В любой другой момент я бы очень внимательно следил за этой сценой, но сейчас слишком сильны были мои собственные переживания, и никакие внешние обстоятельства не могли меня от них отвлечь. Забившись в угол, я думал лишь о том, что мне сказала Сюзанна. Как прикажете понимать ее слова? Говорила она серьезно или просто сотрясала воздух, как с ней это часто случалось?
Я дождался, пока все гости, кроме меня, уйдут. Мне хотелось хотя бы минуту побыть с Сюзанной наедине, но, судя по всему, ни ее мать, ни сестра не собирались оставить нас вдвоем. Я набрался решимости и сказал при всех:
– Я обдумал то, что вы мне сказали.
– Вы о чем?
– Разве вы не помните?
– Я сегодня столько всего наговорила.
– О том, что касается ваших плеч…
– Ах, вот как! Позвольте же вас спросить, как получилось, что из-за этого замечания вы дулись целый вечер? Засели в своем углу, ушли в себя и стали похожи на журавля, который стоит на одной ноге и размышляет о том, что ему пора улетать.
– Я как раз и думал об отъезде.
Обычно, когда мы с Сюзанной беседовали, ее мать и сестра всячески старались нам не мешать. Они даже находили себе какое-нибудь занятие, словно хотели этим сказать: «Говорите о чем угодно, мы вас видим, но не слышим». Но в тот вечер Лоранс, услышав слово «отъезд», сразу подошла ко мне.
– О каком отъезде вы говорите? – спросила она.
– Он имеет в виду, что ласточки собрались улетать, – сухо перебила ее Сюзанна.
– Но еще время не пришло, – серьезно заявила госпожа Борденав.
– Мы обсуждаем это, мама, с чисто теоретической точки зрения.
– Вы действительно так думаете, мадемуазель?
– Важно, что об этом думаете вы, а не я. Я как раз говорила вполне серьезно, вам известно мое мнение на этот счет.
– Тогда и для меня вопрос решен. Что вы скажете на это?
Этот последний вопрос я задал дрожащим, умоляющим голосом. Вместо ответа Сюзанна схватила мою руку, сильно ее сжала, а ее взгляд так глубоко проник в меня, словно она хотела прикоснуться к моему сердцу и забрать его. По сравнению с этим порывом сухое и холодное согласие на брак могло бы показаться чем-то совсем незначительным.
– До завтра.
Всю ночь я мерил шагами комнату и мысленно пытался убедить мою мать в правильности принятого мною решения. Образ матери неотступно следовал за мной, и мне казалось, что она находится здесь, в комнате, и сидит в кресле рядом с камином. Мне даже казалось, что в ночной тишине слышатся слова, произнесенные с присущей ей интонацией. Например, я явственно слышал собственное имя, Луи, которое она всегда произносила особенно протяжно и мягко, как никто другой. А я приводил ей свои аргументы, упирая на то, что не собираюсь отсиживаться в тылу и ухожу на войну. Если родина в опасности, значит, я должен ее защищать.
Утром, не дожидаясь, пока откроется окружной призывной пункт, я отправился к одному знакомому офицеру, вытащил его из постели и поведал о своем намерении записаться в африканские стрелки.
В принципе это было совсем не сложно, но он охладил мой пыл, объяснив, что для начала меня отправят на сборный пункт в Алжир, где я буду проходить кавалерийскую подготовку, и уйдет на это не меньше шести или семи месяцев.
– Но разве через шесть месяцев война еще не закончится?
– Хочется на это надеяться.
– Значит, когда я стану хорошим кавалеристом, служить мне уже не придется. Ведь я собираюсь воевать не в Алжире, а в Пруссии. Я хочу пролить свою кровь на поле битвы, а не потеть в конюшне.
– Вы просто не понимаете, друг мой, что в армии пот ценится выше, чем кровь.
Но такое положение меня не устраивало. Надо было найти какое-нибудь другое решение. Командиром полка, в котором служил мой отец, был его старый товарищ полковник де Сен-Нере, навещавший нас в Куртижи, когда я был совсем еще ребенком. Он всегда с большой теплотой относился ко мне, хранил память о моем отце, и, когда я жил в Париже, мне часто приходилось с ним встречаться. Недолго думая, я отправил ему телеграмму. В ней я обрисовал положение, в котором оказался из-за административных проволочек, и прямо заявил о своих намерениях.
Ответ от полковника пришел уже на следующий день. Он писал: «Я беру вас в полк. Будем воевать вместе. Нет необходимости ехать в Алжир. Воевать предстоит во Франции. Полк входит в состав Рейнской армии, туда вам и следует прибыть. Вы прирожденный кавалерист. В вас течет кровь д’Аронделей, и, значит, солдатскому ремеслу вы обучитесь за несколько дней».
Я решил не встречаться с Сюзанной, пока не придет ответ от полковника, а получив его, сразу помчался к ней.
– Я вчера весь день вас ждала, – сказала она, – а сегодня уже и не жду.
Не говоря ни слова, я протянул ей телеграмму.
Направляясь к ней, я не знал, какой прием она для меня приготовила, и оттого испытывал сильное беспокойство. Но вышло все так, как я и представить себе не мог.
– Мама, – обратилась она к своей матери, даже не взглянув в мою сторону, – я бы хотела отправиться верхом на прогулку с господином д’Аронделем, ты ведь разрешишь мне, не так ли?
Затем, обратившись ко мне, она произнесла:
– Если вы не против, то через полчаса я буду готова.
Я привык к ее сдержанности, но в этот раз ее спокойствие меня насторожило. Что оно могло означать?
– Куда отправимся? – спросила она, сидя на лошади.
– В Оссен.
– Почему в Оссен? Ведь дорога вся пересохла.
– Я хотел бы вернуться в то место, которое мы проезжали по пути в Бетаррам.
– Ах, вот как. Что ж, поедем в Оссен.
Я думал, что она хочет со мной поговорить, но мы целый час ехали бок о бок, так и не сказав друг другу ни слова. Боже, как она была красива, когда в своем платье амазонки и крохотной фетровой шляпке покачивалась в седле в такт движению лошади, а ее грудь при этом ритмично вздымалась.
Наконец мы добрались до того места, где во время поездки в Бетаррам она прижала свою ногу к моей.
– Вам это место ни о чем не напоминает? – спросил я.
– Вы думаете, что я забыла? Я никогда, слышите, никогда ничего не забываю. Давайте перейдем на шаг, так будет легче разговаривать.
После этих слов она бросила поводья и протянула мне руку:
– Господин д’Арондель, вы настоящий мужчина.
– Однако на сердце у меня неспокойно.
– У меня тоже, во всяком случае, мне так кажется, но зато с головой у меня все в порядке. Мое признание, возможно, вас удивило, но можете не сомневаться, оно было тщательно продумано. Когда объявили войну, я первым делом подумала о вас. Я решила, что эта война станет главным событием нашего времени, и мне захотелось, чтобы вы приняли в нем участие.
Наши лошади шли мерным шагом, соприкасаясь боками, мы были одни на этом открытом пространстве, и я все сжимал ее руку, которую она и не думала убирать.
– Конечно, – заговорила Сюзанна, – я не пытаюсь загадывать, и неизвестно, чем закончится война, но надо понимать, что у нас в стране вновь настало время военных, и теперь это надолго. Я хочу, чтобы и вы стали военным. Если император победит, а я очень на это надеюсь, тогда всеми своими успехами он будет обязан армии и сделает для нее все, что она пожелает. Поймите, время деловых людей и адвокатов прошло. Отныне они будут на вторых ролях. Но если против ожиданий император не сможет победить, тогда только армия будет в состоянии спасти страну.
На сердце у меня было неспокойно, и обсуждать политические вопросы совершенно не хотелось. Однако я не решался ее прерывать, ведь подо льдом этих серьезных слов скрывалась озабоченность не только ее будущим, но и моим, и я был счастлив от того, что в ее рассуждениях они представали, как одно целое.
– Вы молоды, отважны, носите гордое имя, и вы просто обязаны занять свое место в армии, ведь только армия способна разрубить все гордиевы узлы нашей эпохи. В последнее время было много нападок на армию, пытались принизить ее роль в жизни страны, но это было лишь помрачение, и оно скоро пройдет. Я убеждена, что так и будет, и именно поэтому заявила вам, что если и выйду замуж, то только за военного. Вы, конечно, понимаете, что я не собираюсь провести всю жизнь в каком-нибудь гарнизоне и следить за тем, как денщик выводит на прогулку наших детей, пока мы с мужем занимаемся убранством нашего дома. Признаюсь, мои амбиции простираются гораздо дальше. Ведь когда мы произносим слово «солдат», мы имеем в виду «спаситель», а я уверена, что в течение нескольких предстоящих лет работы по спасению будет предостаточно. Надо спасать наше общество, спасать Францию, такой работы хватит на всех, и я хочу, чтобы мой муж осознавал, что выполнять эту работу ему поручила я. В таких делах рука женщины имеет большое значение. Ведь фактически именно Жозефина поручила Бонапарту командовать Итальянской армией.