Пушкин, вероятнее всего, знал Олешкевича.

Художник был в зените славы, когда писал портрет двадцатичетырехлетнего Львова, подающего большие надежды инженера путей сообщений, служившего под началом грозного Аракчеева. Олешкевич хорошо знал, что молодой офицер - сын директора придворной певческой капеллы Федора Петровича Львова, «известного просвещенной публике своим талантом и любовью к музыке и пению». Федор Петрович являлся двоюродным братом известного в России архитектора Н. А.Львова, притом был женат вторым браком на его дочери Елизавете Николаевне, любимой племяннице Гаврилы Романовича Державина.

Знал, конечно, художник и о том, что молодой Львов - весьма одаренный музыкант. Однако был несколько удивлен, когда Алексей Федорович просил изобразить его непременно со своей любимой скрипкой, с необыкновенной, уникальной скрипкой. Естественно, Олешкевич не предполагал тогда, что именно скрипка принесет Львову международное признание и станет смыслом всей его жизни.

Львов сделал стремительную карьеру, но отнюдь не инженерную, хотя проявил себя талантливым строителем-путейцем. И не придворную, хотя пребывал в самых высших сферах: генерал свиты императора, флигель-адъютант, тайный советник и гофмейстер, кавалер высших орденов Русского государства. Прославился Львов - тем и остался в истории русской культуры - как талантливый дирижер, композитор (автор оперы «Ундина», ряда других сочинений, в основном скрипичных), как видный музыкальный деятель, основатель в 1850 г. Симфонического общества, создатель скрипичного квартета, «превосходящего, по словам современников, лучшие западноевропейские квартетные ансамбли».

После смерти отца в 1837 г. он стал директором певческой капеллы, поднявшей до высокого художественного уровня русское хоровое искусство. «Сравнивать хоровое исполнение Сикстинской капеллы в Риме с этими дивными певцами, - восклицал Г. Берлиоз, - то же, что сравнивать несчастную маленькую труппу пилил третьестепенного итальянского театра с оркестром Парижской консерватории». Алексей Федорович организовал при капелле инструментальные классы, и это его педагогическое начинание сыграло заметную роль в истории развития русской музыкальной культуры и музыкального образования.

Но более всего был знаменит Львов как выдающийся скрипач. «Если в столице России есть еще такие дилетанты (Львов скромно таковым представлялся. - Е. К), писал Р. Шуман, - то иному артисту приходится там скорее учиться, нежели учить… Львов - редкий, исключительный артист. Несомненно, его исполнение может выдержать сравнение с исполнением первых выдающихся артистов. Его музыка так оригинальна, глубока, искренна, своеобразна, свежа, исходит как бы из иных сфер…»

Не было выдающегося иностранного артиста, который, будучи в Петербурге, не стремился бы услышать игру Львова, побывать в его музыкальном салоне. Ради его концертов приезжали из-за границы прославленные исполнители, авторитетные музыканты.

Ф. Мендельсон-Бартольди в письме к И. Мошелесу от 17 июня 1840 г. восторгался Львовым: «Это один из превосходнейших и одухотвореннейших скрипачей, которых мне когда-либо приходилось слышать. Он нас поистине восхитил своим прекрасным исполнением, музыкальными знаниями и образованием». Известный французский композитор А. Адан в своих письмах из Петербурга называет Львова первоклассным скрипачом.

М. И. Глинка, друживший с Алексеем Федоровичем, вспоминал: «Мы с Львовым видались часто; в течение зимы 1837 года иногда приглашал к себе Нестора Кукольника и Брюллова… Он иногда превосходно играл Моцарта и Гайдна… С любовью исполнял, и притом отлично, скрипичные сонаты и квартеты Бетховена…» И еще отмечал, что «нежные звуки милой скрипки Львова врезались в моей памяти». «Выразительность, доходящую до огненной увлекательности» любил в его исполнении А. Н. Серов.

Европейская пресса очень высоко оценивала выступления Львова за границей. Одна немецкая газета писала о нем как о «новом виде пропаганды русских, которые, утвердившись в нашей цивилизации, начали превосходить нас в виртуозности. Львов… разъезжающий по Европе и приводящий в восхищение блеском своей игры на скрипке, принадлежит к перворазрядным художникам. Что касается его сочинения, то оно такое же национальное явление, как и он сам».

В мае 1833 г. Львов исполнил одно из сочинений Бетховена в присутствии прославленного скрипача Верно, которого он весьма чтил. После игры тот кинулся обнимать Алексея Федоровича с возгласами: «Никогда не поверил бы, что любитель, занятый, подобно вам, сколькими делами, мог возвысить свое дарование до такой степени. Вы - настоящий художник! Вы играете на скрипке удивительно, и инструмент у вас великолепный…» (подчеркнуто мною. - Е. К.).

А вот еще несколько суждений современников:

«Львов парит на своей скрипке, как гений звуков в произведениях Моцарта, Гайдна и Бетховена», - сообщали из Москвы, где Львов любил выступать.

«Молодой Львов играет с такой приязненностью, с таким чувством, что кажется водит смычком по сердцу».

«Тон полный, красивый, смычок благородный, мягкий, чистота игры большая…»

«Львов поистине должен считаться одним из лучших художников старой, солидной скрипичной школы по мощности, чистоте и теплоте звуков, которые он вызывает из своей скрипки» (подчеркнуто мною. - Е. К.)-

Словом, почти каждый, слушавший игру Львова, будь то знаменитый скрипач или просто любитель музыки, непременно с восхищением, а то и с трепетным удивлением говорил о его поистине волшебной скрипке. О ней сказки сочинялись, мистическими вымыслами она была окружена. Верили даже, что сверхъестественные ангельские, а быть может, и нечистые силы причастны к ее сотворению: «Дескать, в скрипке заключена душа девушки, некогда любимой Львовым и рано умершей. Да и умерла она, чтоб отдать свое чувство, свое сердце львовской скрипке…» Опоэтизировал легенду поэт И. П. Мятлев в нашумевшем стихотворении «Скрипка». Вот фрагменты его:

Только начал он играть,

Скрипка стала оживать;

То раскатисто зальется

Русской песней, то несется,

Как молитва, в облака,

То как будто бы тоска,

Жалоба унылой девы,

То как ангелов напевы,

Торжество святых духов!…

Весь торжественный, без слов,

Без дыханья, без движенья

Скрипки чудное он пенье

Слушает - и вдруг узнал!

И к груди своей прижал…

Их согласье всех задачит!

Он уныл - и скрипка плачет!

Он восторжен - и она

Вдохновения полна.

Радует, мутит, страдает,

Двери неба отверзает. Что?

Вы скрипки не узнали? Нет!

Так Львова не слыхали!

«Что? Вы скрипки не узнали?» - ту самую, изображенную на картине Олешкевича?! Еще раз запечатленную на литографии Р. Рорбаха «Квартет Львова», сделанной по заказу Алексея Федоровича в 1840 г., но в столь незначительном числе отпечатков, что ныне они - уникальны.

Неспроста Львов желал видеть на полотне скрипку в своих руках. Ведь скрипка эта редчайшая, единственная в своем роде, ибо создана прославленным итальянским мастером брешианской школы Джованни Паоло Маджи-ни. 1580 - 1632 - годы его жизни. Подлинные его произведения, обычно крупного размера и обладающие сильным, несколько суровым звучанием, встречаются чрезвычайно редко. Так, в 1858 г., согласно каталогу Фетиса, во всем мире насчитывалось 20 (!!) скрипок Маджини. Из них семь - в России. Одна из них принадлежала «генералу Львову в С.-Петербурге».

Как драгоценная скрипка оказалась в семье Львовых? Об этом рассказывает Алексей Федорович в своих записках, опубликованных в журнале «Русский архив» за 1884 г. Инструментом владел знаменитый итальянский скрипач Джорновики (Львов пишет его фамилию, как Жарновики. - Е. К.). Он умер в Петербурге в 1804 г. «Некто г-н Байков, которому поручено было продать с публичного торга имущество Джорновики, будучи приятелем отцу моему, продал ему скрипку за 3 тысячи рублей ассигнациями. Скрипка пришла к нам в ящике с вензелем великого артиста…