В конце 1870-х годов Бисмарк мог проводить свои программы с меньшим количеством политических компромиссов. Хотя историки видят что-то из «перехода на другую сторону», его более целенаправленное и активное правление кажется скорее отражающим новую силу правительства после войн с либералами и церковью{533}. Теперь Бисмарк провел антисоциалистический закон, к которому давно стремился, и тот действовал с 1878 по 1890 год. Тем не менее, ему не удалось предотвратить застывания более ровно разделенного парламента в мертвой точке. Как и раньше, или цели канцлера не дотягивали до того, чего хотела оппозиция, или цели оппозиции превышали то, что канцлер считал подходящим или желательным — его критики обвиняли его в сдерживании прогресса, он обвинял их в том, что они хотят убежать вперед. Учитывая требования эпохи, сдерживание Бисмарком новой Германии при помощи старой было лучшим путем удержать вместе разрозненную, проблемную молодую нацию{534}.
Берлинский конгресс
Германская Империя вызывала страхи в Европе, опасающейся немецкой экспансии, в Германии же боялись ударов европейцев. Эхом повторяя мысль Фридриха Великого о том, что немцы всегда «окружены разбойниками», Бисмарк говорил о «кошмарных снах о коалициях»{535}. Как и в годы после Тридцатилетней войны, когда иностранные державы имели юридические права и держали войска внутри Германии, дисциплина и бдительность на внутреннем фронте и за его пределами были жизненно важными для выживания государства. Беспокойство о безопасности страны серьезно сдерживало захват Германией иностранных колоний и завоевание международного престижа — это было озлобляющим самоотречением для гордой новой Империи.
Вскоре после попыток покушения на императора Вильгельма летом 1878 года, страх перед панъевропейским конфликтом привел Австрию, Францию, Великобританию и Россию вместе с Германией на Берлинский конгресс, которым приветствовалось новое положение Германии в мире. Самым важным вопросом, стоявшим перед конгрессом, было успешное наступление России через Болгарию и Оттоманскую Империю, что ставило ее в доминирующее положение на Балканах и давало возможность отправлять боевые корабли через Дарданеллы в колониальный мир. Эти возможности русские получили по Сан-Стефанскому миру в марте 1878 года после поражения Турции. У Австрии, Великобритании и Германии имелось достаточно поводов для беспокойства, чтобы думать о том, чем заняты другие, и каждая страна была нацелена ограничить экспансию России за счет Турции и Австрии. Поскольку ни одна из великих держав не хотела начинать войну за Балканы, созвали конгресс с целью убедить Россию добровольно изменить условия договора. Для ведения сложных дипломатических переговоров великими державами был избран государственный деятель — Бисмарк{536}.
Кроме решения Балканского кризиса, конгресс также созывался для повторения правил, по которым каждое государство-участник будет вести себя по отношению к другим — это, в особенности, касалось новой Германской Империи. Ведущим принципом было: жить самим и дать жить другим. Каждый участник соглашался не наступать на жизненно важные интересы другого, претворяя собственные интересы на мировой арене. Можно брать небольшие куски менее важных земель, но не доводить до формирования коалиций великих держав и последующего панъевропейского безумия. Германию беспокоили два вопроса — Россия, которую Бисмарк сдерживал, дипломатически склоняясь в сторону Великобритании, и старый враг — Франция, чьи союзы с иностранными державами исторически приносили печали Германии{537}.
Благодаря государственной деятельности Бисмарка и соглашениям, независимо достигнутым главными державами, мир был спасен. Германский канцлер покинул конгресс в некоторой степени героем. Позднее, во время его ухода в отставку и после смерти европейское сообщество вспомнит и почтит его успешную дипломатию на этом конгрессе.
Император Вильгельм II
В 1888 году болезненный старший сын Вильгельма I, кронпринц Фридрих Вильгельм, сменил на троне своего отца, как император Фридрих III — но только на девяносто девять дней. В двадцать девять лет старший сын Фридриха, Вильгельм, мать которого была дочерью королевы Виктории, сменил на троне отца, как император Вильгельм II. Политически либерально настроенный, как и его отец, молодой Вильгельм считал себя полностью современным человеком, готовым с головой окунуться в будущее — и прыгнуть через Бисмарка или парламент, если тот или другой заблокируют ему путь. Несмотря на неравенство политического опыта, Бисмарк, которому недавно исполнилось семьдесят три года, оказался более уязвимым. Сомневавшиеся в его политической воле на протяжении 1870-х годов твердые консерваторы теперь считали его ответственным за новую волну анти-юнкерского социалистического движения и усиление католической Центристской партии. Первое прослеживалось до его поддержки всеобщего избирательного права для мужчин, а второе — до его безжалостного преследования «Культуркампф»{538}.
После того, как Вильгельм II стал императором, Бисмарк попытался сделать себя незаменимым, поднимая ложную тревогу — говоря об угрозе грядущего восстания пролетариата и правительственного хаоса, навыки предотвращение которых есть только у него одного. Однако идеализм и неопытность императора делали его бесстрашным перед лицом опасности и робким в навязывании внутренней политики. Эти реакции разоружили Бисмарка. И добавляя оскорбление к обиде, император полностью разделял самоуверенность Бисмарка и его стиль конфронтации{539}.
Полтора года плевков через два поколения закончились уходом Бисмарка в отставку. Великий человек обеспечил свое увольнение путем выступления против законопроекта о защите труда, который поддерживал император. В это время Бисмарк продвигал еще один мстительный собственный законопроект против социал-демократов. Дед Вильгельма, который признал гениальность Бисмарка, мог бы отдать ему свою голову, а теперь же поднявшийся на арену внук требовал голову канцлера{540}. Император приказал Бисмарку отозвать свой законопроект, и канцлер, который недавно понес чувствительное поражение на выборах, понял, что его время прошло. В марте 1890 года он подал прошение об отставке. Вопрос, в формулировке Вильгельма, стоял о том, «будет ли править династия Гогенцоллернов или династия Бисмарков»{541}. Уход Бисмарка не был приятным. Его снисходительное прошение об отставке являлось предупреждением императору о том, куда именно его политика, скорее всего, приведет нацию, — к войне. И этот совет оказался пророческим{542}.
Паладин германского прошлого
Главным недостатком канцлерства Бисмарка была его неспособность искренне поверить в либеральное парламентское правление среднего класса. Он говорил в молодости, когда клеймил бездушных бюрократов и законодателей, и клялся, что никогда не станет таким: «В голове и конечностях [правительства] — раковые опухоли; только живот у него здоров, а законы, которые оно испражняет, — это самое откровенное дерьмо в мире»{543}.
Бисмарк верил, что нация, которой он управляет, имея свои чрезвычайные полномочия канцлера, не может оставаться в безопасности при таком правительстве. Для поддержания национального единства и безопасности среди возможных коалиций германских соперников требовалась авторитарная политика — сообразительная и дисциплинированная монархия и бюрократия{544}. Стремление к такому государству дало ему много врагов. Лишившись должности, он стал уязвимым для их давно лелеемого презрения. На восьмидесятый день рождения в 1895 году парламент отказал ему в ожидаемом поздравительном привететвии. За такое пренебрежение император в дальнейшем извинился после протестов, которые поступили от государственных деятелей по всему миру, помнивших Бисмарка, как сторонника международной стабильности и мира{545}.
