В тот солнечный ноябрьский день Наташа присмотрела английский сервировочный прибор для подачи рыбных закусок. Цена была приемлемой. Я уже вытащил стоевровую купюру для оплаты, но почему-то снова сунул ее без портмоне в один из многочисленных карманов куртки. И не сразу смог опять найти ее. Продавщица долго наблюдала за моими судорожными телодвижениями и растущим волнением, а затем предложила занести деньги в другой раз. Именно в этот момент я нашел купюру и протянул ей. У нее не оказалось сдачи. Это тоже одно из правил рынка: на него нужно приходить с наменянной мелочью. Хочешь покупать дешево – готовься заранее.

И тут я впервые услышал это имя.

– Манни, можешь разменять? – Женщина подвела нас к мужчине, который с готовностью разменял деньги, а затем улыбнулась: – Посмотрите, может, сдачу оставите у него?

Так и получилось. Мы сразу увидели на маленькой демонстрационной витрине женские золотые часы эпохи модерн, швейцарской, скорее всего женевской работы. Часы были исправны, тем не менее продавались дешевле золота, из которого был изготовлен их корпус (сто евро, или в четыре с лишним раза дешевле, чем у инсбрукского антиквара). Пока я обсуждал с продавцом достоинства и (указанные им) изъяны предмета торга, Наташа выудила из кучи неинтересной бижутерии явно серебряное позолоченное ожерелье рубежа XIX – ХX веков с многоцветными эмалями в виде двух соединенных в восьмерку подков – вероятно, крестьянское свадебное украшение. За него он хотел смехотворную цену – 5 евро, поскольку в двух местах незначительные фрагменты эмали были утрачены.

– И сколько мы вам должны, если купим два предмета? – деловито осведомился я, готовый к торгу и зная, что при покупке нескольких вещей цена снижается. Но Манни ответил мне как не умеющему считать малому дитяти.

– Тогда это будет стоить 105 евро, – терпеливо, без тени усмешки объяснил он мне. Действительно, снижать цену было уже некуда.

Пока мы торговались и расплачивались, какая-то женщина тоже рассматривала товары на прилавке Манни и стала невольной свидетельницей нашей покупки. Когда мы отошли в сторону упаковать «трофеи», она что-то сказала ему. Манни подошел к нам:

– Эта женщина готова заплатить вам за украшение 25 евро.

Не скрывая торжества по поводу приобретения, я отказался, сославшись на то, что это находка жены. Манни отнесся к нашему решению с полным пониманием и одобрением.

Так мы стали частыми, а затем постоянными клиентами Манни. Я всегда соглашался с назначенной им ценой (Наташа, к сожалению, большую часть моей мюнхенской жизни вынуждена была провести вдали от меня), а он назначал мне цены на самом низком уровне, на «болевом пороге» – на жаргоне немецкого блошиного рынка. Какие-то мелочи он Наташе дарил. За три с половиной года мы приобрели у него полторы дюжины предметов на сумму, превосходящую все, что мы выложили в те годы другим торговцам на этом и других рынках и в антикварных магазинах различных городов и стран. И последнее из этих приобретений оказалось символичным, превратившись под грузом печальных событий в своего рода реликвию и место памяти.

Коммуникационная дистанция между Манни и мной стала сокращаться осенью 2017 года, когда я вновь оказался в Мюнхене, на этот раз для замещения должности университетского профессора. Помню, что, посетив блошиный рынок, я позвонил Наташе и радостно сообщил, что там ничего не изменилось – все на своих местах, и начал перечислять известных Наташе торговцев и покупателей, имен которых большей частью мы не знали и обозначали с помощью прозвищ, изобретенных нами для внутреннего пользования. Первым в этом перечне я назвал Манни.

Однажды, в октябре, Манни мимоходом упомянул, что на днях ему исполнится 75 лет и что эта дата его беспокоит: слишком солидная. Нет, в принципе он на здоровье жаловаться не может, разве что зубы подвели, но это у него наследственное, в мать. Вот тогда-то я и решил сделать ему подарок, который сможет стать поводом для разговора о новом проекте – или о серьезно переформатированном старом: о людях и вещах блошиного рынка.

Вскоре после знакомства с Манни в моей голове сошлись две мысли. Во-первых, о нереалистичности старой задумки о выдуманных историях про невыдуманные вещи. Пока количество приобретений на блошином рынке не перевалило за десяток, каждый из приобретенных предметов казался достойным отдельной детальной истории. Но когда число купленных или просто увиденных на блошином рынке и произведших впечатление вещей стало стремительно расти, возник почти неразрешимый вопрос об отборе предметов для рассказов, а сама идея выдуманных историй казалась теперь слишком узкой и плоской. Нужно было подумать о более сложной концептуализации.

Вторая идея состояла в том, чтобы написать книгу о блошином рынке как о месте встречи людей и вещей, месте специфического обращения с прошлым, альтернативной коммуникации и о причудливом отражении в блошином рынке состояния общества. В этом проекте можно было бы попытаться обратиться за помощью к Манни, который мог бы выступить лоцманом по рынку старых, странных и старинных предметов с его подводными камнями и течениями. Практика такого общения у нас была – ведь я регулярно обращался к нему с вопросами о товарах на его прилавке, а также за консультацией по поводу купленного на блошином рынке или в антикварном магазине.

Нужно было только объяснить ему, чего я хочу. Но я и сам еще толком не представлял себе, что это может быть. Самым простым в этой ситуации было подарить ему мою книгу, которая обнажала бы, по крайней мере, стилистику и методику будущего проекта. Такая книга, об исследовании семейной истории[4], в переводе на немецкий язык у меня была[5]. Она удачно отражала и мой метод работы, и стиль письма: будущая тоже должна была в значительной степени строиться на интервью и быть экспериментом на стыке науки и беллетристики. С двухнедельным опозданием, в ноябре, я подарил Манни книгу с дарственной надписью, в которой благодарил за многое, чему я у него за эти годы научился, и выражал надежду на продолжение знакомства и учебы. И рассказал о проекте.

Манни откликнулся с энтузиазмом, обещал всяческую помощь, вызвался свести с интересными собеседниками и рассказать о многих тайнах и хитростях блошиного рынка. В течение нескольких недель он показывал посетителям подаренную книгу, рассказывал, что скоро мы будем писать новую, в шутку вербовал коллег в проект. Он начал читать книгу, но дальше первых страниц не продвинулся.

– Руки не доходят, – сетовал он.

Месяцем позже, после пары удачных покупок у Манни, я наконец настоял на том, чтобы он больше не называл меня «господин профессор», а обращался просто по имени. С этого времени мы стали общаться без повода, за чашкой кофе, принесенной им или мной из местного кафе. Мне это общение доставляло удовольствие. Мне кажется, симпатия была взаимной.

2 марта 2018 года я совершил у Манни одну из самых дорогих покупок. За месяц до этого на его демонстрационной витрине появилось новое, приобретенное на аукционе украшение: старинное, произведенное около 1890 года массивное золотое кольцо венской работы, украшенное изящной резьбой и крупным южноафриканским алмазом размером три четверти карата. Вначале, услышав от Манни цену, предупредительно сообщенную в ответ на мое спонтанное внимание к этому предмету, я даже не решился взять его в руки и примерить.

В течение месяца я наблюдал интерес посетителей к этому кольцу: многие останавливали на нем взгляд, рассматривали, расспрашивали, брали в руки, прикидывали вес, взвешивая на ладони, примеряли. И возвращали: либо не устраивала цена, либо размер, либо и то и другое. Манни продолжал с энтузиазмом рассказывать о, как он выражался, «своем сокровище», но цену на пару сотен евро постепенно снизил. Он удивлялся и сетовал, что кольцо и за эти деньги не продается.