

В углу широкого Шиляевского двора была оборудована спортивная площадка – турник вкопан, на нём мешок с песком висел, помост со штангой и большим набором гантелей. Самодельную штангу Андрей один поднимал, а мы – разве только вдвоём с Рыженом. Зато испробовали все гантели и подобрали подходящие. По команде наставника мы подтягивались на турнике, отжимались от помоста, работали с гантелями, скакали через девчоночью скакалку, мутузили самодельную «грушу». И так каждый день.

Андрей заставлял нас с Рыженом боксировать между собой – и Толян косоглазый так разматывал кулаки, что я и защититься не всегда успевал, а уж сдачи дать…. Зато я легко одолевал его в борьбе – сказалась отцова выучка. Андрей наставлял нас не только премудростям поединков, но и хитростям коллективной драки. Оказывается, и тут имели место свои тонкости, дававшие преимущества умению, а не числу.

В школе, по приказу шефа, мы о тренировках ни гу-гу. Зато над нами потешались. Слух о нашем снежном пленении и необычном избавлении прокатился по классу и выплеснулся в коридоры.

– За грошик купленные, – дразнились знакомые.

Или:

– Эй, двугривенный, подь сюды…

Прикусили языки острословы, когда мы втроём отлупили десятиклассника Суслая. Суслай – это кличка такая. Может, фамилия у него Суслов, может, звали Славка – не суть важно. Был он здоровым бугаём и гордостью школы – побеждал всех в районе на физических олимпиадах. В смысле, по физике – наука такая о природе вещей. А здоровым он был не потому, что занимался спортом, а просто ел помногу. Драться совсем не умел. Но начал удачно.