Она коснулась сержанта Грушки и показала. Солдат внимательно посмотрел и кивнул. Пока они следили, к паре разведчиков присоединились новые фигуры, пока в складке холма, в двухстах метрах от них не оказалось около пятидесяти солдат. Они были слишком далеко, чтобы оружие ее отряда произвело большой эффект, и по лощине шепотом поползла команда Грушки, велевшего бойцам оставаться неподвижными и не шуметь.

Группа продолжала расти. Она не могла видеть их всех, и, поскольку она могла насчитать почти сотню, то, должно быть, наблюдала место сбора целой роты. Были ли они страшными хайландерами? Пришли незваные воспоминания о поражении ее отца и она отмахнулась от них. Они были всего лишь наймитами — но они сражались ради славы, и этого было как-то достаточно, чтобы сделать их ужасающими. После долгого ожидания неприятель начал двигаться к ней. Они построились клином, с острием, нацеленным почти прямо на ее позицию и она принялась искать концы построения.  Но, что она увидела, заставило ее ахнуть.

В четырехстах метрах от нее была еще одна рота солдат в двойной цепи. Они бесшумно и быстро двигались вверх по холму и ведущие части были уже далеко за ее спиной. Она лихорадочно посмотрела направо, фокусируя большой электронный светоусилителъный бинокль, и увидела в полукилометре еще одну роту солдат. Прямо на ее холм двигался полный батальон хайландеров, построенный в виде перевернутой «М», и группа перед ней была связующим звеном, соединившим атакующие колонны. Через несколько минут они окажутся перед ранчеро на линии обороны.

И все же она ждала. Она выкрикнула приказ:

— ОГОНЬ! Прямо по ним!

С обоих концов ее лощины застрекотало автоматическое оружие наемников, затем к их огню присоединились ее стрелки. Острие было срезано до одного, и сержант Грушка направил огонь на основные силы, в то время, как Гленда Рут крикнула в коммуникатор.

Была мгновенная задержка, показавшаяся годами.

— Огонь по Дяде Четыре!

Еще одна долгая пауза.

— На пути,— ответил ровный голос.

Она подумала, что он походил на фалькенберговский, но была слишком занята, чтобы это выяснять.

— Сообщаю,— доложила она.— По меньшей мере, один батальон легкой пехоты наступает атакующими колоннами на высоту 004 по гребням Дяди Зебры.

— Они смещаются налево.

Она подняла взгляд и увидела Грушку. Сержант показывал на роту перед ее позицией. Мелкие узелки солдат отползли вправо. Они прижимались к земле и были видны только секунду.

— Переместить несколько бойцов в тот конец лощины,— приказала она. Было слишком поздно смещать артиллерийский огонь. В любом случае, если хайландеры когда-нибудь доберутся до верха гребня, ранчеро их не удержат. Она затаила дыхание и ждала.

Раздался свист подлетающих снарядов, затем ночь осветилась яркими вспышками. Снаряды падали среди отдаленного врага на левом фланге.

— Сыпь подальше,— крикнула она в коммуникатор.— В яблочко!

— Верно. На пути.

Она была уверена, что отвечает сам Фалькенберг. И по-кошачьи усмехнулась в темноту. Что делал полковник в качестве телефонного связного? Беспокоился ли он за нее? Она почти рассмеялась над этой мыслью. Конечно, беспокоился, без нее будет трудно управлять ранчеро.

Гребень сверху изрыгал огонь.

К молотящей левую атакующую колонну артиллерии присоединились минометы и гранаты. Гленда Рут остановилась изучить критическую обстановку справа. Атакующие силы в пятистах метрах были нетронуты и продолжали наступать к вершине гребня. Дело будет сложным.

Она позволила артиллерии еще пять минут держаться своей цели в то время, как ее стрелки занимались ротой перед ней. Затем она снова взяла рацию. Колонна справа почти достигла гребня, и она гадала, не слишком ли долго ждала.

— Батарея. Огонь по Зебре Девять.

— Зебра Девять,— ответил лишенный эмоций голос. Возникла задержка, а затем: —На пути.

Огонь почти немедленно перенесся с левого фланга и спустя две минуты начал обрушиваться в пятистах метрах направо.

— Они обходят нас с флангов, мисс,— доложил сержант Грушка.

Она была так занята корректировкой огня артиллерии по атакам вдоль линии огня, что действительно забыла о своих двадцати бойцах, завязавших перестрелку с почти сотней врагов.

— Мы отступим? — спросил Грушка.

Она пыталась думать, но это было невозможно в этой сумятице и шуме. Атакующие колонны все еще продвигались вперед, и у нее была единственная группа, которая могла наблюдать всю атаку. Надо было учитывать каждый драгоценный снаряд.

— Нет. Мы будем держаться здесь.

— Верно, мисс,— сержант, казалось, наслаждался. Он переместился направлять автоматный и винтовочный огонь.

— Сколь долго они смогут продержаться? — гадала Гленда Рут.

Она позволила артиллерии двадцать минут молотить атакующие силы справа. К тому времени хайландеры почти окружили ее и были готовы атаковать с тыла. Она молитвенно подняла рацию снова.

— Батарея. Дайте мне все, что сможете, по Джеку Пять. И ради Бога, не дальше. Мы на Джеке Шесть.

— Огонь по Джеку Пять,— медленно подтвердил голос. Возникла пауза.— На пути.

Это были самые прекрасные слова, когда-либо слышанные ею.

Теперь они ждали. Хайландеры поднялись в атаку. Ночь наполнили дикие звуки. «Боже мой, волынка»,— подумала она. Но даже когда пехота двинулась вперед, волынка заглушила свист снарядов. Гленда Рут нырнула на дно лощины и увидела, что остальные ее бойцы сделали то же самое.

Мир взорвался звуками. Миллион несущихся с огромной скоростью крошечных осколков заполнил ночь смертью. Она осторожно подняла маленький перископ и огляделась.

Рота хайландеров растворилась. Снаряды падали среди убитых, снова и снова разрывая их на куски, когда среди них падали снаряды с радарными взрывателями. Гленда Рут сглотнула и повела перископом вокруг. Левая атакующая колонна перестроилась и снова разворачивалась атаковать гребень.

— Огонь по Дяде Четыре,— тихо произнесла она.

— Неразборчиво.

— ОГОНЬ ПО ДЯДЕ ЧЕТЫРЕ!

— Дядя Четыре. На пути.— Как только огонь позади них прекратился, ее бойцы вернулись на край лощины и возобновили стрельбу, но звуки начинали замирать.

— У нас теперь подходят к концу боеприпасы, мисс,— доложил Грушка.— Можно мне воспользоваться вашими запасными магазинами?

С неожиданной пораженностью она поняла, что не сделала ни одного выстрела.

Ночь кончалась. Когда бы неприятель не выстраивался атаковать ее позиции, его разрубал на части безжалостный огонь артиллерии. Однажды она попросила полный огневой вал повсюду вокруг своей лощины—к тому времени у бойцов было по три патрона на винтовки, а для автоматического оружия — совсем ничего. Голос без эмоций просто ответил: «На пути».

За час до рассвета на холме ничего не двигалось.

Тонкие ноты военной трубы прозвучали над голыми холмами ущелья. Гребни холмов к востоку от боевой линии Фалькенберга лежали мертвые, листва на них была в клочья изрублена осколками снарядов, сама земля превращена в лоскутное одеяло из воронок, частично заваленных мертвецами. Через ущелье дул холодный ветер, но он не мог рассеять запахов нитроглицерина и смерти.

Вновь прозвучала труба. Бинокль Фалькенберга показал трех безоружных офицеров Хайландеров с белым флагом. Одного поручика отправили встретить их, и молодой офицер вернулся, ведя Хайландерского майора с повязкой на глазах.

— Майор Мак-Рей, Четвертый Ковнантский пехотный полк.— Представился он, когда повязка была снята. Он сощурился от яркого света в бункере.— Вы будете полковник Фалькенберг?

— Да. Что мы можем для вас сделать, майор?

— У меня есть приказ предложить перемирие для погребения убитых. Двадцать часов, полковник, если вы на это согласны.

— Нет. Четыре дня и ночи — сто шестьдесят часов, майор,— ответил предложением Фалькенберг.

— Сто шестьдесят часов, полковник? — Дородный Хайландер подозрительно поглядел на Фалькенберга.— Вам нужно это время для завершения оборонительных укреплений?