– Про Вано не знаю, а вот Резо искала Наринэ. Я сам видел, как она его звала. Вот, слышишь? Опять…

На этот раз и Пето поспорил бы на деньги, что Наринэ Арменовна кричала – надрывисто, горько, болезненно. Толпа расступилась там, откуда раздался стон, и друзья потеряли дар речи, когда осознали, чтó стало истинной причиной этих криков.

– Наринэ, – всё повторял без умолку Резо, укачивая жену перед её последним вечным сном. – Моя Наринэ!..

Никто не мог сказать точно, как именно убитый горем супруг появился здесь, – они этого не увидели. Но судьба не сжалилась над ними повторно, и теперь они наблюдали за запылённым и убитым горем Резо во всей красе. Он рухнул перед женой на колени, не сдерживая рыданий, пока она с трудом дышала. Андрей зажмурился, когда Наринэ подняла руку, провела окровавленной ладонью по щеке мужа и, произнеся своё последнее «Прощай!», испустила дух.

***

Дождило, когда Георгий Шакроевич и Тина вернулись в Сакартвело. Нино и Саломея, а вместе с ними и Константин Сосоевич с сыновьями повскакивали со своих мест и ужаснулись, заметив, как невесел был старый князь. Разгорячённый, нервный, без своей привычной трости и с разодранным рукавом, он казался грешником, чудом спавшимся из пламени ада, а средняя дочь – ангелом, освещавшим ему путь.

– Вано, – неустанно твердил Георгий, пока дочери хлопотали вокруг него. Догадливый Шалико протянул ему стакан с водой, и князь осушил его двумя или тремя глотками. – Где мой сын?

– Ни его, ни моего мужа мы не видели с утра, – взволнованно ответила Саломея, но никто не сомневался, что беспокойство у неё вызывала только судьба брата. – Они уехали на рассвете, никому ничего не сказав.

Почтенный горец сокрушённо прикрыл веки. Именно этого он и боялся!

– Надеюсь, они не пострадали. Волнуюсь я за Вано, волнуюсь!

Константин Сосоевич опустился рядом и терпеливо выслушал всё, что терзало и мучило друга. Молодёжь, ни на шаг не отходившая от своих стариков, разделилась на два лагеря – Давид неотрывно смотрел на Саломе, а Шалико всё время переглядывался с Нино, пока Георгий рассказывал о речи императорского посланника и о том, как её постыдно сорвали националисты. Тина побежала в кабинет отца за коньяком, когда поняла, что стаканом воды расшатанные нервы не поправить, и пропустила самую ужасную часть – про кровавую перестрелку и панику, которые и вызвали больше всего жертв.

– Так дело не решается, – замотал головой отчаянный патриот, смотря в одну точку. Мысли его путались. – Любить Родину можно и нужно, но какой в этой любви толк, если она приводит только к смертям и беспорядку?

Константин глубокомысленно похлопал товарища по спине и вздохнул, будто глубокий старик, сам дошедший до этой истины.

– Раньше ты бы тоже станцевал в их рядах, не так ли? – пожурил он приятеля. – Да что уж там! В их годы и я бы не устоял!..

– С Вано Георгиевичем всё будет хорошо. Вот увидите!.. – подбодрил отцов Давид, хотя Нино и Шалико, которые знали о политических пристрастиях молодого князя больше, чем следовало бы, не могли с этим согласиться. – Наверняка они с Пето Гочаевичем, как обычно, заглянули в «Ахтамар» и потеряли счёт времени.

– Я принесла! – спохватилась Тина, спешившая со всех ног со второго этажа. – Только закусывайте, папенька, закусывайте!..

Георгий так и сделал, и пожевал лимон после того, как от души отхлебнул. Константин Сосоевич и себе попросил налить, и, пока сестра разливала спиртное по стаканам, Нино откровенно на неё засматривалась.

– А ты где была? – спросила она даико, которая заметно напряглась от этого вопроса. – Ходила с papa смотреть на выступление Вячеслава Константиновича? Неужели тебе интересна политика?

– Нино! – многозначительно шикнула Саломе, когда Тина не сразу нашлась с ответом. Даже старый князь нахмурил лоб и отложил стакан, но все эти недомолвки только усилили любопытство младшей княжны.

– В церковь Святого Креста ходила, – покряхтел papa, поднимаясь. Лицо его всё ещё казалось мрачнее тучи. – Я заехал за ней по дороге с демонстрации. Хотя это, признаюсь, непросто! Весь город сейчас охвачен паникой.

Средняя дочь без промедления взяла отца под руку и, отодвинув кое-какую мебель, чтобы та не загораживала им путь, помогла ему подняться наверх, в спальню. Перед этим он, конечно же, извинился перед всеми Циклаури за такой холодный приём, но те, к счастью, проявили известную чуткость, за которую Георгий так ценил всю семью, и решили откланяться.

– Ну, нам, в таком случае, лучше уехать, – озвучил свои мысли Константин Сосоевич, когда Георгий и Тина окончательно исчезли на лестнице. – Отправьте нам весточку, как только Вано Георгиевич и ваш зять появятся.

– Быть может, вы останетесь ещё ненадолго? – вежливо, почти непроницаемо улыбнулась Саломе, и никто бы не заподозрил её в задних мыслях. А уж такой доверчивый человек, как Константин Сосоевич, – и подавно! – Мы прикажем заварить вам кофе, принести нарды. Отец очень переживает из-за моего брата, а вы хоть сможете его отвлечь!..

Старый князь Циклаури довольно быстро позволил себя уговорить – да и как тут воспротивишься, когда красавица Саломея пустила в ход своё непревзойдённое, королевское очарование? – и сделал Давиду жест, чтобы тот следовал за ним.

– Коль вы проведёте нас в кабинет отца, ваше благородие, – поклонился Константин, – то мы с удовольствием изопьём вашего кофе.

Старшая дочь хозяина сделала реверанс и, подобрав юбки, направилась к лестнице своей гордой, лебединой походкой. Давид, перехвативший быстрый, но лукавый взгляд Саломе, безошибочно раскусил её. Сколько бесстыдного огня, сколько скрытого томления сквозило в этом взгляде! Но перед отцом он ничем себя не выдал и даже сделался крайне почтительным и отстранённым, пока они вместе поднимались по лестнице.

Через несколько минут гостиная почти опустела, и в ней остались только младшие князья, о которых все позабыли за своими переживаниями. Но вот беда! Они-то как раз ничего не упускали из виду.

– Мне это не нравится, – подвела черту Нино.

– Что именно? – не остался в долгу Шалико и недобро усмехнулся. – Все без исключения ведут себя подозрительно. С кого бы начать?

– Саломея и Давид так странно друг на друга смотрели, – вслух рассуждала княжна. – Но не в них сейчас главная проблема. Нужно придумать, что делать с Тиной!..

– С Тиной? – бесцветно спросил юный князь, а его вялость и безжизненность даже напугала милую подругу. Что заставило его так перемениться? Неужели её наблюдения за его братом оказались такими болезненными?

– Ну да, – закивала она быстро, после чего взяла его за руку и доверительно посмотрела в глаза. – Шалико… если тебя что-то гложет – расскажи. Вдруг я смогу помочь?

Он неожиданно просиял, и она расплылась в счастливой улыбке вслед за ним. И как это только работало? Когда ему становилось грустно, и у неё всё валилось из рук, пусть видимых причин для этого и не имелось. А когда он получал, скажем, высший балл за какой-нибудь срез по арифметике, о котором сразу же извещал её из Тифлиса письмом, Нино носилась по дому, радостная, весь остаток дня, будто сама стала на шаг ближе к своей мечте. Ах!.. И за что она родилась женщиной, да ещё и на Кавказе? Если бы не эта обидная превратность судьбы, она бы давно уговорила отца отправить её учиться живописи в Италию, или же стала бы балериной в Мариинском театре – ведь она так любила танцы!.. Ну, или ещё что-нибудь придумала бы, с её-то неуёмной жаждой жизни, бьющей ключом энергией! Впрочем, мысль о карьере художницы до сих пор не давала ей покоя, но, коль пока у неё не было для этого возможности, Нино целиком и полностью жила его мечтами, его целями, искренне радовалась достижениям и огорчалась неудачам. Наверняка и он бы радовался и огорчался точно так же, будь у неё свои достижения и неудачи. Разве могло быть иначе?

– Всё хорошо, – промолвил он, смеясь, когда всё-таки пришёл в себя. – Ты что-то хочешь мне сказать? По глазам же вижу.