Охотники неземные

Охотятся на планеты –

На лебедей серебристых

В водах молчанья и света

Федерико Гарсиа Лорка

Глава 1

Вещь.

Медведь, не торопясь, брёл по краю поляны, вынюхивая что-то в траве и не обращая никакого внимания на запах человека и щелчки фотоаппарата. Целое лето Анна выслеживала этого зверя, изучала его привычки, приучала его к своему присутствию, ежесекундно рискуя вызвать его гнев и спровоцировать нападение. Порядочно времени прошло прежде, чем зверь, которого она про себя окрестила Дмитрием, (из-за сходства с её университетским преподавателем), перестал обращать внимание на её присутствие, перестал уходить от неё и позволил себя фотографировать. Наградой за терпение и настойчивость ей была серия редких снимков, которые должны были украсить её книгу о таёжных животных центра Сибири. Только почувствовав, что вот-вот переступит предел, негласно установленный Дмитрием, Анна не без сожаления спрятала фотоаппарат с ценными кадрами и тихонечко отступила, страшно довольная собой.

День клонился к вечеру, и Анна неохотно повернула домой. Помимо редких снимков она несла грибы, клюкву для компота и толстого августовского зайца, предвкушая отличный ужин и приятный спокойный вечер. В отличие от большинства людей творческих, к которым причислила себя, начав писать книгу, она любила кропотливую работу вроде перебирания ягод и чистки грибов, когда руки заняты, а мысли свободно витают Бог весть, где. Сварит компот, стушит зайца с грибами и картошкой, проявит плёнку, и начнёт готовить остальные грибы для сушки – чем не идиллия?.. Кавказская овчарка Пальма вот-вот должна была ощениться, и Анна немного помечтала о том, как будет возиться со щенками. Обожала щенков крупных пород: толстолапые, неуклюжие и милые.

Как-то так вышло, что именно сегодня она с особой остротой ощущала, как всё сейчас в её жизни правильно и уютно. Вот именно: уютно. О счастье и покое и речи не было, конечно, но наконец-то всё правильно и удачно устроилось, то ли мир подстроился под неё, толи она под него, но всё вокруг доставляло ей удовольствие. Ту частичку земного шара, по которой несли её в данный момент длинные, привычные к долгой ходьбе ноги, она всерьёз считала одной из самых прекрасных. У людей, родившихся западнее Урала, Сибирь ассоциируется, прежде всего, с морозами, каторгой и медведями, и даже здравый смысл и поверхностное знание географии не в состоянии переубедить среднестатистического европейца. Мало кто знает, что Сибирь прекрасна и далеко не так безжалостна к людям, как это принято считать. В жарких тропиках род людской подстерегает гораздо больше опасностей, чем на сибирских равнинах и в сибирских горах; а дикая их красота ничем не уступает хвалёным новозеландским пейзажам. Так, по крайней мере, думала Анна, когда, присев отдохнуть на нагретый солнцем камень, смотрела со склона горы в убегающие за горизонт лесные дали.

Здесь всего было много: неба, воздуха, пространства, леса, камней. Огромное сибирское небо поражает каждого, кто видит его впервые, в самое сердце. Сидя на залитом солнцем склоне горы, можно видеть идущие далеко-далеко дожди, угольные тени облаков на дальних склонах, прослеживая их бег. Вокруг в сухой высокой траве надрывались кузнечики, их отчаянным треском мир был полон до краёв. Коршуны кружили над холмами, по одиночке и парами, перекликаясь переливчато и протяжно. Анна умела слышать голос леса и понимать его – и сейчас он говорил, что в мире царит покой. Ни одной тревожной ноты не было в его музыке.

Обычно она не сидела подолгу, особенно на ночь глядя, так далеко от дома; но сегодня ей почему-то хотелось побыть здесь и полюбоваться горами и озером, в котором отражались корабельные сосны и опрокинутое небо, украшенное кипами пастельных облаков, обещавших перемену погоды. Скрытый сейчас зарослями черёмухи, над озером стоял её дом, когда-то давно принадлежавший какому-то охотнику и лесничему, большой, удобный, с множеством хозяйственных построек и небольшой, но уютной банькой, а главное – с просторным и подходящим для фотографа погребом. Подумав о снимках, Анна вздохнула и поднялась с камня. В августе темнеет быстро, и она уже чувствовала, как по ногам тянет свежестью. Влажный холодный запах травяного нутра и озера был тем сильнее, чем ниже она спускалась. Предвкушая приятный вечер, она всё ускоряла шаг, и вдруг замерла.

Её собаки очень редко подавали голос, как все кавказцы, смущая незваных гостей молчанием и внимательными, почти волчьими глазами, смотревшими в упор. Лаем, как сейчас, они встречали немногочисленных «своих», но лай их звучал не особенно приветливо – они словно предупреждали её, что со «своим» пришли чужие. Чужих она боялась. Столько лет прошло, но всё ещё замирало сердце, и холод пронизывал всё тело. Бесполезно было утешать себя и говорить, что не такая она шишка, чтобы искать её так далеко и так долго, но стереотип, связанный с определённой категорией людей, был в ней силён, как во многих её соотечественниках. Поправив на плече карабин, она помедлила на тропинке прежде, чем выйти на поляну перед домом и увидеть тех, кого принесла к ней нелёгкая.

У дома её ждали трое, и лишь одного из них она знала. Сдержанно поздоровавшись, Анна вошла в дом, оставила там карабин, фотоаппарат, рюкзак, положила зайца на лёд, и только после этого вернулась к гостям. Те уже расположились за столом под черёмухой, оглядываясь с любопытством и недоверием.

– Вот, привёл тебе, Нюра, уфологов. – Сказал Анатолий Иванович, егерь, охотник и писатель, – Это канадец, Поль, а это наш, Игорь.

– Анна. – Она протянула им по очереди руку. – Опять по поводу Тунгусского метеорита?

– Тунгусского тела. – Поправил её Игорь. – Совершенно очевидно, что метеоритом это не было и быть не могло.

– Столько лет прошло. – Уклончиво ответила Анна. – Уже и очевидцы все померли давно.

– У вас нынче, говорят, в небе оживлённо. – Улыбнулся Игорь. Улыбка у него была красивая. – Несколько человек видели здесь НЛО?

– Да, за три года, – с тех пор, как ты, Нюра, сюда перебралась! – их уже все здесь видали. – Подсказал Анатолий Иванович. – Ты тоже видала.

– Я ведь его не сфотографировала. – Анна покраснела: так вот, зачем уфологи! Надо же было ей, дурочке глупой, разболтать об этом случае, когда она сама ничего не поняла и ни в чём не уверена! – И потом, не верю я в НЛО.

– Иногда такое бывает. – С сильным акцентом, но не коверкая слов, только иногда ошибаясь с ударениями, сказал Поль. – Некоторые люди, как это сказать? Предполагают? Нет, предпочитают, – не верить в то, что им не понятно, не смотря на очевидное.

– Я зоолог. – Возразила Анна. – С университетским образованием, и материалист. Не поверю, пока не получу более весомое доказательство, чем что-то мельком виденное и не подтверждённое.

– Ну, а хоть рассказать-то, как всё произошло, ты можешь? – Спросил Игорь, насмешливо прищурив красивые серые глаза.

– Могу. – Ответила Анна, начиная чувствовать себя неуютно. Есть мужчины, в обществе которых любая, даже самая серенькая женщина начинает чувствовать себя интересной. Это даже не зависит от того, что этот мужчина на самом деле про эту женщину думает, может, морщится про себя, не важно, есть у него этот божий дар. И ради этого ощущения женщины готовы в лепёшку расшибиться, только бы продлить его. Но существуют и другие мужчины, которые ухитряются без слов, без единого намёка, заставить вспомнить про сломанный ноготь, неудачную причёску, стрелку на колготках, или про то, что идёте вы с дачи и вообще, сегодня не ваш день. Игорь был из их числа. Анна уже несколько лет не вспоминала о том, что ни разу за это время не посещала парикмахерскую, забыла, что такое косметика, и даже телевизор не смотрела и не знала, что сейчас модно. А теперь в один миг вспомнила всё это, осознала, что её джинсы вылиняли до бела и заношены и вытерты совершенно непотребно, так же, как джинсовая же безрукавка на молнии с обтрёпанными краями; что ботики на её ногах, которые она сама про себя называла своими «говнотопиками», очень удобные, но вида уже совсем неприличного. Светлые, неопределённого сероватого оттенка у корней, а дальше почти белые, без желтизны, волосы уже давно не знали ни краски, ни парикмахерских ножниц, ни фена, ни шампуней и бальзамов. Сами по себе они всегда были не дурны: очень густые, очень толстые, абсолютно прямые, как грива, они стойко выдержали все эксперименты, которые по глупой молодости проделывала с ними Анна, мечтая то обкудрявиться, то стать брюнеткой, и все стрессы – даже пережив страшное горе, Анна не потеряла ни одного волоска. Но при всех несомненных достоинствах этих волос, собранные в конский хвост и кое-как подстриженные прямо в хвосте своей обладательницей, выглядели они весьма невзрачно. А на обломанные и обведённые траурной каёмочкой ногти хотелось просто сесть, чтобы спрятать от внимательного взгляда Игоря, который она не могла не ощущать, даже отводя свой.