— Уильям, как я думаю,— сказал Донал.— Это не его метод — действовать силой. Но можно поклясться, что он вернет старое правительство, и если сделает, то потребует за это хорошую цену.
Галт покачал головой.
— Не понимаю,— сказал он.
— Уильям сейчас в одном лагере с венерианской группой,— разъяснил Донал.— Но он не собирается помогать им так просто. Он преследует свои собственные цели, намеченные им очень давно. Готов поклясться, что на конференции речь будет идти о двух вещах. О первой очереди и второй очереди. Первая очередь — это разговор об открытии рынка. А вторая — игра Уильяма.
Галт вновь затянулся.
— Не знаю,— сказал он задумчиво.— Я не получил сведений об Уильяме подобно тебе, но ты, кажется, подложил что-то под его порог. А ты уверен, что остаешься беспристрастным, когда речь заходит об Уильяме?
— Как я могу быть в этом уверен?— сухо сказал Донал.— Я думаю так об Уильяме, поскольку...— заколебался он,— если бы я был на его месте, я бы поступил именно так.— Он помолчал.— Переход Уильяма на нашу сторону на конференции заставил бы всех нас принять решение
о возвращении правительства Новой Земли, не так ли?
— Да, пожалуй.
— Тогда Уильям добьется своего,— пожал плечами Донал,— перейдет в противоположный лагерь с компромиссным решением и позволит ситуации развиваться в нужном направлении.
— Ну что ж,— медленно сказал Галт,— это мне понятно, но что же делать? Чего же он хочет?
Донал покачал головой.
— Я не уверен,— сказал он осторожно,— я не знаю.
На этом они Окончили свой частный разговор, и Галт повел Донала к другим делегатам конференции.
Собрание началось так, как это обычно бывает на подобных конференциях, с групп любителей коктейля в залах Дворца Прожектора Блейна. Блейн, как интересно было увидеть Доналу, оказалось плотным, хладнокровным, беловолосым человеком, который внешне никак не отвечал характеристике, данной ему Галтом.
— Ну, что вы о нем думаете? — пробормотал Галт, когда Блейн со своей женой, обходя гостей, расстался с ними.
— Алмазный человек,— сказал Донал,— но мне кажется, сейчас его нечего бояться.— Донал заметил, как Галт улыбнулся.— Он сейчас слишком погружен в свои дела. И я предвижу, что скоро он вступит в борьбу.
— С Уильямом?— шепотом спросил Галт.
— С Уильямом.
Все это время они потихоньку приближались к Уильяму, сидевшему лицом к ним в конце зала и разговаривавшему с высокой, стройной женщиной, стоящей к ним спиной. Когда Галт и Донал подошли, Уильям взглянул на них.
— А, маршал,— сказал он с улыбкой.— И Протектор?
Женщина обернулась, и Донал оказался лицом к лицу с Анеа. Если пять прошедших лет произвели изменения во внешности Донала, то на внешности Анеа они отразились сильнее. Теперь ей было больше двадцати лет, и последние следы юношеской незрелости исчезли. Она сейчас блистала той редкой красотой, которая никогда не пропадает с годами и не оставит ее даже в пожилом возрасте.
Она очень развилась с того времени, когда Донал в последний раз видел ее, приобрела женственность. Зеленые глаза ее с неопределенным выражением смотрели на Донала с расстояния в несколько десятков сантиметром.
— С радостью вижу вас вновь,— сказал он, наклоняя голову.
— Я тоже,— голос ее изменился. Донал поглядел на нее и произнес:
— Принц, я...
Уильям встал и обменялся рукопожатием с Доналом и Галтом.
— Польщен новой встречей с вами, Протектор,— сказал он вежливо Доналу.— Полагаю, это маршал пригласил вас на конференцию. Для меня это очень хорошо.
— Да, это хорошо для вас,— ответил Донал.
— Я люблю юных, открытых людей за столом конференции. Не обижайтесь, Хендик. Они гораздо восприимчивее к новому.
— Я не собираюсь претендовать на что-нибудь новое. Я солдат,— ответил Галт.
— И это делает вас особенно опасным. Политиканы обычно чувствуют себя лучше с людьми, от которых они знают, чего ожидать. Честный человек — это всегда проклятие для дельцов.
— Жаль,— вмешалась Анеа,—- что их очень мало для того, чтобы проклясть всех дельцов.
Она взглянула на Донала. Уильям улыбнулся.
— Избранная из Культиса вряд ли может относиться иначе к обычным смертным,— сказал он.
— Вы можете отправить меня на Экзотику в любой момент,— возразила она.
— Нет, нет,— Уильям, смеясь, покачал головой.— Человек такого типа, как я, чувствует себя хорошо только в окружении хороших людей, подобных вам. Я погружен в жестокую действительность, это моя жизнь, и я не хочу иной. Но иногда для душевного отдыха мне нравится заглянуть через стены в монастырь, где наши величайшие из трагедий кажутся шипами розы.
— Люди умирают из-за разницы в их цвете,— добавил Донал.
— Верно,— сказал Уильям.— Война Алой и Белой Розы, древняя Англия. Но этот конфликт, как и многие другие, возник из-за вопросов собственности. Войны никогда не возникают из-за абстрактных причин.
— Наоборот,— сказал Донал.— Войны происходят именно из-за абстрактных причин. Они развязываются именно людьми среднего и пожилого возраста, но ведет их молодежь. А молодежь для величайшей трагедии Вселенной нуждается в чем-то большем, чем политические и практические мотивы: ведь, если вы погибаете в юности, для вас погибает вся Вселенная.
— Что за необычные суждения со стороны профессионального солдата,^— засмеялся Уильям.— Это напомнило мне, что я должен обсудить с вами кое-что. Я знаю, что вы считаете самым главным в армии подготовку полевых войск и добились в этом больших успехов. Это заинтересовало меня. В чем ваш секрет, Протектор? Вы разрешите прислать наблюдателей?
— Никакого секрета нет,— сказал Донал.— Причина успеха заключена в одном человеке — полевом командире Яне Грйме.
— А, это ваш дядя,— сказал Уильям.— Как вы думаете, не смог бы я перекупить его контракт?
— Боюсь, что нет,— ответил Донал.
— Что ж, мы еще поговорим об этом. Мой стакан совсем опустел. Кто хочет со мной выпить?
— Нет, благодарю вас,— отказалась Анеа.
— Я тоже не хочу,— сказал Донал.
— Ну, а я выпью,— промолвил Галт.
— В таком случае идемте, Галт,— Уильям обернулся к Галту. Они пошли вдоль зала. Донал и Анеа остались вдвоем.
— Итак,— сказал Донал.— Вы нс изменили своего мнения обо мне?
— Нет.
— Это слишком недальновидно для утонченного разума избранной из Культиса,— иронически сказал он.
— Я не сверхчеловек,— вспыхнула она, как будто в ней проснулся юношеский дух.— Нет,— сказала она уже более спокойно,— вероятно, в мире миллионы людей хуже вас, но вы корыстны. И этого я не могу забыть.
— Уильям перекупил ваши мнения,— сказал он.
— Он во всяком случае не выдает себя за человека лучшего, чем есть.
— Почему зло изобретательней добродетели? — удивился Донал.— Вы ошибаетесь. Уильям изображает из себя Донала, чтобы закрыть вам глаза на то, кем он действительно является. И вряд ли кто-нибудь заглянул в глубину его Души.
— Да?— голос ее был презрительным.— И что же там, в глубине?
— Нечто большее, чем личное возвышение. Он живет, как монах, он не изыскивает личной выгоды из долгих часов работы и не заботится о том, что о нем подумают.
— Как и вы...
— Я? Я забочусь о мнении людей, которых уважаю.
— Например?
— Например, о вашем мнении,— ответил он убежденно.— Хотя не знаю, почему.
Она посмотрела на него, глаза ее широко раскрылись.
— О,— воскликнула она,— не говорите же так.
— Не знаю, почему я вообще говорю вам,— неожиданно с горечью ответил он и отошел.
Пройдя мимо гостей, он отправился в свою каюту и работал там до утра. Ложась в постель, он не смог уснуть сразу и отнес это за счет похмелья после выпитых коктейлей.
Его мозг пытался исследовать это изменение, но он не позволил.
ПРОТЕКТОР — III
— Настоящий тупик,— сказал Уильям.—Попробуйте моего мозельского.
— Нет, благодарю вас,— ответил Донал. Он принял приглашение пообедать с Уильямом в его апартаментах после утреннего заседания. Рыба была отличной, вино превосходное, а Донал осторожен, хотя ни о чем важном пока не говорилось.