Семьсот винтовок грохнули, как одна.

— Огонь!— кто-то пронзительно закричал, долгий протяжный крик, мольба без слов.

— ОГОНЬ!

Эго был словно один выстрел, очень громкий, длящийся намного дольше, чем следовало винтовочному, но было невозможно расслышать индивидуальное оружие.

Линия людей, карабкавшихся к ним вверх по сидениям, заколебалась и сломалась. Люди кричали, некоторые толкались назад, ныряли под сиденья, пытались оказаться где угодно, лишь бы не под непоколебимыми дулами винтовок.

— ОГОНЬ!

Снизу раздались крики:

— Во имя Бога...

— Сорок второй, в наступление. Примкнуть штыки! ВПЕРЕД

МАРШ! ОГОНЬ! БЕГЛО ОГОНЬ!

Теперь был постоянный треск орудия. Одетые в кожу ряды двинулись вперед и вниз, через сиденья стадиона, непреклонно стекая к давке внизу, на поле.

— Главстаршина!

— Сэр!

— Снайперам и экспертам выйти из строя и занять позиции. Они будут отстреливать всех вооруженных.

— Сэр.

Кальвин заговорил в свой коммуникатор. В каждом секторе солдаты вышли из строя и заняли позиции за сидениями. Они принялись стрелять прицельно и быстро. Всякий внизу, поднимавший оружие, погибал. Полк наступал.

Хамнеру стало дурно. Вопли раненых были слышны повсюду.«Бо-же, сделай так, чтобы это прекратилось, сделай так, чтобы это прекратилось»,— молил он.

— ГРАНОТОМЕТЧИКАМ ПРИГОТОВИТЬСЯ!— грянул из громкоговорителя голос Фалькенберга.— ЗАЛП!

Из наступающего строя вылетела сотня гранат. Они упали в мечущуюся внизу толпу. Приглушенные взрывы были перекрыты воплями ужаса.

— ЗАЛПОМ ОГОНЬ!

Полк наступал, пока не вошел в контакт с толпой. Возникла короткая борьба. Винтовки стреляли, а штыки блестели красным. Строй остановился, но только на миг. Затем он двинулся дальше, оставляя за собой страшный след.

Мужчины и женщины забили выходы со стадиона. Другие лихорадочно пытались выбраться, карабкаясь через павших, отбрасывая с пути женщин, чтобы протолкнуться дальше, топча в свалке друг друга. Снаружи донесся треск винтовочного огня. Те, что в воротах, отшатнулись, чтобы быть раздавленными другими, пытавшимися выбраться.

— Вы даже не позволяете им убраться!— крикнул Хамнер Фалькенбергу.

— Невооруженным.— И не для того, чтобы сбежать,— лицо полковника было твердым и холодным, глаза сузились в щелки. Он равнодушно смотрел на бойню, безо всякого выражения глядя на всю эту сцену.

— Вы собираетесь убить их всех?

— Всех, кто окажет сопротивление.

— Но они не заслуживают этого!— Джордж Хамнер почувствовал, что его голос ломается.— Они не заслуживают!

— Никто не заслуживает, Джордж. ГЛАВСТАРШИНА!

— Сэр!

— Половина снайперов теперь может сосредоточиться на лидерах.

— Сэр!

Кальвин быстро заговорил в командное радио. Снайперы сосредоточили огонь на президентской ложе напротив них. Центурионы бегали вдоль ряда укрывшихся солдат, указывая им цели. Снайперы поддерживали постоянный огонь. Кожаные ряды людей в доспехах непреклонно наступали. Они почти достигли нижнего яруса сидений. Стрельба поутихла, но окрашенные алым штыки блестели под полуденным солнцем.

Еще одно подразделение вышло из строя и отправилось охранять крошечное число пленных в конце стадиона. Остальной строй двигался дальше, наступая через сделавшиеся скользкими от крови сиденья.

Когда полк достиг уровня земли, его продвижение замедлилось. Противодействия было мало, но одна лишь масса народу задерживала солдат. Было несколько очагов активного сопротивления, и летучие отряды бросились туда укрепить строй. Снова полетели гранаты. Фалькенберг спокойно наблюдал за боем и изредка говорил что-нибудь в свой коммуникатор. Внизу погибали новые люди.

Рота солдат построилась и взбежала по лестнице на противоположную стену стадиона. Они рассеялись по верхнему ярусу. Затем их винтовки прицелились и затрещали еще в одной страшной серии залпов.

Вдруг все было кончено. Не стало никакого сопротивления, оказались только кричащие толпы. Люди бросали оружие и бежали, подняв руки. Раздался последний залп, а потом на стадион пало смертельное молчание.

Но не тишина, сообразил Хамнер. Винтовки смолкли, люди больше не выкрикивали приказов, но шум был. Были вопли раненых, были мольбы о помощи, стоны, мучительный кашель, которому не было конца, когда кто-то пытался прочистить пробитые легкие.

Фалькенберг мрачно кивнул.

— Теперь вы можете найти магистрата, господин президент. Теперь.

— Я... О, боже мой!— Хамнер стоял наверху стадиона. Он стискивал колонну, чтобы удержаться на ногах. Сцена внизу казалась нереальной. Там было слишком много крови, реки крови, кровь, водопадом стекающая по лестницам, кровь, льющаяся в лестничные колодцы, чтобы впитываться в травянистое поле внизу.

— Все кончено,— мягко произнес Фалькенберг.— Для всех нас. Полк отбудет, как только вы надлежащим образом примете командование. У вас не должно возникнуть трудностей с электростанциями. Ваши техники будут теперь доверять вам, раз Брэдфорд исчез. А без своих лидеров горожане не станут сопротивляться.

Вы можете отправить в глубинку столько, сколько вам понадобится. Рассейте их среди лояльных людей, где они не причинят вам никакого вреда. Та ваша амнистия — это только предложение, но я бы его возобновил.

Хамнер обратил помутившийся взгляд на Фалькенберга.

— Да, сегодня было слишком много бойни. Кто вы, Фалькенберг?

— Наемный солдат, мистер президент. Ничего более.

— Но на кого же тогда вы работаете?

— Этого вопроса мне никто прежде не задавал. На Гранд Адмирала Лермонтова.

— На Лермонтова? Но ведь вас же выбросили из Кодоминиума! Вы хотите сказать, что вас нанял Адмирал? В качестве солдата удачи?

— Более-менее,— холодно кивнул Фалькенберг.— Флот малость тошнит от того, что его используют, чтобы поганить людям жизнь, и не дают людям шанс оставить дела в рабочем порядке.

— А теперь вы уходите?

— Да, мы не могли бы остаться здесь, Джордж. Никому не забыть сегодняшнего дня. Ты не смог бы сохранить нас тут и построить работоспособное правительство. Я возьму Первый и Второй и то, что осталось от Четвертого батальона. Есть еще работа для нас.

— А других?

— Третий останется тут помогать вам,— ответил Фалькенберг.— Мы свели в Третий всех женатых местных, солидных людей. И послали его к электростанциям. Они не были вовлечены в бои,— он обвел взглядом стадион, потом снова посмотрел на Хамнера.— Обвини во всем нас, Джордж. Ты не стоял у руля. Ты можешь сказать, что это Брэдфорд приказал устроить эту резню, а потом убил себя в раскаянии. Люди захотят этому поверить. Им захочется думать, что кто-то был наказан за это,— он махнул рукой на поле внизу. Где-то там рыдал ребенок.

— Это надо было сделать,— настаивал Фалькенберг.— Ведь никакого выхода не было, вы ничего не могли сделать, чтобы сохранить цивилизацию... По оценке доктора Уитлока треть населения вымерла бы, когда наступил коллапс. Разведка Флота поднимала еще выше. Теперь у вас есть шанс.

Фалькенберг говорил торопливо, и Джордж гадал, кого же он пытался убедить.

— Вывезите их,— говорил Фалькенберг,— вывезите их, пока они еще ошеломлены. В этом вам не понадобится много помощи. Они не будут сопротивляться. И мы наладим для вас железные дороги. Используйте их и отправьте людей на фермы. Без подготовки им будет тяжеловато, но до зимы еще далеко.

— Я знаю, что делать,— перебил Хамнер. Он прислонился к колонне и, казалось, набирал новую силу от этой мысли.— Да, я знаю, что делать сейчас. Я все время знал, что надо было сделать. Теперь мы можем этого добиться. Мы не будем благодарить вас за это. Но вы спасли весь мир, Джон.

Фалькенберг мрачно посмотрел на него, а затем показал на тела внизу.

— Не говорите этого, черт вас возьми!— закричал он. Его голо( перешел почти в визг.— Я ничего не спас. Все, что может сделать солдат,— это выиграть время. Я не спас Хэдли. Это должны сделать вы; помоги вам Бог, если вы этого не сумеете! I