Колорадо

Февраль 1887 года

Лунный свет играл на ее белоснежном обнаженном теле, серебрил волосы, оставляя, однако, в тени тонкие черты прекрасного лица. Женщина чуть приподнялась, оседлала его мускулистые бедра, и из груди Слоана Маккорда вырвался хриплый стон.

Едва поблескивая в полутьме перламутрово-жемчужными зубами, женщина наклонилась ближе, намеренно искушая видом полных грудей с розовыми бутонами сосков, так и моливших о касаниях, поцелуях, укусах его губ и зубов, ласках языка.

Слоан зажмурился, отдавшись на волю раскаленной волны желания, прокатившейся по телу. Он так и не сумел увидеть ее лица. Неизвестная… чужачка… и все же ему знакомы ее ласки… атласно-нежная кожа… гордые, набухшие истомой груди… сверкающий каскад бледно-золотых волос, струившихся по обнаженным плечам. Да, он знал ее, алчным, нетерпеливым познанием страстного любовника.

Полные упругие холмики переполнили его ладони, но Слоан, не переставая ласкать женщину, подмял под себя разгоряченное тело и вонзился в гостеприимный грот. Кровь лихорадочно пульсировала в жилах, обволакивающее влажное тепло наполняло его почти нестерпимым наслаждением, и Слоан со всхлипом втянул в себя воздух, едва не теряя рассудок, сгорая в беспощадном пламени.

Огненная греза.

Безумная мечта.

Причудливая фантазия.

Женщина, трепеща в его объятиях, выгнулась, насаживая себя до конца на стальную плоть, обволакивая его шелковистой паутиной. Его руки нетерпеливо скользнули по ее телу, застыли на мгновение в роскошных прядях, зарылись в длинные золотые локоны. Но когда он попытался привлечь ее к себе, припасть поцелуем к губам, увидеть бесконечно любимое лицо, она отстранилась.

– Не спеши, любовь моя, – прошептала она голосом, таким же неуловимо-прекрасным, как Лунный свет. – У нас впереди целая вечность.

Вечность…

Слово, вселившее новые надежды в его израненную скорбью душу.

Она снова вывернулась, гибкая, ловкая, и, сжав коленями его бедра, начала бешеную чувственную скачку, подогревая напряжение, с каждой секундой нараставшее в нем, раздувая огненные языки каждым мягким толчком.

Стиснув зубы, он старался держать в узде разбушевавшиеся инстинкты, отразить нежные, но настойчивые атаки. Ему хотелось исступленно врезаться в нее, дать волю буйной похоти, брать снова и снова, пока оба не лишатся рассудка…

Уже не сознавая, что делает, он из последних сил поднял бедра и погрузился бесконечно глубоко.;.

Она откинула голову, жалобно, пронзительно вскрикнула и, задрожав как в ознобе, стала извиваться, невероятно возбуждая его. Новый прилив желания, мучительного и отчаянного, пронзил его чресла в неукротимом, великолепном, ненасытном восторге наслаждения…

Слоан, застонав, проснулся; хриплый крик страсти еще звучал в ушах…

Он сел и с колотящимся сердцем и ознобом неудовлетворенного желания, терзавшим чресла, осмотрел погруженную в темноту комнату. Его спальня. Его дом на ранчо. Его постель. Одинокая постель.

Лунный свет струился сквозь неплотно задвинутые занавеси цветастого ситца, дробясь в снежных сугробах за окном мириадами мелких бриллиантов.

– Сон, – ошеломленно пробормотал он. – Всего лишь сон.

Обманчивый сон. Плохой сон.

Верно. Но слишком правдоподобный. Чересчур соблазнительный.

Несмотря на холод, стоявший в комнате, лоб Слоана покрылся крупными каплями пота; все еще набухшая плоть ныла, так и не обретя желанной разрядки.

Высвободив руку из-под сбившегося одеяла, Слоан рассеянно провел ладонью по влажному лицу, словно пытаясь отогнать темные призраки разбушевавшегося воображения, забыть, как обжигала ее разгоряченная кожа. Но не смог и только по-прежнему ощущал жар ее гибкого, изящного тела, чувствовал предательскую власть неудовлетворенного желания.

Черт бы все это побрал, да он совсем спятил! И откуда взялась эта несуществующая любовница, белокожая, мягкая, женственная, ничуть не похожая на его темноволосую смуглую жену-шайеннку[1]! Ту, что давно лежит в могиле.

Знакомая беспощадная боль кинжалом вонзилась в сердце. Прошло больше года с того черного дня, как Спящая Лань была предательски убита – еще одна невинная жертва жестоких войн между владельцами ранчо. С тех пор его не покидали кошмары, в которых она снова и снова умирала у него на руках, заливая землю алой кровью, а он без стеснения рыдал, проклиная небеса и грозя отомстить убийцам.

И теперь, в страстной жажде хоть ненадолго забыться, Слоан закрыл глаза, сжал пульсирующую плоть и несколькими грубыми быстрыми движениями достиг освобождения.

Надо признаться, он терпеть не мог доставлять себе удовлетворение подобным способом, но что поделать. В конце концов Слоан – нормальный сильный мужчина с чисто мужскими потребностями. И к тому же не помнил, когда в последний раз держал в объятиях женщину. О да, недостатка в девицах, которым не терпелось залезть к нему в постель, он отнюдь не испытывал – вспомнить хотя бы хорошенькую дочку дока Фарли или кокетливую вдовушку ранчеро[2], живущую на окраине города. Но он шарахался от всех, включая даже «голубок с засаленными крылышками» из салуна в. Гринбрайере, Все равно им не заполнить пустоту, оставленную в душе смертью любимой женщины, не возродить чувство, которое он испытывал к Лани.

И так оно и есть, что бы там ни твердили его родственники. Братец Джейк настойчиво упрашивал начать новую жизнь. Невестка каждый день уговаривала снова жениться.

Брезгливо поморщившись, Слоан откинул одеяло, спустил ноги с кровати, вытер липкую ладонь о простыню и устало подпер кулаком горящий лоб. Еще с прошлого лета, с той самой минуты, как Кейтлин стала женой его брата, она не устает разыгрывать из себя сваху. От ее постоянного нытья звенело в ушах, и наконец ее усилия принесли плоды – Слоан вот-вот был готов сдаться.

– Да на кой дьявол мне жена? – взорвался он несколько месяцев назад, когда Кейтлин вновь завела разговор о женитьбе. Как это у нее смелости хватает наскакивать на него, особенно если учесть, сколько времени они были смертельными врагами!

– Если желаешь, могу привести тебе несколько веских причин, – возразила она, и, к своему величайшему сожалению, Слоан был вынужден признать ее правоту. К тому же Кейтлин вовремя вспомнила о его намерении стать политиком.

– Надеюсь, ты хочешь выиграть избирательную кампанию этим летом? – ехидно осведомилась она.

– Может, и так, – сухо буркнул Слоан. Но Кейтлин, не обращая внимания на его косые взгляды, легко погладила необъятный живот и поудобнее устроилась на кожаном диване в его кабинете, очевидно готовая к долгой осаде.

– В таком случае пора подумать, как привлечь людей на свою сторону. Твои выходки не снискали особой любви избирателей, Слоан, особенно среди овцеводов.

В душе Слоан понимал, насколько права невестка. Он хотел попасть в сенат штата Колорадо, но во время затяжной войны владельцев ранчо он нажил себе предостаточно врагов, и хотя Кейтлин помогла покончить с беспощадной вендеттой, унесшей столько жизней, между многими овцеводами и сторонниками разведения коров по-прежнему тлела рознь. А тут еще история с его женитьбой. Настоящий сорвиголова, проведший беспутную юность, Слоан всячески уклонялся от уз брака, пока не потерял рассудок из-за пылкой шайеннки, которую встретил вскоре после того, как его брата несправедливо обвинили в преступлении и, объявив изгоем, стали преследовать, как дикого зверя. Так называемые «порядочные» люди были потрясены и шокированы его выбором. Положение Слоана ухудшилось, когда он, овдовев, стал еще больше сторониться местных невест и их заботливых маменек.