Парень в упор глядел на Веру своими серыми глазами и, кажется, совсем не собирался продолжать беседу, поэтому она быстренько юркнула мимо него и заперлась у себя в комнате. Мгновение спустя щелкнул замок противоположной.

– Тоже мне…

Журналистка уже поняла, что неразговорчивый сосед – тот самый молодой ученый, интересующийся старинными статуями. Не общежитие же, в конце концов, здесь у Татьяны Михайловны!..

Стоя у окна, Вера долго глядела на освещенный лучом уличного фонаря пятачок брусчатки. В горле почему-то стоял комок.

Ох, как похож этот историк скульптуры на Владика… До неприличия похож. Если бы снять с него очки, сбрить бородку, коротко постричь «львиную гриву»…

– Все! – вслух одернула себя девушка, с треском задергивая шторы на кольцах. – Размечталась, дурочка! В Москве твой Владька! И давно уже не твой, кстати… Поэтому – живо спать!

Подойдя к дивану, она с изумлением увидела стопочку чистого и еще теплого после глаженья постельного белья, аккуратно пристроенную на журнальный столик…

Странно: еще час назад Вере казалось, что она провалится в сон, лишь только ее голова коснется подушки, но вот свет уже давно потушен, а долгожданного Морфея[7] все нет и нет…

Под закрытыми веками продолжали метаться яркие дневные образы: смеющийся моряк в расстегнутом на груди кителе, мелькающие за окном вагона черепичные кровли игрушечных домиков, сердитая проводница, разлапистый кирпичный орел под крышей… «Стоп! Так не пойдет! Проваляешься так ночь, уснешь под утро и потом весь день будешь ползать сонной мухой… Давай-ка…»

Девушка решительно отбросила одеяло, скользнула в тапочки и снова отомкнула чемодан.

Через пару минут на столике тихонько гудел загружающийся «ноутбук», а Вера нетерпеливо постукивала ноготками по полированной столешнице рядом со стопочкой девственно-чистых листов.

Наконец-то! Убрав громкость динамиков почти до нуля, журналистка привычно порхала пальчиками по клавиатуре, поминутно сверяясь с извлеченными из могучей памяти заморской игрушки файлами. Параллельно покрывался ровными ученически-красивыми строчками очередной листок. Правда, вся эта красота тут же безжалостно перечеркивалась, вымарывалась, поверх коряво вписывались новые слова, которые, в свою очередь, мгновенно подвергались экзекуции…

Итак, что мы имеем?

Верхушка печально знаменитой финансово-коммерческой группы «Гишпания» (которую так и тянет назвать просто бандой) с неизвестными целями оказалась в одном из заштатных городков самого западного региона Российской Федерации. Планы она, заметим, вынашивала отнюдь не мирные, о чем свидетельствует довольно крупный отряд «телохранителей». Вопрос: что такого лакомого для себя могла найти стая серьезных хищников в этой глуши?..

Вера поставила жирный вопросительный знак и долго задумчиво обводила его ручкой, до тех пор пока не превратила в толстую изогнутую сосиску.

Ладно.

Чем занимались «гишпанцы» в городе два дня, остается покрытым мраком. Об этом упорно молчат все газеты и телеканалы, освещавшие громкое событие, а не освещал его только ленивый.

Вопрос второй.

Ночью в бывшей гостинице завода «Красный литейщик», где обосновались «гишпанцы», вспыхнул скоротечный бой. Ну, с одной стороны стреляли «гишпанские» боевики-телохранители, а с другой?

Далее.

В конце концов все (!) приезжие оказались перебиты, а сам глава «Гишпании», некто Гавриил Игоревич Шалаев, помощник известного депутата и личность весьма одиозная, застрелился самостоятельно… Почему? Может быть, ему помогли?

Вера откинулась на спинку дивана и, задумчиво покусывая колпачок ручки (вредная привычка, отучить от которой ее безуспешно пытались в семье и школе на протяжении десяти лет), уставилась на весьма колоритную личность, фотография которой замерла посреди экрана.

Да-а… Не хотелось бы с таким встретиться на улице поздним вечером… И в лифте бы с ним вдвоем девушка ехать вряд ли отважилась. Широкое лицо, мощные, почти неандертальские надбровные дуги под резко скошенным крошечным лбом, бесцветные рыбьи глазки с белесыми ресницами, приплюснутые уши борца, неоднократно, судя по форме, перебитый нос, тонкие злые губы… А что еще она ожидала увидеть на фото трижды судимого по очень неаппетитным статьям индивидуума? Одухотворенный взгляд подвижника? Высокий лоб мыслителя? Такими существами двигают самые примитивные желания, но зато уж нервные центры, за эти желания отвечающие, развиты в совершенстве. Жаль только, что к головному мозгу они не имеют почти никакого отношения, словно у доисторических ящеров, тоже знавших лишь одно: догнать, растерзать, сожрать, найти самку… И так несколько миллионов лет с небольшими вариациями.

«Поезжай, девочка, в этот Краснобалтск, – заявил Маркелов, вызвав в свой кабинет и швырнув на стол тонкую прозрачную папочку с несколькими листами и парой радужных „си-ди“. – Перерой там все и сделай мне из этой чернухи конфетку. Птичье молоко. Ты это умеешь…»

Ага… Умеешь… И вот она здесь, сидит на диване под высоченным потолком со столетней лепниной и тупо любуется физиономией уголовника-олигарха. Или почти олигарха. Без пяти минут… Растянувшихся в вечность пяти минут…

Вере вдруг так захотелось закрыть глаза хотя бы на секунду, что она просто не могла противиться этому желанию.

«Ноутбук нужно выключить… – барахталась в засыпающем мозгу слабенькая мыслишка, но молодой организм властно брал свое. – Хоть до подушки голову донести…»

А навстречу уже мчалась, кривляясь и корча рожи, злобная проводница, раскинувшая широкие кирпичные крылья, бормотал что-то рядом Петрович в купальном халате, откидывался на спинку дивана незнакомец в распахнутом на груди морском кителе с капитан-лейтенантскими погонами, отбрасывая упрямо падающие на глаза светлые пряди «львиной гривы»…

– Итак, – деловито произнес ночной гость, когда шок у Виллендорфа немного прошел. – Я убедился в серьезности ваших намерений, вы – в реальности моего существования, поэтому предлагаю без проволочек перейти к делу. У меня, знаете ли, достаточно дел и на этом свете, и, как понимаете, вообще… Текст договора составлен, надеюсь?

– А почему вы спрашиваете? – обрел дар речи скульптор. – Вы же…

– Формальности… – будто извиняясь, развел руками пришелец.

– Да, да… – Юрген отомкнул верхний ящик стола ключом, вынутым из жилетного кармана, и извлек на свет Бо… кх-м… просто на свет роскошный бювар тисненой кожи с вычурным золотым вензелем на крышке.

– Со вкусом, со вкусом… – одобрительно покивал головой визитер. – Скромненько, но со вкусом. Люблю людей обстоятельных.

Из бювара появился листок гербовой бумаги с каллиграфически выведенным черной китайской тушью текстом.

– Не желаете ознакомиться?

– Зачем? – равнодушно зевнул Враг Рода Человеческого и деликатно отрыгнул в кулак, распространяя по комнате тухлый запах сероводорода. – Пардон…

– Вы ничего не имеете против написанного мной?

– Почему я что-то должен иметь против? Понятное дело, что вы не за капустную кочерыжку желаете мне продать… это самое. Относительно того, чем такие документы следует подписывать, вы, думаю, в курсе? Вон какую инкунабулу изучили… – ироничный кивок в сторону черного гримуара, возлежащего на пюпитре.

– Да, конечно. – Волнуясь, Юрген чуть подрагивающими пальцами извлек из ящика стола булавку и приготовился вонзить сие орудие в подушечку безымянного пальца левой руки, непроизвольно выбрав при этом не слишком важный для работы.

– Э, э!.. Погодите! – остановил его гость. – Латунная булавка, ярь-медянка… Я не слишком тороплю вас с расставанием с этим светом, поверьте мне! Возьмите лучше эту вещицу…

На договор, чуть примяв бумагу, лег хорошо отточенный стилет с жалом игольной остроты. Скульптор не считал себя большим знатоком оружия, но вычурная чеканка на рукояти и муарово переливающиеся узоры на клинке выдавали добротную старинную работу.