– Вряд ли есть большая разница в том, как выхаживать иерусалимский артишок или тебя!

Мари-Софи поспешила усадить бедолагу в постели, подоткнула со всех сторон подушками, поставила поднос ему на колени и вложила в безжизненно разжатые ладони вилку и нож.

– Тут весь фокус в том, чтобы растение полить и оставить в покое, потому как ни один цветок не станет ни расти, ни крепнуть, если на него без конца пялиться. Поэтому я поставлю стул здесь, у двери, сяду к тебе спиной, и посмотрим, съешь ли ты хоть что-нибудь.

Взяв от письменного стола стул, она устроилась на нем, как сказала.

– А пока ты будешь есть, я расскажу тебе историю об одной странной старухе. Думаю, тебе будет полезно послушать о чудá́чке вроде тебя самого, да к тому же я сама уже давненько не слышала этой истории, а она мне кажется очень забавной. Старуха эта жила в лесу, который охранял мой прадедушка – он служил лесником, – и она, как и ты, не любила есть при других. Как тебе такая история?

Ответом ей было урчание в животе бедолаги.

СТАРУХА И КАЙЗЕР Когда-то в самой чаще леса, в своей избушке, жила старуха. Она была затворницей и не водила дружбу с жителями окрестных деревень и ферм, только каждую субботу приходила на рынок с грибами и кореньями, а также мазями и отварами, которые готовила сама из лесных трав. И лишь то отличало старуху от других диковинных птиц (а их в округе было немало, и жили они там спокойно со всеми своими причудами), что она ни за что не садилась за еду с другими торговцами в конце рабочего дня, зато никогда не стеснялась справлять нужду у всех на глазах, а особенно в то время, когда все обедали.

Причина подобного поведения, а также того, что никто не обращал внимания на столь дурные манеры, заключалась вовсе не в том, что старуха стеснялась других, следовала особым запретам на застолья или была ведьмой, как думали про нее местные дети, нет, причиной всего этого было то, что когда-то она вкушала пищу с самим кайзером. И тут дело ясное: человек, отобедавший за одним столом с кайзером, становится выше общепринятых правил этикета.

Они повстречались, когда старуха была молодой девушкой, а кайзер – простым принцем. Будущий венценосец охотился со своей свитой на дроздов, когда заметил, как в густой подлесок шмыгнула лиса. Принц сразу понял, что это был не простой зверь, нет, это была золотая лисица, которую видели в лесу с тех давних времен, о которых помнили лишь самые древние старики. Поймать ее было заветной мечтой каждого охотника, но, так как она была невероятно хитра и изобретательна, ей всегда удавалось улизнуть от их пуль и стрел. Охотник был не охотник, если у него не имелось своей истории о встрече с невиданным зверем, о том, как он уже было ухватился за этот ее золотой хвост и как она верткой змеей выскользнула у него из рук. В доказательство правдивости рассказчик поднимал вверх два пальца, чтобы продемонстрировать своим слушателям приставшую к подушечкам блестящую пыль, и тогда те, что имели занудный обычай переиначивать все пословицы, говорили: «Лисе цену узнаешь, как потеряешь!»

Одним словом, золотая лисица была для многих недосягаемой мечтой, и юного принца охватило неистовое желание поймать ее. Он крикнул своим спутникам, но те были так увлечены стрельбой по дроздам, что не услышали его и не заметили, как он, пришпорив арабского скакуна, бросился за зверьком.

Погоня продолжалась по всему лесу – вдоль его и поперек. Золотая лисица неслась по лесным ложбинам, сквозь кустарник, подныривала под корни деревьев, перепрыгивала через ручьи. Принц упивался ловкостью своего жеребца, с азартом преследуя добычу. Ему очень хотелось поймать лисицу живой, чтобы преподнести ее в подарок отцу и тем самым смягчить его гнев. Они с отцом повздорили из-за отношений принца с женщинами, или, вернее сказать, из-за отсутствия у принца аппетита к адамову ребру. Это обстоятельство стало настолько известным в мире, что другие правители на высочайших собраниях без конца подтрунивали над кайзером.

А лиса мало-помалу завлекала своих преследователей все глубже в лес – дальше, чем они когда-либо заходили, и принцу пришлось жестко погонять своего любимца, когда заросли крапивы стали такими густыми, что жеребец с трудом находил опору для копыта.

Наконец золотая рыжуха выдохлась, и принцу удалось загнать ее в угол на полянке, окаймленной густопереплетенными зарослями. Осадив коня, он развернул его боком, отрезав лисе путь. Так приближался он к ней с великой осторожностью, а она, припав почти к самому дерну, подозрительно мерила взглядом человека, который подошел к ней ближе, чем кто-либо другой. Этот взгляд, пылавший ненавистью, овладел мыслями принца, и ему на мгновение показалось, что он столкнулся с тайной, бесконечно большей, чем обычная плутовка, чья хитрость сделала ее легендой среди деревенских увальней.

Вдалеке громыхнул раскат грома, и жеребец под всадником заволновался. Чтобы сдержать его, принц натянул поводья, а когда снова взглянул на лису, она, казалось, исчезала у него на глазах:

золотая шубка утратила свой блеск, и зверек медленно растворился, просочившись сквозь землю. Не веря собственным глазам, принц потер их и потряс головой: на полянке не было никакой лисицы, а вместо нее на траве лежали две белоснежные жемчужины.

Принц с досады скрипнул зубами, но решил, что лучше вернуться в Осенний дворец с двумя жемчужинами, чем с пустыми руками. Он спешился, привязал коня к низкой ветке и направился вглубь полянки. Но не успел он наклониться за жемчугом, как над лесом сверкнула молния, отразившись на острых, как иглы, страшных клыках лисицы – прямо у его пальцев. Принц поспешно отдернул руку, а лиса, теперь уже черная как смоль, поднялась на задние лапы и прошипела: «Несчастный человек, ты еще вспомнишь, как неразумный зверь сыграл с тобой шутку!» И с этими словами она метнулась стрелой мимо принца, между конских ног – и прочь с поляны.

Обезумев от страха, скакун встал на дыбы, принц бросился к нему, пытаясь осадить, но жеребец сорвался с привязи и сбил своего хозяина наземь.

Когда принц пришел в себя, он уже был не на поляне, а лежал в бедной, но опрятной кровати. В воздухе витал аппетитный аромат сдобренного пряностями супа, из соседней комнаты доносилось тихое женское пение. Откинув искусно расшитое лоскутное одеяло, которым укрыл его благодетель, принц со стоном поднялся на ноги и прихрамывая подошел к окну. После падения у него ныло во всем теле, а лоб горел так, как будто к нему прилепили кусок раскаленного угля.

В залитом дождем оконном стекле принца встретило жалкое зрелище: лицо было покрыто синяками и ссадинами и увенчано пестрой тряпкой для нюхательного табака. Под тряпкой, у самых корней волос, несколько плотных листьев прижимали к его лбу кусочек угля. «Я выгляжу, как карикатура на Данте, – буркнул принц, а он был известен своим интересом к литературе и изобразительным искусствам, и добавил: – И у меня абсолютно голая задница».

Оглядевшись в поисках своей одежды и нигде ее не увидев, он решил снова улечься в постель. Когда он уже карабкался на кровать, выставив кверху свой розовый августейший зад, в комнату вошла молодая девушка. Она не засмеялась, она была красивой, она была его спасительницей и держала в руках поднос с ломтем хлеба и миской горячего ароматного супа.

Пока принц угощался супом, девушка поведала ему, что, когда разразилась гроза, она собирала в лесу свои травы и, припустив от дождя во весь дух, едва не угодила под копыта жеребца, исполнявшего на тропинке пляску святого Витта. Вскоре после этого она наткнулась на израненного мужчину, что лежал без сознания у самой кромки болота, которое проглотило немало хороших парней. Этим мужчиной у болота как раз и был принц. Конечно, она не могла оставить его там лежать в такую ужасную погоду и притащила его сюда, к себе домой. Поэтому он и сидит сейчас здесь и ест суп. Кстати, как суп-то, вкусный?

Принц был вынужден признать, что суп был сущее объеденье.