– Что, Наставник?
– Гуси.
Коэл поёжился. Действительно, отождествить опасных, покрытых прочными костяными пластинами летающих стайных хищников с неуклюжей домашней птицей из того мира было непросто. Разве что издалека похожи.
– Наставник Ормий, скажи, Испытание всегда отправляет нас в один и тот же мир?
– Как правило. В мир двух Америк, Евразии, Африки и Австралии, но эпохи случайны. Случаи, когда Испытание направляло нас в иные миры, известны, но редки.
Зал Испытания был небольшим помещением, вырубленным в толще скалы. Вернее, считалось, что никто его не вырубал – зал был создан в миг Творения в том виде, в котором он и пребывает сейчас: с гладкими стенами, полом, из которого вырастает чаша Купели, составляющая с ним единое целое, и потолком неизвестной высоты. Неизвестной, потому что зал освещался только тусклым свечением пола, иные источники света, что магические, что обычные при входе гасли. В зал вела единственная очень длинная винтовая лестница той же природы. Правда, лестница не светились, и стоило им ступить на первые ступени, Коэл почтительно создал над их головами светляка. И сбился с шага, удивившись этому своему действию.
– Ты волшебник, Гарри… – пробормотал он тихо, правда Ормий всё равно услышал и понял по-своему.
– Многое может казаться тебе удивительным и далёким, но при этом очень понятным и близким. Прими этот парадокс. Ты пробыл в купели восемнадцать дней, и прекрасно помнишь себя перед погружением и всё, что случалось с тобой. Но также тебя, идущего на Испытание, от тебя же сегодняшнего отделяют многие множества оборотов1 той, другой жизни, которую ты помнишь не менее ясно. Ты свыкнешься с этим, к тому же воспоминания о другой жизни скоро поблекнут, – речь Ормия лилась размеренно, в такт неторопливым шагам. Он не пытался вести счёт тому, сколько раз он уже спускался и поднимался по этой лестнице и сколько раз повторял эти слова.
– И напомню тебе, что обсуждать пережитое не принято. Не сожалей о тех, кто остался там, о делах, которые не были завершены, не гордись успехами и не горюй о неудачах. Настоящая жизнь здесь, как и настоящий ты. Случившееся на Испытании – сон, видение, из которого надлежит извлечь пользу. Воспринимай это так.
– Я понимаю, Наставник, – ступеньки монотонно одна за другой ложились под ноги, эскалатор бы сюда… – Наставник, если вести речь о пользе, то как быть с достижениями того мира? Я столько всего помню! Понимаю, другой мир, другие люди, но это же результат развития целой огромной цивилизации. Но у нас не принято это даже обсуждать.
– Ты был учёным или ремесленником? Намерен воспроизвести здесь виденные тобой чудеса? – спокойные участливые интонации Ормия дополнились мягкой иронией.
– Ммм… Нет. Я был юристом, судебным защитником. Но на уровне концепций… – Коэл и сам прекрасно понимал, что концептуальное знание о том, что атомные электростанции – возможны, электрификацию монастыря, например, не приблизит никак, но сдаваться так сразу тоже не хотелось, – Есть же, к примеру, даже при моём уровне эрудиции реализуемые инженерные решения, способные увеличить ту же производительность труда, улучшить уровень жизни…
Ормий остановился и с улыбкой, чуть клонив голову на бок, смотрел на собеседника.
– Не перестаю и не перестану поражаться переменам в испытанных. Послушай себя, Коэл: «реализуемые инженерные решения», «производительность труда»… Вчера ли предложения длиннее пяти слов вызывали у тебя сложности? Если это были, конечно, не зазубренные строки наставлений, на память-то ты не жаловался. Воистину, велик Создатель, и велик его дар нам. Не морщись, я не стану давить на тебя догматами или авторитетом. В каком веке проходило твоё испытание?
– Двадцать первый, первая четверть.
– Замечательно. Я был испытан в конце двадцать второго, так что мне несложно представить те достижения, что ты хотел бы перенести к нам, в нашу реальность. Так вот, дело не только в том, что нельзя взять и создать летающую повозку без научной базы и развитых производств. Ты же не думаешь, что никто из многих и многих поколений служителей не желал того же, что и ты сейчас? Дело же в том, что воссоздавать что-либо у нас или нерационально, или попросту невозможно. Напомню ещё раз о гусях. Что не так с ними?
– Не так с гусями? Всё не так, они другие. Строение тела схоже, полёт, но они другие. При чём здесь это?
– Именно при том, что они – другие. Другие гуси, другая биология, другие химические элементы, иначе взаимодействующие друг с другом, другие физические константы – попытки исследования предпринимались. Не думай, что Орден наложил какой-то запрет, вовсе нет. Просто это лишено смысла. Трата времени, не более того. Были энтузиасты, что всё же сумели разработать, казалось бы, полный аналог того же взрывавшегося порошка из наших веществ, хотя это и был немалый скандал: что мы точно не должны делать, так это создавать новое оружие. Но наш аналог не взрывался, только быстро сгорал. Что могли, мы уже переняли: чеканка монет известного веса вместо расчётов кусочками разных материалов, в строительстве мостов многое заимствовано, булавки с замочком… Сложно упомнить всё, это длительный процесс. Водяное колесо изобрели самостоятельно, оно активно используется, ты должен знать.
– Паровой движитель…
– Прекрасное изобретение, легко повторяемое, могло бы принести много пользы. Но! По сравнению с тем миром наш – очень молод. У нас попросту нет запасов ископаемого топлива, чтобы сжигать его в бесчисленных печах. А если некий энтузиаст станет переводить леса на дрова в больших масштабах…
– Ему придётся очень быстро бежать.
– Именно, причём лучше сразу в Крах, в других местах рано или поздно его достанут. И Создатель даровал нам магию, это очень важный фактор. Нам не нужно заменять молотобойцев паровым молотом, мы поставим голема. Или же наложим чары на сам молот.
– Зачарование дорого и мало кому доступно.
– Как и немагическая механизация была бы дорога и доступна немногим. Мне кажется или ты споришь уже по инерции?
– Наверное… да. В голове сумбур, мне многое нужно обдумать, – в голове действительно был сумбур, ещё была и некоторая обида от невозможности осчастливить всех и сразу.
– Хорошо. Хорошо, я действительно рад тому, что ты избавлен от скоропалительных суждений. Это важное качество, испытанный Коэл.
– Послушник я… Да, что из себя представляет церемония посвящения в ранг испытанного? Боюсь, я не могу ничего об этом вспомнить из наставлений.
– Церемония? – Ормий издал добродушный смешок, – Взгляни на свою ладонь.
Коэл раскрыл правую ладонь. Татуировка священного знака Звезды, которую контуром наметили на ней при его присоединении к Ордену, сейчас была полностью «залита» тёмно-фиолетовым цветом без малейшего просвета чистой кожи.
– Создатель не нуждается в церемониях, испытанный Коэл. Только в делах.
В какой-то момент лестница кончилась, как и этот сложный разговор-лекция. Наставник на прощание ещё раз напомнил про нежелательность рассказов о том, что было на Испытании, но, если будет совсем невмоготу, разрешил обратиться к нему.
Глава 1: Коэл. Ч 2. Вчера и сегодня
Коэл добрёл до своей кельи и рухнул на матрац. Хотя, какая это к крахам келья? Небольшая уютная комната на одного с удобной кроватью, рабочим местом, одёжным сундуком и небольшим стеллажом с книгами. Большое витражное окно, свежая циновка на дощатом полу, правда, удобства в коридоре, но никакой аскезы нет и в помине. А должна вообще быть эта аскеза? Коэл совершенно запутался. Да, он жил сейчас в монастыре, но ИХ монастырь не был местом затворничества, ухода от мира или, опять же, аскезы. Скорее, это школа и административный центр. Никаких дурацких обетов молчания, ограничений в еде или тем более безбрачия. Так какой монастырь – правильный?! Всё это нужно переварить, но сперва – спать…
