Matthew Gabriele and David M. Perry

The bright Ages. A New History of Medieval Europe

© 2021 by Matthew Gabriele and David M. Perry

© Перевод на русский язык Питер Класс, 2023

© Издание на русском языке, оформление Питер Класс, 2023

Эта история началась на восточном побережье Италии примерно в 430 году нашей эры. Был ясный, солнечный день. Мастера вошли в небольшую часовню в Равенне и начали работать, постепенно превращая ее своды в голубое небо. Работников пригласила, как мы предполагаем, женщина по имени Галла Плацидия – сестра римского императора, королева вестготов, а затем регентша Западной Римской империи. Набожная христианка, она возводила и восстанавливала церкви в Иерусалиме, Риме и здесь, в Равенне. Она хотела оформить небольшую часовню как усыпальницу, возможно, видя в ней место последнего упокоения для себя или своего сына, который умер во младенчестве. Что там было на самом деле, мы точно не знаем: есть гипотезы, но нет точных ответов. Правда, сохранилось само здание. В свежую известку неизвестные нам художники вдавили тессеры – кусочки смальты трапециевидной формы, наполненные синевой ляпис-лазури. Так потолок превратился в голубое небо. Древние мастера взяли стекло с вкраплениями золота – и на рукотворном небе зажглись звезды. Синие стены украсили белой, желтой и оранжевой смальтой – цветами из Эдемского сада. Технологии создания мозаики были известны с древности, но в этой часовне произошло нечто особенное. Художники, украсившие ее, открыли новую эпоху. Начался процесс трансформации общества, который полностью изменил баланс сил, культурные нормы и представления о смысле человеческого существования.

Прошли века. Но и сейчас эта старинная мозаика все так же отражает свет под разными углами. Почти 1600 лет спустя здесь все мерцает, как сами звезды.

На одной из стен изображен Иисус – добрый пастырь, восседающий среди своей паствы. В более ранних образах обычно подчеркивалась грубая человеческая природа Христа, его изображали с ягненком на плечах. Но здесь овцы стоят поодаль и смотрят на Иисуса, а одна из них тычется носом в его руку. Вероятно, художники искали истину другого рода, и сияющие золотом одежды должны были подчеркнуть божественную сущность Христа, в противовес человеческой, характерной для искусства позднеклассического мира. На другой стене изображен святой перед раскаленной железной решеткой. Возможно, это святой мученик Лаврентий, ныне покровитель поваров. Римляне сожгли его заживо, но он до конца сохранял спокойствие и твердость духа. А может, это святой Винсент – его книги сожгли язычники, а затем и его самого истязали огнем. Как бы то ни было, истории, которые рассказывают нам стены этой часовни, сплетают воедино нити времени, культуры и пространства и подтверждают преемственность традиций.

Начало и конец любой истории произвольны; они обрамляют то, что хочет поведать рассказчик. Мы хотим избавиться от мифа о «темных временах» Средневековья. Эту эпоху мы привыкли воспринимать как смутную, погруженную в полумрак, в ней все противоположно тому, как мы видим современный мир. Но давайте на время забудем традиционные границы между Античностью и Средневековьем: Никейский собор в 325 году н. э., разграбление Рима в 410 году и низложение в 476 году Ромула Августа, «последнего» римского императора на Западе. В нашей культуре принято считать, что Средневековье существовало как некое отдельное явление и имело начало и конец. Ну что ж, пусть так, но мы вовсе не обязаны начинать с упадка, тьмы и смерти. Начнем со светлых и спокойных событий. Конечно, не для того, чтобы забыть о жестоком прошлом и ограничиться простодушной ностальгией. Мы лишь хотим показать, что избранные человечеством пути вовсе не были предопределены заранее. Изменим ракурс, сосредоточимся на людях, о которых обычно не упоминают, рассказывая про эту эпоху. Итак, 430 год, Равенна, часовня.

Средневековье завершится почти через тысячелетие, в 1321 году, в этом же городе, в этом же здании. Прогуливаясь с поэтом Данте Алигьери, мы увидим, что сохранилось в прежнем виде и что изменилось. Он черпал вдохновение из этих мозаик, когда облекал в художественные образы свою картину мира. Он мыслил в масштабах Вселенной. Данте был изгнан из родной Флоренции и завершил свой жизненный путь при дворе князя Равенны. Он посетил Венецию, увидел промышленный Арсенал, построенный в начале XII века, и в своей «Божественной комедии» поместил его в Ад. Папам и флорентийцам, как считал Данте, тоже место в аду. Фракционная политика папства и средневековая демократия Флоренции возмущали Данте, и он их проклинал. Но в Равенне, кажется, его до глубины души тронули спокойствие мавзолея Галлы Плацидии и величие императорских мозаик Юстиниана и Феодоры в базилике Сан-Витале. Именно здесь, в Равенне, возможно, под сверкающими сводами церкви, построенной за тысячелетие до него, он обрел вдохновение, чтобы завершить «Рай», последнюю книгу «Божественной комедии».

Труд Данте – одно из величайших произведений искусства Средних веков. Это произведение, конечно, прочно связано с эпохой, политическим и культурным контекстом. Но корни «Божественной комедии» – это и более ранняя традиция, тысячелетняя история искусства, культуры и религии. «Божественная комедия» утопает в смерти и мраке, даже когда описывает красоту и свет; восхождение Данте через Ад и Чистилище в Рай завершается видением Бога как чистого сияния. Вероятно, такой же путь должны представлять себе люди, которые смотрят на небо и звезды мозаики в мавзолее Галлы Плацидии. Мы видим это так: Средние века начинаются и завершаются надеждой погреться в лучах света.

Конечно, не вся средневековая красота сакральна. Портреты византийских императоров в базилике близ мавзолея Галлы Плацидии тоже принадлежат этой эпохе – не только «исторически», но и потому, что в эти портреты встроены многочисленные смыслы. Эти мозаики – символ средиземноморского средневекового мира, который всегда в потоке и которому свойственны проницаемые границы, постоянное движение и культурное смешение повсюду, куда не взгляни.

Мы именно так и смотрим. А еще прислушиваемся к смеси языков, на которых говорят мореходы, неизменному многоязычию Европы, Азии и Северной Африки. Мы видим рынки, где евреи говорят на латыни, христиане – на греческом и все – на арабском. Мы наблюдаем, как на венецианских кораблях везут на продажу кокосы, имбирь и попугаев, и как в конечном счете все это оказывается в портах средневековой Англии. Мы замечаем загорелые лица североафриканцев, которые всегда жили в Британии, а также видим крестьян со Средиземноморского побережья Франции, рассказывающих грязные истории о похотливых священниках, распутных женщинах и обманутых мужьях.

Но все, что имеет начало, должно иметь и конец, иначе не будет ни medium aevum, ни «средних веков», ни «средневековья». Мы выбираем в качестве конечной точки XIV век, Данте. Итальянские гуманисты, последовавшие за ним, недвусмысленно отвергали Средневековье и утверждали, что они живут в эпоху обновления, так называемого Возрождения, Ренессанса. Мы могли бы считать концом Средневековья чуть более поздний период XIV века, когда чума опустошила Азию, Европу, Северную Африку и Ближний Восток. Или XV век, когда тюрки-османы сокрушили восточное Средиземноморье, создав новую империю, простиравшуюся от Индийского океана до городских стен Вены, – империю, которая сражалась с христианами-венецианцами и союзничала с христианами-французами. Некоторые вообще утверждают, что Cредневековье завершилось лишь с Французской революцией и падением монархии – то есть в конце XVIII века.