« Твины появились примерно за семь лет до Объединения. Никто тогда заподозрить не мог, что они из себя представляют. Мы все их побаивались. Я был правительственным чиновником в комитете по чрезвычайным делам и на меня возложили ответственность разобраться в этом вопросе. Честно говоря, в какой-то момент я был готов отдать приказ о военном положении» (интервью с Председателем комиссии по Объединению, Хосе Антонио Санчес. 23-й год после Объединения.)

Я сидел в ресторанчике «У черта» на улице Неруды. Отвратительное место. Много иностранцев, толкотня и шум. Дальше по улице был мой любимый маленький бар, но в этот раз его облюбовали туристы. С Мартиной мы договорились встретиться в двенадцать около метро. Я приехал на час раньше и решил немного прогуляться. Теперь сидел, окруженный незнакомыми людьми, и допивал катастрофически быстро согревающееся пиво, уже жалея, что зашел сюда. Жара в этом июле стояла жуткая. В ресторан время от времени заглядывали потенциальные посетители, но вид мокрых спин их смущал. От жары люди дурели, мозг плыл, казалось весь мир навалился тебе на грудь, и стало трудно дышать. Из липкой тесной духоты хотелось вырваться, и неважно как, любой ценой. Кондиционер в ресторане работал на полную мощность, но даже это не спасало.

За соседним столиком сидели две пары и разговаривали на немецком. Я не слишком хорошо знал язык, но смог разобрать пару фраз о городе, о том, что вчера они посетили Карловы Вары, а завтра планируют поехать в Кутна Гора. Привыкший к таким разговорам, я пропускал мимо ушей все, что связано с посещением достопримечательностей и только когда разговор ушел в другое русло напряг слух. Чем же еще заниматься, сидя в духоте ресторана, как не подслушивать чужие разговоры? Говорили о Твинах. Сейчас все о них говорят. Все гадают кто они, откуда взялись и что будет дальше. Немцы выказывали свое недовольство властями, неспособными разобраться с этой проблемой. По сути, Твины никому не мешали. Ну, собирались они раз в месяц на какой-нибудь поляне в парке, садились в круг и просто молчали. Единственной странностью было то, что люди не помнили ничего из того, что с ними происходило в тот день. Проснулся человек, отправился на «сходку», вернулся домой. Всё вроде нормально, вот только спроси его через день, чем он занимался – ответит, что лег спать, проснулся и теперь сидит тут и разговаривает с тобой. В общем, жутковато немного, но не смертельно. Правда, некоторые считают, что тут не все так просто. Якобы Твины – это зомби, только не постоянно находящиеся в таком состоянии, а только временами. В НАТО считают, это русские все устроили, только многие-то знают, у русских то же самое творится. Проблема заключается в том, что Твинов становится больше. Сначала были маленькие группки, и их никто не замечал. Потом сходки стали насчитывать сотни человек и их признали несанкционированными собраниями. Пытались разгонять, но они никак не реагировали на происходящее, приходили, садились в круг и так сидели с утра до вечера, потом расходись. А теперь уже никто не удивляется виду молчаливого человека, бредущего куда-то с пустым взглядом. Не думаю, что они зомби. Под машины они не попадают, в метро как-то ездят. Странно все, но не более. Я допил пиво, рассчитался и двинулся к выходу.

К станции метро «Малостранска» я подошел в десять минут первого. Мартина уже ждала меня. В легком цветастом платье до колен. Как всегда, безупречно выглядящая, с улыбкой на худощавом лице. Утонченная и чувственная. В ее ясных глазах был огонек, заставляющий мужчин совершать безумные поступки. Всегда казалось, что она находится где-то не здесь. Когда я смотрел на нее со стороны, мне не верилось, что она моя девушка. Я любовался ей и влюблялся каждый раз заново.

– Привет, малышка! – окликнул я ее, подходя поближе.

– Привет. Ждала тебя с другой стороны, – чуть смущаясь, сказала она.

Мы поцеловались и, взявшись за руки, пошли гулять по старому городу. Наше знакомство было уже довольно долгим. «Конфетно-букетный» период давно закончился и полным ходом шел переход в стадию установления бытовых отношений, но романтика еще была в нас. Не смотря на символичный обмен ключами от квартир, мы жили порознь и лишь иногда оставались ночевать друг у друга. Наша независимость и свободолюбие усложняли задачу. Мы как собаки принюхивались друг к другу долгое время, но довериться «чужаку», а тем более пустить его на свою территорию было не так-то просто.

Вечером к нам присоединился Томаш. После работы он любил пропустить кружечку пива в моей компании, а в такую жару это просто необходимо.

– Карл, меня подружки в боулинг сегодня зовут. Совсем забыла тебе сказать, – извинилась Мартина и сделала большой глоток Старопрамена. – Ты ведь не будешь возражать?

– Конечно нет, малышка. Я думаю, мы с Томом найдем, как скоротать вечерок, – я всегда после кружки пива начинал называть друга коротким именем. Он сначала обижался, но потом привык.

– Вот и славно. Проводите меня?

– Конечно, – хором ответили мы.

– Только сначала ко мне, переодеться.

«Одни ошибочно принимали Твинов за религиозную секту, другие за новую субкультуру. Выдвигались идеи о массовом гипнозе и управлении сознанием. Кто-то обвинял военных, кто-то политиков. Но все они были настолько далеки от истины, насколько можно быть от нее далеко» (интервью с первым советником Комиссии по Объединению, Марком Бушуевым. 23-й год после Объединения.)

Утром я звонил Мартине, но она не брала трубку. Видимо, боулинг затянулся надолго, и она еще спит. До обеда я гулял по городу, выпил пиво в парке с Томашем. Настроение портилось с каждой минутой. Снова жара, снова давящее чувство тесноты в груди. Всегда прекрасный старинный город становился похожим на древнее кладбище, где каждый дом склеп, а каждый памятник – твое собственное надгробие. Ближе к вечеру снова набрал Мартину: результат тот же. Трубку она не поднимала. Я поймал такси и поехал к ней домой. На душе было тревожно, как будто чувствовал неладное. Поднявшись бегом по лестнице, я позвонил в дверь, за ней тишина, ни шороха. Достав свой ключ, открыл дверь. Комнаты были пусты. Казалось, что квартира оставлена совсем недавно. Скомканная спортивная одежда лежала в корзине для белья. Кофта, которая была на Мартине вчера вечером, небрежно брошенная, валялась на самом верху. Я провожал ее в боулинг и прекрасно помнил, что на ней было. Кровать была не заправлена, посуда не мыта. Это было не похоже на Мартину – всегда опрятную любительницу чистоты. Сердце пропускало удар за ударом. Где она? Что с ней? Я в очередной раз набрал ее номер. В спальне раздались первые ноты «Полета валькирий». По коже пробежали мурашки. И зачем она поставила эту мелодию? Телефон нашелся на тумбочке. Отрыв список последних вызовов, нашел несколько своих пропущенных, последний звонок от нее вчера вечером, когда Мартина сообщила мне, что они продлили время на дорожках, и несколько звонков подругам (за два часа до этого она созванивалась с теми перед встречей). Я набрал номер одной из подруг. Шли вызовы, но трубку никто не брал. То же самое со второй и третьей девушкой. Меня накрыла волна паники. Присев на пол около кровати, я пытался ровно дышать. Получалось с трудом. Через десять минут я смог набрать Томаша и рассказать что произошло. Разговор с ним немного меня успокоил. Мы решили подождать еще несколько часов прежде, чем звонить в полицию. Все-таки была вероятность, что это очередной протест девчонок против близких отношений или еще что-то в таком роде. Верил я в это слабо, но Томаш сказал, что заявление у нас все равно не примут до завтра, так что выбора не оставалось. Я походил немного по квартире, посмотрел наши с Мартиной фотографии и начал успокаиваться. Не могло с ней ничего случиться. «Все будет хорошо», – сам себе твердил я. Когда начало темнеть я уехал домой. Утром нужно было сдавать статью, а у меня еще и заголовка не было.