Хельмут Е., пастор, 51 год.

* * *

«Я веду за руку маленького сына Клары. Мы идем в церковь, но двигаемся очень медленно, потому что шнурки на его ботинках то и дело развязываются. Я снова и снова завязываю их – они должны быть завязаны, когда пастор будет его крестить».

Кете Ф., акушерка, 80 лет.

* * *

«Георг протягивает мне красный воздушный шарик, но я отказываюсь его брать».

Аксель Г., мясник, 56 лет.

* * *

«Я – в кафе «Берсерк». Напротив меня за соседним столиком сидит мужчина. Он поглощен чтением воскресного выпуска «Kükenstadt-Anzeiger».

Я вижу передовицу: «В Мильхбурге казнен последний слепец!» Газета перевернута вверх ногами.

Это кажется мне безумно смешным, но засмеяться у меня не получается – такое чувство, будто мой рот плотно набит твердой глиной, которую я не могу ни проглотить, ни выплюнуть».

Элиза Х., секретарша, 29 лет.

* * *

«Я ругаюсь со своей матерью. Укрытая одеялом, она лежит на полу гостиной.

– Вставай! Мы идем кататься на лыжах с Тристаном и Изольдой!

– На лыжах? Но ты же даже плавать не умеешь!

Я начинаю плакать».

Жизель И., повариха, 62 года.

* * *

«В мою гостиную набились все жильцы нашего дома, а на улице перед домом собралась куча народа. С моим радиоприемником что-то не в порядке. Гюнтер, торговец лошадьми, сидит на подоконнике и кричит толпе внизу то, что доносится из приемника – что-то похожее на смесь пения и смеха. Я понимаю, что не всем по нраву то, что они слышат».

Карл «Блитц» И., пенсионер, 73 года.

* * *

«В магазин входит пьяный мужчина и просит меня починить пиджак, который порван у него под мышкой. Я приказываю ему уйти, но он пропускает это мимо ушей и просит меня пришить висящую на одной нитке пуговицу на ширинке его брюк. Я отвечаю, что если он сию же минуту не уберется, я попрошу полицейского вышвырнуть его вон, и тогда мужчина просит принести ему стакан воды.

Когда я собираюсь обойти пьянчугу, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, то замечаю в его глазах игривый огонек. Мгновение я колеблюсь и затем говорю: «Конечно-конечно, господин, в Кюкенштадте мы не отказываем в глотке воды тем, кого мучает жажда».

Однако в подсобке я обнаруживаю, что водопровода там больше нет и все стаканы и чашки куда-то исчезли. Я кричу мужчине, что мне нужно вымыть стакан, прошу его немного подождать, после чего бесшумно выскальзываю через заднюю дверь и стучусь к парикмахеру, но тот печально сообщает, что у него вода тоже кончилась и что все чаши для бритвенной пены разбились.

Та же история повторяется везде, куда бы я ни подалась: кондитер в отчаянии – у него нет ни воды, ни мерок, а в кафе вообще чрезвычайное положение – клиенты выпили всю воду и разворовали все чашки и стаканы.

Я перехожу из дома в дом, с улицы на улицу, выбираюсь за город, иду через поля и луга, пока не упираюсь в густой лес, и тогда наконец сдаюсь.

В этот же момент рядом со мной возникает низенькая избушка, которой раньше там не было. Я думаю, что, раз даже в лучших домах страны не нашлось ни капли воды, ни посуды для питья, безнадежно искать это у обитателей столь бедных жилищ. Но тут в дверях избушки появляется седобородый старец, тычет в мою сторону ржавой поварешкой и спрашивает: «Что ты готова отдать за старую поварешку?» И я отвечаю: «Мою душу!»

Он протягивает мне поварешку и спрашивает: «Дуб или виноградная лоза?» Я, полагая, что он имеет в виду рукоятку, отвечаю: «Дуб». Улыбнувшись мне, старик тянется к ветке дуба, что растет за избушкой, а крону раскинул над ее крышей, срывает листик, укладывает его на свою ладонь и сжимает в кулаке. Сквозь его пальцы начинает сочиться кристально чистый сок, который до краев наполняет поварешку.

Я хочу поблагодарить старика, но вдруг оказываюсь там, где началось мое путешествие, и слышу, как в зале магазина прокашливается пьянчуга. Ступая очень осторожно, чтобы не пролить ни капли дубовой воды, я выхожу к пьянчуге и, извинившись, что ничего другого под напиток не нашлось, протягиваю ему поварешку. Тот отвечает: «Моя жажда благодарит тебя за тот эликсир жизни, который она видит в этой благородной чаше». Взявшись за посудину обеими руками, он залпом опустошает ее и по-мужски выдыхает. Затем задумчиво произносит: «Дуб или виноградная лоза?»

У меня перехватывает дыхание: передо мной в одном лице стоит отшельник, продавший мне поварешку, и сам Фюрер в одном из его многочисленных обличий, которыми он пользуется, когда путешествует по стране, заботясь о своих подданных. И я знаю, что не продала ему свою душу – она уже давно ему принадлежит».

Ильзе К., торговка тканями, 52 года.

* * *

«Фройляйн Р. велела мне зайти к ней после занятий. Я жду ее в коридоре возле классной комнаты. Она просит меня войти.

Фройляйн Р. стоит у доски с классным журналом в руках и наблюдает за белой кошкой. Кошка лежит на столе на открытом атласе и котится черными котятами на Атлантический океан. Котята выскальзывают из нее, как по конвейерной ленте, и отвечают жалким писком, когда фройляйн Р. зачитывает имена моих одноклассников. Я с ужасом жду, когда очередь дойдет до меня».

Генрих Л., 13 лет.

* * *

«Мы играем в индейцев: я, мой брат Томас и наш друг Герман из соседнего дома. Томас – индеец, он прячется от нас. Мы находим его в бойлерной и связываем. Томас быстро освобождается от пут, но вместо того, чтобы продолжить играть и выбрать, кто из нас будет вместе с ним ковбоем, он открывает бойлер, снимает с себя всю одежду и бросает ее в огонь».

Клаус М., учитель музыки, 39 лет.

* * *

«Я бегу по гребню крыши, скатываюсь на полусогнутых ногах вниз и останавливаюсь на самой кромке. Я здесь не один, в нескольких метрах от меня вперевалку что-то движется. Сначала мне кажется, что это какое-то панцирное животное, крот или огромный еж, но, когда я подхожу поближе, оказывается, что это один из Россумских универсальных роботов. Он размером с новорожденного ребенка и карабкается вверх по крыше.

Я решаю догнать его, чтобы узнать, умеет ли он говорить. Когда робот переваливается через гребень и с жутким грохотом катится вниз с другой стороны, до меня долетают женские голоса.

Спрятавшись за одним из дымоходов, я осторожно выглядываю из-за него.

Внизу, у края крыши, стоят мать с дочерью из соседнего дома. Они смеются над роботом, что лежит в водосточном желобе на спине – беспомощный, как букашка. Мне хочется прикрикнуть на них, но я не могу вспомнить, как их зовут, а без этого, мне кажется, я ничего не могу сделать.

Я наблюдаю за матерью и дочерью: когда они вдоволь насмеялись, дочь носком туфли переворачивает робота на ноги, а мать задирает до середины бедра подол своего платья. Робот начинает карабкаться вверх по ее ноге».

Эрик Н., трубочист, 31 год.

* * *

«Старуха натравливает на меня барана, петуха и лошадь. Я бегу от них во весь дух».

Хенкель О., историк, 97 лет.

* * *

«Я – на заднем сиденье несущегося с огромной скоростью автомобиля. Впереди сидят мужчина в черном и Сара Леандер. Мне кажется, что у нее на шее красная бархотка. Мужчина поворачивается к Саре, и в салоне становится нестерпимо жарко, когда он произносит: «Я сейчас заторможу!»

Голова женщины срывается с плеч и падает мне на колени».

Ханна П., школьница, 16 лет.

* * *

«Домашний питомец моей бабушки – тигрица.