«Ну, пусть это письмо, — говорил он себе, — прохладненькое, зато вот это прямо-таки греет, такое оно горячее. Оно, наверно, от чьей-нибудь мамочки!»

И вот однажды сортировал он на почте корреспонденцию, которую вынул из почтового ящика, чтобы разнести её людям.

— Батюшки-светы, — сказал он вдруг, — вот письмо в заклеенном конверте, но на этом конверте нет ни адреса, ни марки!

— А-а, — сказал пан почтмейстер, — опять кто-то опустил в ящик письмо без адреса!!

А в это время как раз на почте один человек отправлял своей матери заказное письмо; он это услыхал и говорит:

— Да разве бывают такие ослы, лопухи, разини, тюфяки, верблюды и олухи царя небесного, чтобы послать письмо и даже адреса на нём не написать?

— Ого! — сказал почтмейстер. — Да таких писем за год, милостивый государь, набирается целая куча. Вы, сударь, не поверите, до чего люди рассеянны! Напишет письмо, сударь мой, и потом с ним бежит очертя голову на почту и забывает посмотреть, написан там адрес или нет! Ей-ей, сударь, это бывает чаще, чем вы думаете.

— Ну и ну! — удивлялся посетитель. — А что же вы с такими письмами делаете?

— Оставляем их, сударь, лежать на почте, — отвечал почтмейстер, — потому что мы не можем их, сударь, вручить.

Кольбаба между тем повертел письмо без адреса в руке и проворчал:

— Пан почтмейстер, это письмо такое тёплое, там, наверно, написано что-то очень душевное! Я думаю, надо бы всё-таки его доставить тому, кому следует.

— Раз там не написан адрес, ничего не выйдет — и баста! — отрезал пан почтмейстер.

— Так вы бы могли это письмо распечатать, — посоветовал посетитель, — и посмотреть, кто его написал.

— Так делать нельзя, сударь, — строго сказал пан почтмейстер, — потому что это, сударь, было бы нарушением почтовой тайны, которое строго карается.

И вопрос, казалось, был решён.

Но, когда посетитель ушёл, почтальон Кольбаба обратился к почтмейстеру:

— Прошу прощения, пан почтмейстер, но с этим письмом нам мог бы помочь некий пан почтовый домовой…

И тут ему пришлось всё рассказать: как однажды ночью он видел за работой почтовичков и как эти гномики умеют читать письма, не вскрывая их.

Пан почтмейстер задумался, а потом сказал:

— Чёрт возьми, а, пожалуй, это можно! Так вы попробуйте, Кольбаба. Если нам пан почтовик скажет, что в этом запечатанном письме написано, мы, может быть, узнаем, кому оно адресовано.

И в ту же ночь почтальон Кольбаба остался на почте и стал ждать.

Было около полуночи, когда он услышал топоток — топ-топ-топ, словно мышки бегали, — а потом снова увидел почтовичков, которые сортировали почту, и взвешивали посылки, и считали деньги, и отстукивали телеграммы. А когда всё у них было готово, уселись на полу и стали играть письмами в «шестьдесят шесть».

В эту минуту почтальон Кольбаба подал голос:

— Добрый вечер, господа малявки!

— А, пан Кольбаба! — отозвался самый старший почтовичок. — Садитесь-ка с нами играть в карты.

Кольбаба не заставил себя уговаривать и присел на пол.

— Хожу, — сказал первый малютка и положил свою карту на пол.

— Крою, — сказал второй.

— А я козырем! — отозвался третий.

Тут дошла очередь до пана Кольбабы, и он положил запечатанное письмо на три первые карты.

— Ваша взяла, пан Кольбаба, — сказал первый домовой. — Вы пошли самой старшей картой — червонным тузом.

— Извините, пожалуйста, — отвечал почтальон Кольбаба, — а вы уверены, что это туз?

— Ещё бы мне не знать! — сказал малютка. — Ведь это письмо написал юноша той девушке, которую он любит больше самого себя.

— А мне что-то кажется непохоже, — нарочно сказал почтальон Кольбаба.

— Напрасно сомневаетесь, — отвечал карлик. — А если не верите, так я вам сейчас это письмо прочту.

Он взял письмо, положил его себе на лоб, закрыл глаза и начал читать:

«Дарагая мая Марженка… (Тут три орфографические ошибки, — сказал почтовичок. — Надо писать: «дорогая моя».) Пешу тебе, что получил место шофёра и если хочишь можим сыграть сватьбу напеши мне если меня ещё любишь отпиши мне поскорей твой верный Франтик».

— Ну, большое вам спасибо, господин домовой, — сказал Кольбаба, — именно это мне и нужно было знать. Очень вам благодарен.

— Не за что, — ответил малютка. — Но, да будет вам известно, тут много грамматических ошибок. Да, школа Франтику впрок не пошла!

— Мне бы только узнать, какая это Марженка или что это за Франтик, — пробормотал Кольбаба.

— Ничем не могу помочь, пан Кольбаба, — сказал крошка почтовичок. — Этого там не написано.

На следующее утро почтальон Кольбаба рассказал пану почтмейстеру, что письмо написал какой-то шофёр Франтик некоей барышне Марженке и что этот пан Франтик собирается на барышне Марженке жениться.

— Ах, чтоб тебя! — закричал пан почтмейстер. — Значит, у нас застряло очень важное письмо. Надо, чтобы девушка его получила!

— Я бы ей письмецо мигом доставил, — сказал почтальон Кольбаба, — кабы я только знал, как нашу барышню Марженку звать по-настоящему и в каком городе, на какой улице и в каком номере дома она проживает.

— Так бы, пан Кольбаба, каждый мог, — сказал пан почтмейстер. — Для этого не надо и почтальоном быть. Но мне бы очень хотелось, чтобы девушка получила письмецо.

— Ладно, пан почтмейстер, — согласился почтальон Кольбаба, — тогда я девушку разыщу, хоть бы мне целый год пришлось бегать и обойти весь белый свет!

С этими словами положил он в свою почтальонскую сумку таинственное письмо и краюшку хлеба, перекинул сумку через плечо и отправился на поиски девушки.

Ходил, ходил почтальон Кольбаба по белому свету и всюду спрашивал, не живёт ли здесь девушка Марженка, которая ждёт письма от своего жениха — шофёра Франтика. И обошёл он весь Литомержицкий округ, и Лоунский, и Раковницкий, и Плзень и Домажлицы, прошёл Писек, и Будейовицы, и Пржелоучский округ, и Табор с окрестностями, и Чаславский округ, и Градец, и Йичинский, и Болеславский округа, побывал в Кутной Горе, Литомышле, Тршебоне, Воднянах, Сушице, Пржибраме, Кладно и Младой Болеславе, и в Вотицах, и в Трутнове, и в Соботке, и в Турнове, и в Сланеме, и в Пелгржимове, и в Добрушке, даже в Упице и в Гронове, и у Семи Халуп, и на Кракорке был, и в Залесье, — ну, словом, короче говоря, везде и всюду, и повсюду расспрашивал о девушке Марженке.

Марженок он в Чехии нашёл, понятное дело, массу — общим числом сорок девять тысяч девятьсот восемьдесят, но ни одна из них не ждала письмеца от шофёра Франтика. Некоторые из них ждали письма от какого-нибудь шофёра, но только оказывалось, что его звали не Франтиком, а Тоником, или Владиславом, или Вацлавом, Йозефом, или Яролимом, или Лойзиком, или же Флорианом, либо Иржиком, или Иоганном, или Вавринцем. Попадались даже и Доминик, Венделин и Еразим, но только не Франтик! А иные из этих Марженок опять же ждали письма от некоего Франтика, только тот, в свою очередь, был не шофёром, а слесарем или же фельдфебелем, столяром или кондуктором, иногда даже аптекарем, обойщиком, парикмахером или портным, но отнюдь не шофёром.

И так почтальон Кольбаба пробродил по белу свету ровнёшенько год со днём, но всё не мог вручить письмо той самой, настоящей Марженке. Много он всего повидал: видел города и сёла, поля и леса, восход и заход солнца, прилёт жаворонков и приход весны, сев и жатву, грибы в лесу и зреющие сливы, видел в Жатце хмель, а в Иельниче виноград, в Тршебоне карпов, а в Пардубицах пряники… А когда прошёл ровно год этого бесплодного хождения, сел он, пригорюнясь, у дороги и сказал себе: