— Я не верю этому! — вспыхнул я. Холодное бешенство вновь охватило меня.— Я не верю этому! — вновь повторил я, чтобы хоть немного успокоиться и прийти в себя. — Вы наверняка руководствовались еще чем-то!

— Да,— согласился он.— Вы правы. У меня было время, перед тем как прийти сюда, послушать записи вашей жизни. Вы ведь знаете, что ваша биография, подобно всем землянам, хранится в Энциклопедии!

— Нет,— сказал я мрачно.— Было еще что-то, гораздо более высокое, что повлияло на ваше решение! Я уверен в этом!

— Да,— усмехнулся Ладна.— Вы очень проницательны. Я уверен, что вы научитесь всему достаточно быстро и без нашей помощи.

— Бросьте говорить загадками! — закричал я. Но странность его речи так поразила меня, что, когда он в ответ на мой возглас испытующе посмотрел на меня, я успел придать своему лицу безразличное выражение.

— Это случится, Там,— мягко сказал священник.— То, чем ты себя сейчас ощущаешь, мы называем обычно «изоляцией» — необычной центральной силой в изменяющейся модели человеческого общества на его пути к своему совершенству...

От его слов мои руки сжались в кулак, и я, сдерживая дыхание, ждал продолжения. Но он не захотел продолжать свою мысль.

— Ну и что же? — пробормотал я нетерпеливо.

— Ничего! — усмехнулся Ладна.— Это все. Кстати, слышал ли ты когда-нибудь об онтогенетике? Надеюсь, ты позволишь мне при обращении к тебе такую маленькую фамильярность, учитывая мой возраст?

— Как вам будет угодно,— сказал я,— но об этом вашем учении я ничего не слышал.

— Если говорить коротко, об этой теории можно сказать, что все длительно изменяющиеся обстоятельства должны учитываться ею. В массе схваток и желаний индивидуумов, составляющих основу жизни, определяется направление роста модели человечества в будущем. Но в отличие от индивидуумов, которые сами учитывают желания всех людей, и чем совершеннее этот учет, тем лучше и точнее модель...

Он посмотрел на меня, как бы спрашивая, понял ли я его.

О, я понял. Но не дал ему увидеть этого.

— Продолжайте,— только и сказал я.

— В случае появления необычных индивидуумов,-— продолжал Ладна,— мы получаем в модели особую комбинацию факторов. Когда это случается, как в твоем случае, возникает «изоляция», центральный характер, способный действовать, не ограничиваясь рамками модели...

Он снова остановился и испытующе посмотрел на меня.

Я глубоко вздохнул, чтобы унять биение сердца.

— Хорошо, я — « изоляция», но что же вы хотите от меня?

— Марк хочет, чтобы ты был возле него, как контролер строящейся Энциклопедии. Мы тоже помогаем ему. Но необходимо понять, что, когда Энциклопедия будет завершена, только «слышащие» личности смогут с ней работать. В противном случае землян ожидает глубокое разочарование, моральное опустошение, деградация!

Он вздохнул и мрачно посмотрел на меня.

— Кроме того, Марк сейчас в затруднении. Если он не найдет немедленно последователей, то Энциклопедия никогда не будет завершена. А это, как я уже сказал, будет означать конец Земли. И если уйдут земляне, то человечество молодых миров перестанет быть жизнеспособным. Но это тебя не касается. Не так ли, Там? Ты ведь один из тех, кто враждебно относится к молодым мирам, а?

Я отрицательно покачал головой, словно стряхивая с себя его вопросительный взгляд. Но где-то в глубине души я знал, что он прав! Я представил себя сидящим в кресле перед пультом, прикованным долгом на все оставшиеся мне дни к этой нудной работе... Нет! Я не хотел ни их, ни их работы на Энциклопедии!

Довольно долго и тяжело работать, чтобы избавиться от Матиаса, стать рабом этих беспомощных людей — всех тех в великой массе человеческой расы, кто был слишком слаб, чтобы подчинять себя молнии! Нужно ли мне отбросить перспективу своего могущества и полной свободы ради ТЕХ, кто не в состоянии оплатить эту свободу для себя? Как я оплатил свою? Нет и еще раз нет!

—- Нет! — произнес я с вызовом.

Марк Торр глубоко вздохнул.

— Нет? Вот видишь, Марк, я был абсолютно прав! — кивнул Ладна.

— Ты мой мальчик, не имеешь сочувствия... не имеешь души.

— Что? Души? — переспросил я.— А что это такое?

— Могу ли я описывать цвет золота человеку, слепому от рождения? В одном могу тебя уверить — если ты найдешь ее, то сразу же узнаешь. Но это возможно только в том случае, если пробьешь себе дорогу через долину!

— Долину? Опять изволите говорить загадками?— начал было я снова распаляться.— Какая еще такая долина?

— Ты знаешь, про что я говорю, Там,— спокойно сказал Ладна.— Ты это знаешь лучше, чем я могу тебе объяснить. Это долина мозга и духа, куда возвращается все уникальное, созданное ими. Но оно искажается тобой и потому стремится к разрушению...

«РАЗРУШЕНИЕ»!

Это слово гремело в голосе моего дяди Матиаса, когда он читал Уолтера Бланта.

Внезапно, словно отпечатанное светящимися буквами на внутренней поверхности моего черепа, я увидел слово «ВЛАСТЬ» и понял возможности этой силы применительно ко мне.

И как будто долина раскрылась передо мной. Высокие черные стены высились по обе стороны от меня, теряясь где-то в тумане. Узкая тропинка вела во тьму, где меня поджидало что-то огромное, черное, шевелящееся...

Но даже после того, как я отшатнулся от ЭТОГО, от чего-то великого, черного и ужасного внутри меня, мысль, что я повстречался с ЭТИМ, наполнила меня радостью.

Откуда-то издалека, подобно слабому звуку колокола, донесся до меня голос Марка Торра, очевидно, обращавшегося к Ладне.

— Неужели нет никакого шанса? И мы так ничего и не сможем сделать? Что, если он никогда не придет в Энциклопедию?

— Нам остается только ждать... и надеяться,— прозвучал в ответ голос Ладны.— Выбор остается за ним. Если зн преодолеет себя, то сможет вернуться, а так... Его ждет или преисподняя... или небеса!

Подобно звуку холодного дождя, громыхающего по крышам зданий, этот голос ничуть не тронул меня. Я почувствовал огромное желание покинуть эту комнату и, оставшись наедине, подумать.

Тяжело встав с кресла, я спросил, обращаясь к Марку Торру:

— Как мне отсюда выйти?

— Лиза,— обратился тот к девушке, которая тут же вскочила, услышав обращение старика,— проводи его.

— Прошу вас,— пробормотала девушка и повернулась к двери, через которую некоторое время назад вошел человек с Экзотики.

Она вывела меня во двор Проекта, где к этому времени уже собрались все члены нашего тура, и, не проронив ни слова, а только склонив голову в знак прощания, ушла. Но это меня уже не трогало. Я забыл о ней. Самое главное было сейчас разобраться во всем происшедшем со мной.

Глубоко погруженный в свои мысли, я не заметил, как попал в Сент-Луис, а затем в Афины. И только оказавшись в дядюшкином доме, я очнулся от своих дум. Прислуга сказала мне, что у нас гости, и я поспешил в библиотеку, где обычно Матиас принимал посетителей. Я был поражен — гости в нашем доме?

В комнате находился дядя, сидевший в своем высоком кресле с раскрытой книгой на коленях, моя сестра Эйлин, которая усмехнулась, когда я вошел, и... молодой темный человек. Его предки, несомненно, были барберами. Это было понятно любому, кто, подобно мне, изучал этические различия людей в Университете. Он был одет во все черное. Мне показалось, что я узнал в нем того незнакомца, который был с Эйлин в Энциклопедии.

Короткий ежик черных волос и колючий, словно стальной клинок, взгляд его черных глаз выдавали в нем жителя молодых миров.

Я вновь почувствовал темную радость, испытанную мной в глубине «долины»,— это был первый шанс испытать мое могущество!

Но Матиас помешал мне.

— ...еще раз повторяю тебе, Эйлин,— донесся до меня его голос,— что я не вижу причин для беспокойства. Я ведь никогда тебя не ограничивал. Делай, как хочешь!

И его пальцы перевернули страницу книги.

— Но скажи мне, что делать? Как поступить?!— закричала Эйлин.— Ведь я прошу у тебя совета?— В глазах ее стояли слезы.